Вот это номер! Воевода был одним из стремительных всадников. Мы с Хабаровым и своими людьми подались к детинцу, стараясь хотя бы опередить обозников. Удалось. В дом приказчика нас не без проблем, но пустили: всё же люди мы были уже не последние. Собственно, крутостью отличался Хабаров, а я так, погулять рядом вышел.

Пока мы ждали во дворе, примет ли нас воевода, на крыльце показался очень странный человек. На русского вельможу он был похож, как черт на ежа: ни шубы, ни высокой шапки, ни богатого кафтана с шелковым кушаком. Да и на его ближника тоже. Но, судя по почтению приказчика, вышедшего вместе с ним, по наличию свиты, это был воевода Францбеков.

Более всего он был похож на изрядно постаревшего Д’Артаньяна: почти европейское платье, седые, сплетенные в косу волосы, изрядное число морщин, едва заметный шрам на щеке и с вызовом глядящие пронзительные черные глаза.

– Кто из вас Хабаров? – бросил он. Да, немецким пастором здесь и не пахло.

– Я, воевода-батюшка, – вышел вперед и поклонился Ерофей.

– Ты хотел со мной говорить по государеву делу?

– Да, батюшка.

– Поднимайся. Я тебя выслушаю. Очень быстро. Остальные подождут здесь.

Хабаров молча поднялся и вошел вслед за воеводой в дом. Мы с казаками остались во дворе. Как пойдет разговор, понять было трудно. Бог даст, уговорит промышленный человек лихого воеводу. А вдруг иначе повернется? Тут как бы бегом бежать не пришлось.

По двору бегали люди, готовилось угощение, прибывали какие-то вестовые, суетились обозные. Полусонный Илим все менее походил на себя. Мне было сильно неуютно. И вот интересно: по идее, я круче Хабарова, десятник всё же. Но про него воевода явно знал. Это добрая весть или дурная? Не поймешь. Знать тоже по-разному можно. Кто их поймет, какие у них в Москве расклады?

Хабарова не было уже довольно долго. Мне казалось, что прошло уже не меньше часа, хотя, наверное, меньше. Всё-таки я сделал на этот поход серьезные ставки. Хорошо, когда читаешь известный текст. Здесь всё сложнее: мало ли как в жизни оно могло повернуться.

Я стал вышагивать по двору. Двор изрядный, но уж больно он сейчас людьми забит, особо не пошагаешь. Шагов десять в одну сторону, столько же обратно. Но немного успокаивало.

Наконец на крыльце показалась знакомая фигура. По тому, как Хабаров спустился, стало понятно, что получилось. Мне захотелось на манер американских тинейджерских фильмов закричать «Йес!», но здесь так не принято.

– Ну?!

– Пойдем к себе, – кивнул Хабаров, – там и поговорим.

Выехали из детинца, завернули к Хабарову. Бойцы распрягли лошадей и отправились на торг. Мы же засели обсуждать новости.

– Давай сначала о хорошем, – проговорил мой компаньон. – Походу быть! Воевода дал добро на сбор людишек. Выделит он из своих запасов нам порох, житное на полторы сотни человек. Дает он три струга и пушки.

– Так оно же… – я задохнулся от эмоций. Вышло!

– Не торопись радоваться. Всё оно не просто так. Ты сейчас поедешь назад, будешь людей готовить. А я с новым воеводой поеду в Якутск. Там он хочет составить кабальную запись, что всё это он мне дает в долг.

– А велик ли долг?

– Ох, велик. Тысячи рублев.

– Так, может, сами как-нибудь. Без воеводских денег.

– Не потянем мы, Кузнец. Я и так, и эдак считал. Я на войско уже почти всё потратил. Да и ты в донышко казны смотришь, я знаю. Кроме того, за то назначает он меня приказным всей новой земли, что сможем добыть.

– Опасно это, – погрустнел я, – потом не расплатимся.

– Так всё опасно. Оставаться здесь еще опаснее. Скоро в Илим приедет новый воевода, Усть-Кут отойдет к нему. Как с ним поладим, не знаю. Давай на Господа положимся да, помолясь, пойдем в поход. Еще успеть бы в поход уйти, пока в Илиме новый воевода силу не наберет или с этим не подерется.

