Обогнув часовню, китаец потащил рикшу по неприлично пустынной улице, вдали которой просматривался огороженный каменным забором сад. Впрочем, как вскоре убедился Горский, в Административном городке вообще все дома обнесены кирпичной изгородью с крестообразными просветами. На самых оживленных проспектах были устроены превосходные панельные тротуары, не хуже тех, что украшают собой Николаевскую улицу в Киеве. Напротив сада тянулись длинные двухэтажные не иначе как казенные строения, похожие на казармы. В самом саду помимо замерзших лужаек и лысых деревьев виднелся столб для гигантских шагов и площадка для лаун-тенниса. Стало быть, летом местной интеллигенции есть, чем себя занять. Зимою должны быть в моде званые вечера.

Обогнув дом со шпилем с левой стороны, рикша вытянул коляску к большой и, по-видимому, главной площади Административного городка. Центральным элементом этой площади являлось большое трапециевидное двухэтажное здание в парижском стиле, уходившее обоими крылами в переулки. На мезонине его фасадной части красовались большие круглые часы. Вероятно, городская администрация. Слева от этого архитектурного шедевра и чуть южнее высилась церковь с высокой колокольней. Антона Федоровича немало озадачил тот факт, что своим входом она была обращена не на запад, а на восток. Присмотревшись, Горский увидел, что вход в православную святыню устроен всё же с запада, куда ведут диагональные дорожки. Смутила его та самая колокольня, что высилась прямо над апсидами и алтарем.

Позади Администрации раскинулся широкий Инженерный проспект (название Горский узнает позже). Здесь собрались самые фешенебельные особняки, ближайшим из которых владел инженер Сахаров. Дом дальнинского градоначальника Антон Федорович хорошо запомнил по фотографиям из газет и журналов. Ну и в восточной части главной площади Административного городка приветливо встречала путешественников гостиница «Дальний» с крытой верандой и хорошо знакомым шпилем. Значит, именно это здание огибал рикша, сворачивая за садом влево.

Подкатив к самому крыльцу гостиницы, возница остановился, не смея повернуться. Коллежский секретарь вновь, как и тогда в Москве, забыл условиться о стоимости проезда. Хотя едва ли скромный китайский извозчик задрал бы цену. Спрыгнув с коляски, Горский вплотную приблизился к инородцу.

– Сколько с меня? – громко спросил Антон Федорович.

– Сколько не жалко, – на чистом русском ответил азиат.

Чиновник смутился.

– Признаться, я впервые в Дальнем, да и вообще в Маньчжурии, поэтому с местными тарифами знаком мало…

– Я же говорю: сколько не жалко, – удивительно настойчиво и гордо повторил рикша.

– Но я могу дать меньше, чем положено…

– А вы дайте больше. Чтобы уж наверняка, – дерзкий китаец при всей своей наглости соблюдал, тем не менее, субординацию. Уткнувшись взглядом в землю, он не позволял себе выпрямиться. Безропотное подчинение дорогого стоило.

Горский протянул вознице серебряный рубль. Азиат почтительно поклонился.

– Желаете, чтобы я вас подождал? – спросил он.

Секунду подумав, Горский решил не упускать единственного в окрестностях рикшу. Мало ли куда придется ехать?

– Никогда не думал, что китайцы могут так хорошо говорить по-русски, – улыбнулся Антон Федорович. Однако комплимент не удался.

– Я не китаец, – холодно огрызнулся азиат.

– Вот как? А кто же – маньчжур?

– Я кореец.

– Прими мои извинения.

– Вам не за что передо мной извиняться. Мало кто из европейцев отличит корейца от китайца или маньчжура.

– Ты, должно быть, долгое время жил в России, коли так хорошо говоришь по-русски?

– Всё верно. Двадцать один год из тридцати семи лет своей жизни я прожил во Владивостоке.

– И что же ты там делал?

– Ловил рыбу.

