10. Гости

Гости начали собираться к семи часам вечера. Сева вообще-то просил на шесть, но все опоздали, и это было к лучшему – и к семи еле успели подготовиться.

Первым появился Игорь. Его старенькая «шкода», скрипнув колёсами по гравию, подъехала к самой изгороди, на мгновение осветив фарами хилую лиственницу и под ней накрытый скатертью стол. Седой широкоплечий мужчина вышел из машины и подал руку спутнице. Выспавшийся и на время забывший дневные неприятности Сева подскочил к ним.

– Привет, Игорь! – заулыбался. – Как дела? Рад видеть! Устроился на работу? Какая интересная дама с тобой!

– Жена, – хмуро ответил Игорь.

– Жена? Очень рад, а я Севастьян, – вытянувшись и пытаясь стать выше ростом, официально представился Сева. Хотел небрежно поклониться, но раздумал. С его маленьким ростом это было бы смешно.

– Вера, – неожиданно глубоким грудным голосом, в котором Севе послышался сдерживаемый смех, ответила молодая женщина. Гибкая, дразнящая, она была одета не в обычные джинсы и блузку, а в открытое длинное платье, сильно обнажающее плечи. С любопытством оглядывая двор, Вера прошла вслед за мужем, но не села вместе с ним за стол, а направилась в кухню, где трудилась Мария.

– А меня Вера зовут, – дружелюбно сказала своим глубоким голосом.

– Мария, – Мария вытерла тыльной стороной руки лоб.

– Давайте помогу.

– Можно на ты.

– Конечно! – Верин смех прорвался наружу. – Мария, отнести что-нибудь?

Мария подала тарелку с оливье:

– Если не трудно.

– Не трудно, – Вера с готовностью взяла блюдо в руки и понесла к мужчинам. Обратно к Марии она уже не вернулась.

Следующий гость, Георгий, приехал на такси. Большой, кряжистый, с крупным лицом, мясистым носом и глубоко утопленными колючими, всё замечающими глазами, он несколько мгновений постоял у калитки, зачем-то качнул её, кивнул на приветствия, шагнул внутрь и пробасил:

– Добрым людям добрый вечер!

– Это кто? – с любопытством спросила Вера.

– Художник, – подняв голову, гордо объяснил возившийся с костром, Сева. – Между прочим, очень известный. Я к нему забегаю, когда в городе.

Он, чиркая спичками и вполголоса ругаясь, поджигал скомканную русскую непритязательную газету «Факел», изо всех сил махал пластиковой лопаткой, но угли никак не хотели заниматься, и искры от быстро сгорающей газеты летели во все стороны. Игорь и Вера равнодушно наблюдали за ним.

Георгий, пройдя тяжёлыми шагами, остановился около старающегося Севы, прищуренным взглядом поймал изогнутый ствол старого дерева, молча сидящих за столом Игоря и Веру, весь многоэтажный дом над ними со светящимися окнами, искры костра и довольно хмыкнул:

– Картинка, однако. Дай! – протянул руку к Севе.

Сева отдал лопатку.

– И спички, – распорядился тяжёлым басом, – не умеешь ты.

Повелительные интонации звучали у Георгия настолько естественно, что противиться было странно. Георгий присел, и через мгновение между его крупных ладоней затрепетал огонёк, но не потух, как у Севы, а остался, понемногу развиваясь, вначале нехотя, а потом всё сильнее вгрызаясь в уголь.

Пока Георгий зажигал костёр, появилась ещё одна пара. Машина у них не в пример Игоревой была солидная – кофейного цвета новенькая «мазда». Из «мазды» вышел небольшой, чуть выше Севы, человечек с весёлыми круглыми глазами и с ним худенькая темноволосая женщина с двумя по-детски трогательными косичками и диссонансом к косичкам и изящности внушительной, бросающейся в глаза грудью. Быстрым взглядом она скользнула по оживлённому Севе, расставлявшему тарелки, чуть нахмурилась, оценивая Веру. Тут, как медведь, поднялся во весь рост Георгий, и она восхищённо задержала на нём взгляд.

