Диалог в честь юбиляра
(К семидесятилетию министра обороны Республики Узбекистан генерал-полковника Р.У. Ахмедова)

Л. И.:

 
Я тебе один умный вещь скажу,
Но только ты совсем не обижайся.
Рустам наш не похож, как я гляжу,
Ни на тебя, ни на меня, ни на Чубайса.
 
 
Ты посмотри, какая ширь
Суровый, мощный, с Дилей милый.
Он точно, русский богатырь,
От Ильи Муромца истоки его силы.
 

В. А.:

 
Здесь все не так. Наука доказала:
Все люди происходят от армян.
И подлинное имя юбиляра —
Ашот Арманович Арустамян.
 
 
Тому есть доказательство такое:
Копаясь в исторической пыли,
На Арарате, близ ковчега Ноя,
Ахмедова личное дело нашли.
 

Л. И.:

 
А Вардико твердит одно и тоже:
Что сын он имеретинской земли.
Рустам и Руставели очень схожи,
Их лишь века и горы развели.
 
 
Ахмедов – это витязь в шкуре,
Родился средь грузинских скал.
А шкуру тигра в маленьком ауле,
Он на халат узбекский променял.
 

В. А.:

 
На холмах Грузии печальной
Лишь облака висят, да миражи.
А вместо витязей эпохи дальней
Саакашвили дремлят муляжи.
 
 
Я очень уважаю Руставели.
Но Вардико, один момент забыл:
Грузином будь Рустам, то Церетели
Его бы бюстами всю Грузию покрыл.
 

Л.И.:

 
А Александр Кузьмук тиж розмовляе:
Рустам из запорожских казаков,
Горилку пьет и салом заедает,
Усы – и Тарас Бульба тех веков.
 
 
Ташкент и Киев устремляются на Запад.
К тому ж Узбекистан входил в ГУАМ,
У плова и борща один и тот же запах,
И потому – украинец Рустам!
 

В.А.:

 
Кузьмук, по-моему, лишь прав наполовину.
Я уважение питаю к плову и борщу.
Но единит Узбекистан и Украину
Всего одна в названье буква «У».
 
 
Быть может, вместе жили до потопа,
Но разошлись, как нынешний ГУАМ.
А то, что Украина прет в Европу,
В том виноват, конечно, не Рустам.
 

Л.И.:

 
Субанов Мырзыкан, он человек толковый,
О юбиляре вот что говорит:
Рустам с вершин спустился Ала-Тоо,
Он снежный барс Тянь-Шаня и джигит.
 
 
И Иссык – Куль он любит как невесту
(лишь Диля Иссык-Кулю конкурент).
Быть может, Вагаршак, имеет место
Такой вот исторический момент?
 

В. А.:

 
Да, Мырзыкан – он эрудит огромный,
Но философию на тройку изучал.
Будь юбиляр кыргызом, то роман двухтомный
Чингиз Айтматов про Рустама б написал.
 
 
К тому же в Кыргызстане есть свои герои
Они стоят по рангу выше нас.
Немного их, всего лишь трое —
Чингиз, Субанов и Манас.
 

Л.И.:

 
Да, Вагаршак, тяжелое настало время.
Рустама все приватизировать хотят.
И потому, мы офицеров племя.
Стоим, деремся, как за Сталинград.
 

В. А.:

 
И дорог тем, что он надежен в дружбе,
Что, как и мы, свой многолетний век,
Ахмедов честно посвятил военной службе
И сохранился как советский человек.
 

Л.И. Я привел это поэтическое посвящение, чтобы подчеркнуть дружелюбие Совета министров обороны государств-участников СНГ (СМО). Вместе служили в одних вооруженных силах, защищали общую родину – Великий Союз Советских Социалистических Республик. И после случившейся геополитической катастрофы, делали все, что в наших силах, чтобы не допустить силового раздела наследия Советской армии и Военно-морского флота, сохранить боеготовность национальных вооруженных сил. У СМО СНГ был свой гимн, звучавший при открытии и закрытии заседаний Совета, и чему очень завидовал и радовался одновременно Евгений Максимович Примаков. Слова гимна написал я, будучи Секретарем СМО, музыку – руководитель ансамбля ВДВ Г.А. Лужецкий, исполнял – ансамбль им. Александрова и ансамбль ВДВ России. Есть в гимне такие слова:

 
Мы служили стране,
что была нашей общею родиной.
И любили ее, и хранили в сердцах святость уз.
Много трудных дорог
по шершавой земле было пройдено,
И земля величаво звалась наш Советский Союз
 
 
Где теперь та страна, что учила нас мужеству,
И любили которую мы горячо.
А теперь нас зовут – офицеры Содружества,
И не можем друг друга прикрыть
и подставить плечо.
 