– Гм. Но ведь рыбу можно ловить и в Корее. На твоей Родине ее ничуть не меньше.

– Моя родина – Россия. Хотя и Корею я тоже люблю, – задумчиво прибавил рикша. – Там прошло мое детство и отрочество.

– Но что заставило тебя отправиться во Владивосток?

– Странно, что вас интересует именно это, а не то, как я оказался в Дальнем.

Глаза Антона Федоровича расширились от изумления. Мало того, что рикша-кореец прекрасно говорил по-русски, так он еще умел совмещать иронию с аналитикой.

– Впрочем, мне сейчас не до этого, – честно признался Горский. – Как-нибудь побеседуем.

С этими словами коллежский секретарь подхватил тяжеленный чемодан и потащился с ним в гостиницу. Очень уютная и симпатичная снаружи, она оказалась не менее радушной внутри. Скучавший портье с напомаженными волосами приветливо улыбнулся.

– Милости просим, добрый день!

– Добрый! Могу я остановиться в вашей гостинице?

– Остались несколько нумеров, но они, к сожалению, без ванн…

– Ничего, помоюсь в бане. Я хотел бы заселиться.

– Извольте ваш документ.

Горский положил на конторку новенький заграничный паспорт, полученный перед самым отъездом из Киева. Портье аккуратным почерком вписал вновь прибывшего в книгу постояльцев, как того и требовал полицейский надзор.

– Сегодня же мы зарегистрируем ваш паспорт в полиции, и уже завтра вы сможете его забрать.

Положив документ в общую стопку, портье подозвал посыльного, чтобы эту самую стопку ему и вручить.

– Вы, кажется, последний с московского поезда, – счел нужным пояснить напомаженный мужчина. – Едва ли кто-то еще появится…

Антону Федоровичу достался номер с видом на внутренний сад, на Инженерный проспект и на дом господина Сахарова – дальнинского градоначальника. Не слишком тесная комната приятно удивила чистотой и опрятностью. Гостиница всё-таки перворазрядная.

Умывшись холодной водой и сменив сорочку, Горский не представлял дальнейших действий без хорошей бани. В вестибюле гостиницы он тщетно пытался выведать у портье адрес какого-либо мытного заведения, но чем больше он допытывал любезного дальнинца, тем больше вгонял того в краску.

– Понимаете, господин Горский… В Административном городке, где мы с вами сейчас находимся, почти в каждом доме есть канализация и водопровод. Надобности в банях, как таковых, здесь нет… Иное дело Европейский город, что по ту сторону железной дороги. Там есть несколько бань, но мыться в них я бы вам не рекомендовал, дабы не подцепить какую заразу…

– Вот как? Стало быть, вы предлагаете мне искупаться в море? – разозлился коллежский секретарь. Одна мысль остаться грязным сводила его с ума.

– Прошу меня простить… – пуще прежнего сконфузился портье. – Ваше благородие, верно, к нам по службе, а потому я не сомневаюсь, что вам в скором времени предоставят особняк со всеми удобствами. Мой вам совет: разыщите сперва ваше начальство.

– Благодарю за совет.

– Прошу меня простить… – повторил гостиничный служащий.

Горского трясло от негодования. Будучи человеком крайне чистоплотным, он не мог допустить и мысли о том, чтобы явиться к мировому судье в непотребном виде. И если казенная тужурка и свежая сорочка смотрелись удовлетворительно, то вот едкий запах пота и грязи, коим Антон Федорович пропитался в «Маньчжурском экспрессе» рушили любые намеки на его благообразность. Сформировать у начальства положительное первое впечатление – задача важнейшая.

Выйдя на крыльцо, коллежский секретарь с грустью осознал, что в этом далеком краю он совершенно один. Точно в подтверждение его мыслей, налетевший осенний ветер обжег лицо холодом. К своенравному климату Дальнего необходимо было еще привыкнуть.

