© Лена Коро, текст, 2020

© обложка Weheartit.com, 2020

Мой второй

Что же это такое, голова трещит, как никогда. Эта темень на улице, хотя уже десять утра. И кто придумал строить на краю земли города, населять их, когда жить здесь практически невозможно?

Вот я – молодая, вроде бы здоровая баба, еще и сорока нет, а голова раскалывается. На дворе слякоть, снег валит и тает. Декабрь называется.

И эта лиса хитрая не хочет платить больше. Говорит, что нас никто не держит. Понятно, сами держимся. Что, я хочу на тебя работать? Не хочу. Умная, красивая, с образованием. А ты какие университеты заканчивал, начальник? Сколотил, небось, капитал рэкетом – теперь малым предпринимателем зовешься. Начинал с киоска, а сегодня три пекарни, сто человек на тебя горбатятся. Но кто меня на приличное место возьмет без богатых родственников и связей?

Вот и мешу тесто с утра до вечера, ноги к ночи гудят, слезы от обиды душат… Да была бы возможность, разве я работала в этой жарище…

Стоп, Ира, ну, чего волну гонишь? Небось, лицо перекосило уже от злости. Успокойся, кривые никому не нужны… Ладно, все, проехали, буду пушистой… Слава Богу, сегодня не надо на смену выходить.

Голова раскалывается…

Эти квитанции, ничего не пойму – опять тарифы подняли. Обещали же не поднимать. Ну, где столько денег взять, как ребенка вырастить?

Чашка кофе уже остыла, а я никак не могу сложить эти цифры. Мне кажется, что в прошлом месяце они были трехзначные, а теперь – аж в глазах рябит: четырехзначные. Их длина забивает смысл расчетов.

Ира, да стоп же, чокнутая. Отложи квитанции в сторону. Черт с ними, здоровье дороже. Да, отложи… А что вот в этой строке написано? Горячее водоснабжение – сколько?… Да я же счетчики поставила три месяца назад. Что они с ума посходили, опять начисляют с человека? Надо в понедельник звонить в жилищную контору, разбираться.

Противно как. Мало того, что вечно занято, так еще могут облаять. Ты ведь для них не человек, а так – квартиросъемщик. Этакое оно, от которого только и надо, чтобы раскошеливался. А правильно начислили, не правильно – это, как бы, их не касается.

Девочка, Ирочка, ты себя любишь? Все, надо отложить эти чертовы квитанции и выпить цитрамон…

…Начисляет одна, по телефону отвечает – другая. Как у Райкина про костюм: претензии к пуговицам есть? Такое впечатление, что служба заказчика только для того и создана, чтобы сидящие на телефоне девицы зарплату получали.

И, как правило, говорят все они такими безразличными голосами. Ты бесишься, слюной брызжешь, а они: не хотите платить, не платите, только за долги теперь выселяют.

Все. Точка. Пошли они к черту. Голова… А я бы и не платила им вовсе – что это за услуга такая, когда вечно горячей воды нет? Пардон, вода есть, только горячей ее назвать язык не поворачивается.

Вот сегодня, например. Сколько я пропускала воду, чтобы хоть на минуту в душ прыгнуть? А у меня счетчик теперь.

Вода в течение получаса текла чуть теплая и цвета вчерашнего чая. Плюнула, переключилась на бак. Да, самая необходимая вещь теперь в нашем доме.

Остановись, сосредоточься на теплом душе. Хорошо же было, и голова не болела… Какое блаженство…

Я тут пальтишко себе такое симпатичное присмотрела. Три раза ходила в магазин, мерила. Уж продавщицы на меня внимание обращать перестали. Подадут пальто и отходят. Им за меня стыдно. Никак не решусь купить, хотя сидит пальто на мне великолепно. И цвет мой – нежно лиловый. Не хожу теперь, не меряю – бак купила, нет больше заначки.

А о приятном, Ирка? О чем-то приятном подумай…

Бак большой, белый, приветливо мигает огоньком – мол, пользуйся, вода чистая и нагрета до шестидесяти градусов. И чего я сегодня тридцать минут заигрывала с коммунальщиками, воду ждала горячую?

Вот повернула краник на трубе, и все сто литров мои – успела побрить ноги, почистить зубы и блаженно постоять минут пять под горячей струей.

Вот, хорошо, черт с ними со всеми, себя любить надо…

Опять лила воду на затылок. Очень помогает, когда голова раскалывается. Я обычно прикручиваю кран так, чтобы из душа падала одна широкая струя. И подставляю шею, то место, где начинаются волосы. Вода попадает в ложбинку, обволакивает теплом, стекает на спину и грудь мягким потоком.