Собственно, вариантов особых не было. Утром отправились. Я домой, а Хабаров с новым воеводой – в Якутск. До Усть-Кута шли вместе. Потом флотилия судов вместе с Хабаровым пошла в Якутск, а я остался.

Договор был, что часть людей через три недели должна прибыть к Хабарову. С этими людьми он и пойдет в поход. Разузнает, кто в тех местах чем дышит, кто с кем дружит и воюет. А я тем временем буду новых людей готовить, чтобы потом идти уже большим войском. Ну, по здешним масштабам большим – в несколько сотен человек.

С тем и расстались. Я отобрал пять десятков самых подготовленных бойцов (правда, своих казаков оставил: они за это время уже не бойцами, а инструкторами стали, да и я привык, что они рядом, всегда помогут). Отобранных отправил в Якутск, с ними пошел Макар. Только в поход ему идти не сейчас: он посмотрит, как уйдет Хабаров, потом мне расскажет, привезет от него весточку. Ну, у Хабарова свои дела, а у меня – свои.

Слава о Кузнеце уже по всей Лене гуляла. Заказов было много. Я с пятью помощниками кое-как успевал. А отказаться не мог. Прав был Хабаров: казна моя сокращалась с каждым днем, а наполнять ее я не успевал. Как там у великих: для успешной войны нужны только три вещи – деньги, деньги и еще раз деньги. А ведь мне не только зарабатывать их надо, но и тратить.

Степан и Трофим опять поехали по городкам, слободам и острожкам людей искать. Тимофей остался со мной, кто-то ж должен и хозяйством заниматься. Эх, мало людей. Не то что умелых мало, просто вообще мало здесь людей. Кое-как набрали еще две сотни охотников (не в том смысле, что эти люди зверье били, а в смысле, что охота им со мной в поход идти). Точнее, набрали они побольше, но каких-то пришлось отбраковать: кто-то совсем слабый, похода не выдержит, а кто-то и засланный. Мне такое зачем?

Разбили их на десятки, и стали их мои парни учить. Только жилье им решили не возле острога или солеварни ставить, а поглубже в лесу. С избами помог Никифор, брат Хабарова. Даром что у Хабаровых он младший – цепкий мужик и хозяйственный. Его люди и строили поселки. Точнее, помогали строить новым жителям. Каждый такой поселок обносили не особенно крепким тыном, да и дома ставили совсем не на века. Главное, чтобы холода переждать да место для отдыха соорудить.

Основное – подготовка. Всякая. И физическая, чтобы крепкими были, и огневая. Тренировались с пиками работать. Пики сами делали. Тоже, скажу вам, непростое дело. Ею же бить надо, значит, она должна быть легкой, но прочной. И быть их должно много. Ломаются, гады, быстро.

Когда работа наладилась и появилось немного времени, решил я еще немного нашу экипировку доработать. Хоть какая-то бронь была только у избранных, человек двадцать – двадцать пять могли ей похвастаться. Решил я наделать металлических бляшек побольше и нашить их на одежду нашим воинам. Конечно, не ламинарный доспех, но шансов получить случайную стрелу всё же меньше.

Тем временем вернулся Макар. Караван Хабарова он проводил. К нашим людям присоединилось еще с полсотни охочих людей разного звания. Это радовало не особенно: всё же наши люди были намного более тренированны, умели действовать вместе. С другой стороны, сотня – это уже сила.

Передал он и письмо от Хабарова. Как мы и решили ранее, пойдет он не на Зею, приток Амура, по следам Пояркова, а другим путем. Путь на Зею явно будет охраняться, потому с малыми силами туда соваться смысла нет. Как там у нас говорил классик марксизма-ленинизма: мы пойдем другим путем. Через малые реки и волоки отряд Хабарова должен выйти на другую реку – Шилку. Некогда на этой реке, точнее, на одном из островов, поставил укрепленное зимовье Иван Галкин. Там Хабаров сможет укрыться, если что-то пойдет не так. Пока же его дело не столько воевать, сколько узнать, где там как. Меня со всеми людьми он ждет к весне в Якутске. Оттуда поход и начнем.

Да, времени осталось немного. И из Илима шли вести, что назначенный сюда воевода Тимофей Шушерин уже выехал в свой удел. Понятно, что совсем мирно выделение нового воеводства не пройдет. А мне оно совсем не в масть. Пока оставалось немного времени (мои казаки почти освободили меня от необходимости заниматься с нашими новобранцами), я продолжал думать над усовершенствованием защиты отряда.