На пустынной площади одиноко стоял кореец-рикша, дожидаясь русского господина.

– Послушай… Я очень хочу помыться. Гостиничный служащий сказал, что в городе всего несколько бань, да и те посещать не стоит. Где бы ты посоветовал мне помыться? – излил душу Горский, с надеждой уставившись в темные глаза азиата.

Молчание затянулось. Инородец столь же пристально глядел на Антона Федоровича, ничего при этом не произнося. В его глазах киевлянин заметил какой-то шальной огонек, какое-то сомнение, а скорее растерянность. Кореец никак не ожидал, что у него спросят совета, будут говорить с ним на равных.

Этот русский очень добр.

– Залезайте, – единственное, что̀ сорвалось с неподвижных уст возницы.

Составив некоторое представление о Дальнем и его районах, Горский с удивлением для себя открыл, что рикша не собирается покидать пределы Административного городка. Зная от гостиничного портье, что бань в окрестностях нет, Антона Федоровича посетило дурное предчувствие.

Дурное предчувствие коллежского секретаря так оным и осталось, потому что жилистый кореец прикатил рикшу к… баням!

– Вот-те раз… – развел руками Горский. – А портье убедил меня, что в Административной части бань нет.

– Это не так. Есть две бани Общества К.В.ж.д. Одна для младших служащих, а эта, – азиат мотнул головой в сторону здания, – для старших. Если хорошо попросите, вам позволят тут помыться.

– Может, лучше опробовать ту, что для младших?.. – неуверенно спросил юноша.

– Нет, вам лучше сюда. Коллежский секретарь вполне сойдет за старшего, – подкупающе уверенно заключил кореец.

– Ты и в чинах разбираешься??

– Немного.

– Господи, да мне тебя сам Бог послал! – воскликнул Горский, спрыгивая с рикши. – Как тебя зовут?

– Ким Мун Хи. Или просто Ким.

– Рад знакомству, Ким! А я Антон Федорович Горский. Назначен в Дальний исправляющим должность судебного следователя.

Кореец почтительно поклонился.

– Мне на первое время потребуется помощник. Человек, который поможет разобраться в деталях местного быта; который хорошо ориентируется в городе. Да и с извозчиками здесь, как я погляжу, туго. Согласишься ли ты стать… таким человеком? – аккуратно спросил Горский.

– Вы хотите, чтобы я стал вашим слугой? – резко пробурчал Ким, точно обидевшись. Именно это последнее слово так не хотел произносить молодой чиновник.

– Скорее помощником… – смутился Антон Федорович.

Какая удача, о Господь Всемогущий!

– Я согласен.

– Но я еще не назвал тебе свою цену!..

– Деньги не имеют значения. Служить тому, кто чист душою и сердцем, значит служить Господу.

– Ну, не так уж и чист…

– Я в вашем распоряжении.

– И всё же я хотел бы условиться о цене, ибо решительно не представляю, сколько платят местной… прислуге.

– 10–15 рублей китайским боям, поварам – 15–25. Русским чуть больше. Но я не русский, поэтому мне хватит и 10-ти рублей. Это ровно столько, сколько мне необходимо для жизни и ровно столько, чтобы вас не приняли за жлоба, а меня за идиота.

– Вот как? Что ж, озвученная тобою сумма весьма для меня приемлемая.

Определив миндальничание Горского за колебание, Ким поспешил прибавить:

– Я также буду вам готовить и убирать фанзу.

– Что убирать?

– Фанзу, то есть дом.

– Да пожалуйста!

– Уверяю вас, господин Горский, дешевле и старательнее прислуги вы себе во всём Дальнем не сыщете! – кореец разошелся не на шутку. Боялся отпустить Антона Федоровича, точно тот был Жар-Птицей.

– Да, да! Я же сказал, что согласен!

– Но вы не всё обо мне знаете… – глаза рикши наполнились влагой.