Я стояла и блаженствовала – боль практически ушла, и мне уже казалось, что вместе с запахом душ-геля по телу растекается приятная радость выходного дня.

Замечательно. Значит, в жизни не все потеряно… Но сто литров кончились, пришлось выключить кран и вытираться. Я еще не успела намазать тело молочком, как виски снова заломило. А когда замотала волосы полотенцем, боль переместилась в темечко и сидит там до сих пор.

– Ирина, ты дома?

Хлопает входная дверь.

– Да, мама, дома я. Ты куда спозаранку ходила?

– На рынок. Пенсию же вчера получила, сёмушки купила, к Новому году.

Мать, не снимая пальто, начинает выкладывать на кухонный стол продукты. А мне, хоть и трудно соображать, но понимаю – треть пенсии точно потратила.

Ругать ее бесполезно, живет по старинке. Стол на праздники собирает, как в прежние советские времена. А гости придут – сожрут все за один присест.

Ирочка, понятно, сегодня не твой день, но надо отвлечься…

Мне не то, что жаль еды для ее подружек – но так хочется, чтобы она нам хоть раз с пенсии просто денег дала. Она же продолжает готовить мне как школьнице обеды да ужины, на работу бутерброды мажет. Рано-рано так встанет и начинает нам бадейки собирать. Мне и Манечке.

Вот, мать тебя любит…

Умом-то понимаю, что это здорово, как она в свои семьдесят пять о нас заботится, но только копошится она всегда как-то громко, а так спать хочется за полчаса до будильника.

– Ты сегодня что делать будешь, может Манечку в музей сводишь?

– Голова болит, смерть как. Давай, вы с ней в кукольный сходите? Давно просится. Твоя подружка звонила – как раз сегодня на дверях стоит.

Мать захлопотала, заохала. Обрадовалась, что я ей дочку уступаю на выходные.

– Только в буфете не покупай ничего – грязно там как-то. Соку с собой возьмите и ладно.

– Так я Маню из школы встречу, покормлю и пойдем.

Я кивнула, взяла со стола квитанции и пошла в спальню. Полежу еще немного, может, телек посмотрю. Голова болит, ничего не хочется. Займусь аутотренингом…

– Ирина, телефон звонит, – кричит из кухни мать.

Ну и взяла бы трубку сама. Господи, кто еще спозаранку?

– Да, алле, слушаю.

– Привет, дорогая, – это моя подруга звонит.

Давняя, из той, старой спокойной жизни. Мы с ней в школе учились, в институте вместе, на заводе работали мастерами. Только вот она успела до перестройки «ноги сделать», а я как раз забеременела, пришлось тихо сидеть, чтобы хоть декретные получить.

Просидела, а потом завод приватизировали, и новое руководство объявило о повальном сокращении. Мне на склад готовой продукции предлагали пойти кладовщиком – я, конечно, оскорбилась. У меня образование высшее, опыт работы. Но больше ничего не предложили.

А тут этот с пекарней подвернулся. Я торты огого как пеку. Взял. Поначалу казалось, здорово: тепло, при хлебе, зарплата хоть и копейки, но всегда вовремя. Перестройку и дефолт хорошо пережила. Только чувствую, опять что-то пропустила.

Вот Ларка и с завода смылась вовремя, и офис купила по дешевке – теперь риэлтерская контора у нее. Прибыльное, говорят, дело.

– Да, Лар, я не забыла. Только голова раскалывается.

– Так пойдем или нет?

– Пойдем. Давай до обеденного перерыва, чтобы людей поменьше было. В двенадцать, на углу у бассейна.

Это у нас в традицию уже превратилось. По субботам ходим мы с Ларкой в секонд-хэнд.

* * *

Ступеньки в подвал бассейна скользкие, но мы торопимся укрыться от ветра и почти скатываемся в магазин, дверь сильно хлопает. Девушка на кассе ворчит: можно потише? Но потом узнает нас и здоровается.

Мне нравится здесь. С порога чувствую знакомый запах. Говорят, так пахнет дезинфицирующий раствор, которым обрабатывают вещи перед отправкой из Америки в Россию. Помню, так же пахло и от немецкой гуманитарки, которая шла к нам в начале девяностых. Но мне все равно кажется, что это запах хорошего западного стирального порошка. Этот запах – как послание из другого мира.

Зайдешь в иные наши бутики, в нос ударяет амбре немытого тела продавщицы. А тут вещи вроде ношенные, а как хорошо пахнет. Заграницей, хорошей чистой жизнью.