Человечек же вытащил из багажника «мазды» несколько пакетов, тяжёлую на вид кастрюлю, затем ребристую высокую бутылку, оказавшуюся впоследствии хорошим виски, и добродушно затараторил:

– Я так понял, мы вовремя, а то Ира меня шпыняла – опоздаем, опоздаем! Ничего и не опоздали… Ира, видишь, всё нормально. Кстати, у меня был друг, так он когда опаздывал, всегда объяснял: «Я не опаздываю, я задерживаюсь», вот что значит правильно расставить акценты! А мы ведь даже и не задержались. Машине что, она железная, главное – из дома вовремя выйти, так мы вышли. О, Игорь, какими судьбами? Давно тебя не видел! Стиралка наша благодаря тебе работает, как автомат! А это твоя жена? Вера? Очень рад!

Человечек, не в силах сдержать энергию, подбежал к костру.

– Уже горит? – спросил утвердительно у Георгия.

– Горит.

– Ну и правильно! А я Константин.

– Георгий.

– Знаменитый художник! – гордясь гостем, опять сказал Сева. – Мы ещё с России знакомы.

– Да будет…

Но Константин заинтересовался:

– Надо же! А фамилия как?

– Берман.

– Круто! – Константин восхищённо присвистнул. – Сам Берман! Это ведь ваша выставка была в театре?

– Моя.

– Преклоняюсь, просто преклоняюсь! Ирочка, представляешь, тут сам Георгий Берман!

Его жена, стоявшая в стороне, растерянно посмотрела на художника.

– Ирочка, кстати, куда я дел кастрюлю?

– Сейчас, Костя.

Ирина выступила из темноты, принесла кастрюлю, встала около костра. Малиновые угли со всполохами пламени осветили её серые брючки со стрелочками, полную грудь, пашминовую шаль на плечах, лицо.

– Ну, – Константин бодро засучил рукава и, согнувшись, принялся тереть луком решётку шашлычницы, – сейчас начнём…

– Уже начали… – с едва заметной усмешкой обронил Георгий.

– И без нас! – послышалось от калитки.

Это пришёл последний гость Алекс Кармин – черноволосый, усатый, ловкий. Элегантно пропустил вперёд рыжеволосую, совсем юную, полненькую девушку.

– Знакомьтесь, моя Рахелька! – весело представил.

Рахелька хихикнула:

– Ну, Саш! Сева и Маша меня знают…

– А я говорю – знакомьтесь! – рявкнул Алекс и, подняв ко лбу ладонь, картинно вгляделся. – Так, я смотрю, знаменитый мастер по стиралкам тоже с нами! Игорь, а что это за интересная дама с тобой?

– Жена, – всунулся Сева.

– А зовут?

– Вера.

– Вера… жена… Милая Вера, я ужасно ошибся! Вы не просто интересная, вы красивая женщина!

– Я знаю, – лениво ответила Вера.

– Ого, да тут комплименты раздают! – не вытерпела рыжая Рахелька.

– Рахелечка, успокойся, – Алекс укоризненно поцокал языком и весело объяснил: – Любит Рахелька меня, вот и ревнует…

– Глупости! – немедленно выпалила Рахелька. – Сева, а где Маша?

– В кухне.

– Пойду поздороваюсь.

Вприпрыжку, как девочка, помчалась и, перед тем как войти в дом, услышала за спиной:

– Вера, но какой голос! Я просто очарован. Игорь, признаюсь, ты отхватил небесную красавицу! Где? Расскажи где! В каких трёхкомнатных квартирах такие водятся?

И ответ Игоря:

– В моих квартирах.

Рахелька от злости прикусила губу.

– Маша!

– Да тут я, тут…

– Маша, как дела?!

– Ничего! – радушно улыбаясь, ответила хозяйка. – Посидишь? – смела крошки с табурета.