– Чего же я такого не знаю? А впрочем, всё равно. Я тебя принимаю без всяких «но»! А сейчас я хочу наконец помыться!

– Я буду ждать вас на этом самом месте.

Разговор с банщиком получился коротким, но успешным. Как-то сразу и очень легко между мужчинами возникло взаимопонимание. За весьма умеренную плату Антон Федорович воспользовался всеми удобствами, коими пользуются старшие служащие Общества Китайско-Восточной железной дороги. Хорошенько попарившись, смыв с себя всю дорожную грязь, Горский сидел в раздевальне за большим деревянным столом и пил освежающий изюмный квас. В номерах никого не было, и от этого на душе делалось неуютно.

Порт Дальний предстал перед двадцатисемилетним чиновником Министерства юстиции городом-призраком. Местные жители, будь то русские или китайцы, точно попрятались перед самым его приездом. Увлеченные своими делами немногочисленные прохожие как тараканы торопились забежать в свои щели – присутствия; редкие мученики-рикши тащили обрюзгших толстосумов, и уж совсем не наблюдалось праздно прогуливавшейся публики. Хотя фланировать по превосходным каменным плитам уличных тротуаров, должно быть, одно удовольствие. В теплой бане наш приезжий герой совершенно запамятовал, что на дворе холодный ноябрь.

Горский отпил квасу. Как же далеко он сейчас от родного Киева…

Реминисценции увиденного в Дальнем постепенно уходили на второй план, тогда как на первый план вышла необходимость создания четкого плана, диспозиции на день. Перво-наперво надлежало разыскать мирового судью – его, Антона Федоровича, непосредственного начальника. Следовало с ним познакомиться, а еще лучше отобедать, дабы установить дружеские связи.

При мысли о еде желудок издал протяжный урчащий звук. Пунктом номер один стоило включить обед. Мало ли насколько занят будет господин судья, да и захочет ли он вообще садиться с незнакомцем за один стол? Впрочем, всё это вторично. Вся трудность заключалась в том, что Антон Федорович не знал ни имени, ни отчества, ни фамилии, ни чина и ни адреса мирового судьи, в подчинение к которому он был командирован. Кондратий Яковлевич так искренно уверял, что о нем, Горском, все в Дальнем извещены, что его-де ждут здесь едва ли не с оркестром и шампанским, а поводов для беспокойств решительно никаких, что молодой чиновник весьма недальновидно ничего о своем новом начальнике и не узнал. Доверился порядочному Воскресенскому. Как выяснилось, напрасно.

Живот Антона Федоровича затянул очередную сонату, поэтому наслаждаться послебанной негой расхотелось. Осушив разом кружку с квасом, Горский решил вернуться в гостиницу подкрепиться.

На обратном пути коллежский секретарь затеял поговорить с новоиспеченным слугой о трудностях дальнинской жизни, но Ким однозначно заявил, что беседовать, влача нелегкую коляску, он не будет. Просил его понять и не сердиться.

В гостинице Антона Федоровича ждал сюрприз. Сюрприз, облаченный в полицейскую форму, сидел на венском стуле в открытом настежь номере, который занимал Горский.

– П-простите?.. – заикнулся от удивления киевлянин.

Полный и в обычной жизни, должно быть, веселый и добродушный мужчина преклонных лет недоверчиво сощурился. Подниматься с чужого стула он не спешил.

– А, господин Горский? – вместо приветствия протянул служитель закона. Особых знаков отличия в его форме не отмечалось, но и на городового он похож не был. – Вы уж простите мою наивность – служба у меня такая.

– Простите, с кем имею честь? – спокойно осведомился Антон Федорович, с трудом придя в себя. «Хороша гостиница – ничего не скажешь!»

– Полицейский надзиратель Куроедов Тихон Тимофеевич. Прошу любить и жаловать! – с бесовским задором отчеканил мужчина.