Обычно при схватке на суше казаки ставили кругом телеги, которые и выполняли роль заслона. Сверху били из самострелов и ружей. Но такой заслон имел и недостатки. Во-первых, от стрел он прикрывал не особенно: все же телега не стена. Во-вторых, для прикрытия в условиях залповой стрельбы он не особенно годился. В-третьих, идти мы будем на стругах, телегами еще разжиться нужно. Главное же, от такого укрытия наступать неудобно. А нам же не только обороняться нужно, а вперед идти.

Вот и решил я сделать пару десятков ростовых щитов типа павезы, которыми прежде защищались арбалетчики и аркебузиры. В Европе такие щиты уже не использовались (для подвижных армий Нового времени оно совершенно не подходило), но в нашем походе могло сослужить хорошую службу. Щит делал в человеческий рост, сантиметров сто семьдесят. Снизу к нему приделывались два штыря, чтобы удобнее втыкать в землю, ножки, чтобы выдвинуть и руками не держать. Сверху прорезь для ружья. Первый щит сделал сам. Потом уже делали помощники, а я, как говорится, деньгу ковал.

Дела шли. Люди всё больше напоминали целый отряд. Обмундирование не хуже, чем у воеводских воев. Грудь и плечи защищает металлическая пластина, голову – плотный колпак. Стреляют и заряжают быстрее, чем стрельцы. Пикой, конечно, орудуют не как европейская пехота, но и не как рогатиной. С теми, что набрал и содержал Никифор, брат Ерофея, выходило уже к четырем сотням.

Мы торопились. И торопились не зря: еще не прибыл в Илим воевода Шушерин, а Францбеков включил жадного гасконца. По его приказу все служивые люди должны были прибыть в Якутск со всем оружием, припасами. Даже городскую казну и пушки, что стояли в Илиме, он решил вывезти. Всё «свое» спешил прибрать к рукам, коли уж Илим от него уходит.

Делать было нечего. За неделю собрались и двинулись к Якутску. На солеварне остался только грамотей-бухгалтер да работники. Степана я с собой забрал. Я решил, что сам не лучше, чем наш воевода-батюшка: казну с солеварни до последнего медяка выгреб, все свои кузнечные приблуды на струг загрузил (благо воевода повелел под пушки и прочее оружие целый струг приготовить). Я же с пушкарями договорился. Разместились и в тесноте, и в обиде.

Ладно хоть идти было не очень долго. Пока шли по Лене, я пригляделся к пушке. Собственно, пушка того времени не особенно отличалась по способу стрельбы от фитильного ружья: заряд пороха, ядрышко, пыж; заряжается с дула. В казенной части отверстие для фитиля и запала, тут особенно не усовершенствуешь (по крайней мере, с моими знаниями; шуваловский «единорог» я точно не построю).

Стоп, по-моему, уже изобретена картечь. Она бы нам очень даже сгодилась. Спросил у пушкарей. Подтвердили: есть такое дело, но у них нету. Только ядра. Картечь портит ствол, потому и не надо нам такого. Ну, вам не надо, а нам надо.

Стал я вспоминать, как картечный заряд делается, самый простой, конечно. Я, хоть кузнец и механик, но никак не гений изобретательства. Выточил одну штуку, набил всякой поганью: гвоздями старыми, мелким ломом – у меня такого добра на переплавку изрядно лежало. Завязал в мешочек. Получилась вполне себе картечь. Ее бы опробовать, но пушкари послали меня по адресу. Хотя и знали, что я Кузнец, но за пушку-то они перед воеводой отвечают. И то правда. Но мысль про картечь мне в голову крепко запала. Картузы для заряжания у них уже есть. И то хлеб.

Пока я пушку осматривал да с пушкарями пререкался, подошли мы к Якутску. Наша ватага в город заходить не стала, встали за слободой. Благо холодов уже не было, да и Никифор нарядил работников какой-то сарай на окраине соорудить. Не хоромы, скажу честно, но стены и крыша есть, даже две печи сложены. Кое-как разместились. И хорошо, что подальше от города: наш отряд, по сибирским масштабам, был уже изрядным войском и мог вызвать у воеводы или кого-то из его людей ненужные мысли.