 
А за эту страну, проявляя великое мужество,
Полегли всех веков, всех веков миллионы солдат.
И сегодня они на судьбу всех народов Содружества,
Из могил своих братских с надеждой,
с надеждой глядят
 
 
Пусть другие твердят про процессы логичные.
Это логика жизни, сей жизни совсем не про нас.
Нам бы сжечь паспорта,
и разрушить столбы пограничные,
И в едином строю встретить звездный свой час.
 

А теперь предлагаем читателю выдержки из некоторых работ Л.Г.Ивашова, как говорится, в тему. Вот, что он пишет в своей 800-страничной монографии о любимой им Средней Азии.

Из истории отношений России и Средней Азии
(Из монографии Л.Г. Ивашова «Геополитика русской цивилизации». М., Институт русской цивилизации. 2015)

Свержение ордынского ига в 1480 г. означало переход России в контрнаступление на ханства бывшей Золотой Орды и постепенное неуклонное продвижение в восточном (Сибирь) и юго-восточном (Казахстан и Средняя Азия) направлениях. Характер этого продвижения определялся геополитическим положением России, сложившимся к этому времени. Тогдашняя Русь опиралась в своем развитии на треугольник восточноевропейских смешанных лесов с основанием Нева-Киев и острием у Волги между Нижним Новгородом и Казанью. На оси этого треугольника как раз и расположена Москва. Если смотреть из Нижнего Новгорода (в то время пограничного пункта) от слияния Оки и Волги, то за Волгой зона таежная, а за Окой – лесостепная с постепенным переходом в Дикое поле. Москва изначально ощущала себя центром путей общения и борьбы между Западом, тайгой и кочевниками Дикого поля. При постоянной опасности с западного и юго-восточного направлений опорой для Москвы был обычно северо-восток: оттуда не угрожал ни ближний соперник (соседние великие княжества), ни внешний противник. В первой половине XVI в. усиление опасности со стороны Крыма заставило создать укрепленную линию каменных кремлей по Оке. Аналогичные линии фортификации существовали только в зоне постоянной внешней опасности на западной границе. Напротив, на востоке и юго-востоке сильные каменные крепости существовали только в Казани, Астрахани, Тобольске и Верхотурье, что в целом объяснимо перспективами активного продвижения России вглубь Азии, стремлениями и возможностями такого продвижения. Однако недоразрешенность проблемы постордынских ханств продиктовала необходимость строительства засечных линий близ границы леса и степи: Белгородской, Тамбовской, Закамской, Сибирской, Сызранской. Отдельные крепости выдвигались вперед по водным артериям: Астрахань или крепость Царевборисов на слиянии Оскола и Дона.

В царствование Анны Иоанновны начинается строительство полевых укрепленных линий в ковыльных и полынных степях Доуралья. Однако до того была укреплена Иртышская линия сибирской границы между Омском и Усть-Каменогорском. Как и до Урала, здесь соблюдался упоминавшийся выше принцип: сперва укрепляться в северо-восточном направлении, обходя степь с севера, лишь затем закрепляться юго-восточнее. Поскольку в степях, в отличие от лесов, засеки невозможны, строились максимально близко друг к другу сторожевые посты и малые крепости. Иртышская линия проникает вглубь степей вдоль водной артерии. Позднейшие западносибирские укрепленные линии 1737 и 1752 гг. постройки пересекали водоразделы от Иртыша к Тоболу. Первая окаймляла ишимские степи, вторая – «горькая» – шла по прямой от Омска на Иртыше и станице Звериноголовой на Тоболе. В 1730-е гг. были построены линии от Царицына к Дону и весьма солидная Оренбургская. Кроме того, новая Закамская линия в Самаре стыковалась с Оренбургской; пролегала она по луговой лесостепи и границе лесостепи со степью ковыльной. Наконец, в 1787 г. была построена линия укреплений от Камышина к р. Урал; она проходила по рубежу пустыни. И только еще через сто лет линии российских укреплений начали продвигаться в пустыни Казахстана и Средней Азии.

Гораздо легче оказалось уже к середине XVII в. (через сто лет после взятия Казани) достичь Берингова пролива на Дальнем Востоке, чем укрепиться на юге Урала и Сибири, а тем более продвинуться в степи и пустыни центра Азии. Еще при Александре I (в первой четверти XIX в.) Самарская губерния была слабо освоена русскими переселенцами, а Саратовская и того хуже. Грибоедовский Фамусов не шутил, когда грозился сослать дочку «в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». Генерал М.А. Терентьев справедливо напоминает, что губерния оставалась тогда за городской чертой Диким полем во власти бродяг, разбойников и, хуже того, лихих степняков-батыров (которые грабили и захватывали невольников). Таким образом, юная Софья Павловна рисковала очутиться на невольничьем рынке в Хиве, а там – и в гареме любой страны мусульманского Востока. (Реалии данного типа к югу от Москвы – в бассейне Черного моря – к тому времени успели отойти в прошлое).

Конец ознакомительного фрагмента.