– Любить мне вас положительно не за что. Извольте объяснить, что вы делаете в моем номере и как вы сюда попали? – оставаться безмятежным молодому чиновнику не удалось.

– Попал я к вам очень просто. При помощи вот этого ключа, – встав наконец, Куроедов покрутил медным ключом. – Его мне любезно предоставил портье. А что это вы, Антон Федорович, так разволновались?

– Я требую объяснений! – повысил голос Горский. Полицейский надзиратель вел себя в высшей степени нахально и бестактно.

– Объяснений? Но как раз их я хотел спросить у вас, юноша.

– Я вам не юноша, а ваше благородие господин коллежский секретарь!

– Пошел …, молокосос! Здесь я решаю к кому и как обращаться!

– Как?.. Будьте покойны, Тихон Тимофеевич: ваши словесные экзерсисы в точности дойдут до господина полицмейстера! Едва ли после таких слов он оставит вас в должности!

– Ты вздумал меня пугать, щенок? Меня?? – взревел надзиратель. Выпучив глаза и брызжа слюной, он являл собою наиболее антипатичный тип русского полицейского: бесстрашного идиота, уверенного в своей правоте. – Да кто ты такой??

– Да будет вам известно, что я назначен исправляющим должность судебного следователя города Дальнего! – с гордостью прорычал Горский.

– Судебного следователя?.. В таком случае я – апостол Павел! Ха-ха! – злобно рассмеялся Куроедов.

– Не верите?..

– Конечно нет! – усмехнулся Тихон Тимофеевич. – И знаешь почему? Не знаешь? А потому, что в Дальнем должности судебного следователя нет! Нет! Ха-ха! Все функции оного возложены на мирового судью!

– Вот как?.. – сжал кулаки киевлянин. – Тогда предлагаю сейчас же проследовать в камеру к господину мировому судье! Он извещен о моем прибытии и заставит вас передо мной извиниться!

Надзиратель на секунду задумался.

– Блефуешь, чертяка! Ну да тебе уже не отвертеться! И прежде чем мы пойдем с тобой к Алексею Владимировичу, ты объяснишь мне, для чего тебе это, – с этими словами Куроедов аккуратно и победоносно поднял со стола наган, купленный Горским в Харбине у китайца Ивана Ивановича за 33 рубля. Антон Федорович хорошо помнил, как положил револьвер в чемодан, перед тем как отправиться в баню. Значит, не пойми откуда взявшийся Тихон Тимофеевич уже успел покопаться в его вещах.

– Для защиты. В Российской Империи разрешается ношение и хранение оружия, если таковое необходимо для самообороны в случае непосредственной угрозы жизни и здоровью, – по-школярски дословно процитировал Свод Законов чиновник Министерства юстиции.

– И кто же, позволь узнать, покушается на твою жизнь?

– Прекратите амикошонство, или я…

– Заткнись и отвечай на вопрос, – хладнокровно продолжил издеваться надзиратель. Нападение на полицейского карается по всей строгости – наверное, поэтому Тихон Тимофеевич излучал такую уверенность.

– Вы за всё ответите… – процедил сквозь зубы Горский. Лишь святое Провидение уберегло его в тот момент от глупостей.

– Так кто тебе угрожает?

– В Маньчжурии много хунхузов. Я полагаю, вы о них слышали.

– И что?

– Мне дорога моя жизнь.

– Положим, так. Тогда тебе не составит труда предъявить разрешение из полиции на покупку данного типа огнестрельного оружия.

Антона Федоровича прошиб холодный пот. Противная липкая струйка сбежала вниз по его позвоночнику. Этого он не учел. Действительно, по закону покупка оружия допускалась или по разрешению командира полка (для офицеров), или по разрешению местной полиции. Первого у него быть не могло, ибо к армии он никаким образом не относился, а второго у него попросту не имелось.

– Что же ты молчишь? – довольно вскинул брови Куроедов. – Куда делась твоя бравада? Так-то Тихона Тимофеевича обманывать!