В кухне было душно. На плите кипела вода, в которой варились три свеклы, и красноватая пена выплёскивалась наружу, прорежая синеватое газовое пламя. Около мойки на полу стоял большой полиэтиленовый мешок, доверху наполненный мусором.

– Как твой Сева?

– Опять уволили, – Мария внимательно посмотрела на Рахельку. – Почему такая вздёрнутая?

– Что это за Вера?! – трагическим шёпотом спросила Рахелька.

– Первый раз вижу.

– Мерзкая!

– Может быть… А что случилось?

– Ничего! Просто… Просто Сашка её чуть не облизывает! Ну я с ним дома поговорю!

– Поговори, – иронически отозвалась Мария. Излишне резко двинулась к плите и охнула. – Нога!

– Ой, Машенька! – вскочила Рахелька. – Обопрись на меня, обопрись!

– Рахелька, лучше пододвинь стул, – Мария тяжело села.

Какое-то время подруги молчали, а потом Рахелька вдруг обижено выпалила:

– Вот ты моего Сашу не любишь, а у самой с Севой не меньше проблем!

Мария удивлённо взглянула.

– Да, да, – не в силах остановиться продолжила Рахелька. – Мой Саша просто весёлый, а твой Сева и не работает, и тебя обижает, и вообще… – замолчала.

– Я больше не буду высказывать своё мнение, – сухо сказала Мария.

Она сидела, неестественно выпрямившись, опираясь обеими руками на трость, и смотрела в одну, только ей известную точку на стене. Рахельке стало стыдно и, спохватившись, она торопливо начала оправдываться:

– Машенька, не обижайся, я сегодня сама не своя. Сорвалась…

Вода из кастрюли на плите начала выплёскиваться сильней, Мария было поднялась, но Рахелька, вскочив, уменьшила огонь.

– Машенька, чем тебе ещё помочь?

Мария более глухим, чем обычно, голосом ответила:

– Ничем.

– Машенька, но ты на меня не обижаешься?

– Не обижаюсь.

– Точно?

– Точно.

Рахелька подошла к открытому дверному проёму и выглянула наружу.

– Сидят… Маша, я пойду? Салаты взять?

– Возьми.

– Ты на меня не обижаешься?

– О, Господи! Рахелька, иди уже!

Как только Рахелька показалась из двери, Алекс закричал:

– Рахелечка, ты где? Мы без тебя соскучились!

Рахелька убыстрила шаг. Алекс, подскочив к ней, чмокнул полную белую руку:

– Прелесть моя! Просто прелесть!

Вера неожиданно засмеялась.

Потянуло острым дразнящим запахом жареного мяса. Сева принялся носить салаты. Константин открыл свою ребристую важную бутылку.

– Костя! – расширил глаза Алекс. – Это действительно оно?

– Оно, – дружелюбно ответил Костя.

– Что, мужики, пора? – подскочил весёлый Сева.

– Конечно, пора! Куда наливать? Стаканы? – Алекс предвкушающе потёр ладони. – Сева, как ты знаешь, я не пью, но когда доходит дело до конкретики…

– Когда доходит дело до конкретики, даже я пью, – пророкотал Георгий.

Сева подобострастно засмеялся.

– Марусечка! – закричал. – Где ты, милая?

Мария в нарядном платье, скрадывающем её полноту, вышла из дома. Опираясь на трость и удерживая в другой руке ещё одно блюдо, направилась к гостям. К ней смешно подбежал тщедушный Костя, что-то укоризненно говоря, отобрал тарелку – помог.

– За именинника! – возвестил Алекс.

Сева сиял.

– Марусечка? – подмигнул.

Мария подняла бокал. Все потянулись к ней, чокаясь. Потом некоторое время ничего не было слышно – гости увлеклись едой. Мария из-за утренней обиды расстаралась вовсю – на столе были и оливье, и винегрет, и какой-то необычный рыбный салат с ананасами. Сева из окна спальни протянул удлинитель, перебросил его через ветку сосны, и лампочка, покачиваясь от дуновений начавшегося ветерка и бросая тени, освещала склонённые головы и заставленный тарелками стол.

Маленькая Ира со своими смешными косичками, сидя между Георгием и мужем, вполголоса спросила:

– Георгий, а где вы учились?

– У Климовича, – неспешно прогудел Георгий, – интересный такой был старикан, жестокий. По анатомии гонял. До сих пор мышцы помню – пронатор, супинатор… Чтобы рисовать обнажённую натуру, надо не только чувствовать начинающееся движение, но и знать фактуру. На самом деле очень сложные и тонкие вещи!

– И вы знаете? – спросила Ирина, по-девчоночьи закручивая косичку на палец.

Георгий поперхнулся. Посмотрел внимательно. В неверном свете глаза сидящей рядом маленькой женщины выглядели огромными.

– Уж знает, Ирочка, знает, – затараторил Костя. – Гоша… Георгий, вы разрешите вас так называть? Так вот, я читал – Пикассо, не отрывая карандаша, рисовал одной непрерывной линией, и как выходило! Все ахали!

– Пикассо – это Пикассо.

– Это кто там рисовал? – всё ещё сердитая, спросила рыжая Рахелька. Она, опустив голову, царапала кончиком вилки по столу.

– Конечно, я! – не пропустил Алекс.

– Саша, я серьёзно!

– Так вы, Алекс, тоже художник? – внезапно разлился грудной смех Веры. – И кого рисуете?

– Женщин… – в тон Вере хохотнул Алекс. – Вон Рахельку нарисовал.

– Надеюсь, это не первый ваш рисунок?

– Ну вы скажете!

– А вот ответьте, господин художник: вашу Рахельку было трудно рисовать? Или легко?

– Чего? – растерялась Рахелька. – Не поняла? Саша?! – от повторной обиды юная девушка была уже готова расплакаться.

– Всё хорошо, милая…

– Может, хватит? – зло сорвался Игорь.

Алекс и Вера обменялись взглядами.

– Сегодня попал в ситуацию, – возвестил Сева.

– Что-что?

– Да так… Одному типу хотел в глаз дать… Нахамил он мне. Я вообще резкий. На самом деле их двое было.

– Двое… – с неопределённой интонацией произнёс Костя.

– Ты что, не веришь?!

– Верю, – Костя примирительно поднял руки. – Они, конечно, убежали?

– Выпьем? – примирительно прогудел Георгий. – Убежали и убежали, что говорить.

– Да-да, – торопливо поддержала Ира. – Георгий, а где у вас мастерская?

– На Яффо. Приходите, – Георгий тяжело повернулся к ней.

– Придём, придём! – радостно зачастил Константин. – Теперь не отвертитесь! И подарок принесём, и посидим. Эх, люблю запах краски! Ириш, ну почему я не художник?

Георгий неопределённо хмыкнул.

– А нас с Рахелечкой ты не приглашаешь? – вмешался Алекс.

– Приходите и вы.

– Мне тоже интересно, – своим чарующим голосом сказала Вера, – я у художников давно не была.

– Кстати, и я рисую! – заявил Сева. Он совсем опьянел. – Одному недавно так морду разрисовал.

– Сева! – ужаснулась Мария.

– Что Сева?

– Прекрати…

– Ты смеешь меня останавливать? Хотя… – Сева, пошатываясь, встал. – У меня тост: за прекрасных дам!

– Очень оригинально…

– Да, оригинально! – Сева икнул. – Кто-то против?

Прошёл ещё час. Угли не только припорошило сизым, но кое-где уже возвратился их первоначальный чёрный цвет. На решётке лежали последние, никому не нужные, пережаренные крылья, виски и вино были выпиты. Мария, сославшись на головную боль, ушла в дом, Сева спал, положив голову на руки. Вера курила. Алекс, успокаивая, ласково обнимал свою Рахельку. Задумавшийся Георгий более чем когда-либо напоминал севшего на задние лапы медведя. Подул прохладный ветерок, Ира показала мужу на часы, тот встал. Пора было расходиться.