Сначала идем в отдел свитеров. Каждый день их «коллекция» подновляется. Где-то в подсобных комнатах вскрываются огромные мешки, откуда извлекаются вперемешку пальто и обувь, футболки и джинсы. Все это сортируется, самое ценное, на взгляд хозяина, остается «для своих», остальное выносится в зал.

Отдел трикотажа самый большой. Если по нему судить, выходит, что американцы чаще всего меняют в одежде именно трикотаж. Мы обычно перво-наперво идем сюда, так как каждый раз кажется, что если не начнешь с этого отдела, самый нужный тебе свитер кто-то прямо из-под носа уведет. А другого такого же уже никогда не будет.

И в этом тоже прелесть секонд-хэндов, ведь ты покупаешь в принципе эксклюзивную вещь. Не надо потом оглядываться в театре или на прогулке – точно никто не повторит твой наряд.

Отчасти поэтому я и не люблю наши промтоварные магазины. Во всех одно и то же, с одного московского базара. Только цены разные. Да и сколько раз приходилось жалеть, что клюнула на обновку из бутика. Или назавтра пол-автобуса в такой же юбке, или после стирки кофту в приличное место уже не надеть, потому как она стала на четыре размера больше и цвет родной утратила. В общем, не люблю я прилавков и однообразных вешалок.

В магазине «секонд-хэнд» все по-другому. Вдоль стен и посреди залов стоят широкие столы, на которых грудами навалена одежда. Только самые стойкие и терпеливые могут отыскать в этих кучах вещи, достойные гардероба настоящей леди. Иногда вообще непонятно, как оказались такие «вкусные» вещицы на грубо сколоченных столах этого подвала.

Ну, например, недели две назад я откопала классный велюровый пиджачок от Liz Claiborne. Дома я его сполоснула, высушила на плечиках, еще влажным почесала щеткой для волос – он стал как новенький. Под пиджак примерила тонкую рубашку от Izod нежно салатного цвета (тоже из этого магазина), а на лацкан приколола тонкую серебряную брошь в виде стрекозы. Получилось просто супер. Ни дать ни взять, адвокат преуспевающей конторы. Ни в одном из наших престижных бутиков такой блайзер не купить.

И когда я в этом пиджаке заявилась в ресторан на день рождение нашего бухгалтера, девчонки с меня глаз не сводили. Фирма есть фирма. Она хоть и приплыла к нам в мешках в грузовом отсеке, но достоинство не потеряла.

– Лар, ты с чего начнешь?

– Мне бы Толику свитер поискать. Он в командировку собирается, в Финляндию. У него будут переговоры в неформальной обстановке.

– В бане что ли?

– Ну, ты комсомольскими представлениями мыслишь. Шеф фирмы, с которой контракт будут заключать, его может в гости позвать. Теперь у них это модно – домой к себе звать. В костюме не пойдешь, надо такой неделовой стиль одежды. Посмотрела, а свитера приличного у него нет. Я уж и в «Штальман» съездила, и в «Босс». Нашла парочку. Но размер не подходит. Все маленькие на моего пупсика.

Она хихикает и идет в конец зала, там на стеллажах накиданы мужские свитера. Я остаюсь почти у входа.

Решаю начать с крайнего у стены стола, где заметила яркую ручной работы кофту. В зал заходят еще две покупательницы, и я поворачиваюсь к ним спиной. Всем своим видом показываю, что к моему участку подходить не надо.

Я размашисто поднимаю свитера за плечики, на несколько секунд задерживаю внимание, разглядывая фасон и рисунок, и аккуратно бросаю на кучу левее. Понравившиеся вещи откладываю направо, туда, где на ворохе одежды стоит моя сумка.

Примерно минут через двадцать я добираюсь до столешницы, но выбрано только две вещи и то так, с надеждой, что найду лучше. Полкучи слева, т. е. вещи, которые не понравились, я просто сваливаю обратно в образовавшуюся дыру и передвигаюсь на новое место. Обычно, чтобы выловить что-то стоящее, я повторяю эти операции многократно, двигаясь по кругу, пока не устанет спина или руки.

Поменяв дислокацию в третий раз, я вдруг замечаю под грудой трикотажа симпатичную расцветку. Как раз то, что я люблю. Мелкий рисунок, черная, сиреневая и белая нити. Засовываю обе руки в гущу тряпок, крепко цепляю свитер и из всех сил тяну его вбок и вверх. Вот он красавец. И лейб что надо. Alfani.

Мне всегда казалось, что это исключительно мужская фирма. А тут такой нежный окрас и глубокий вырез. Нет, он определено женский. Кручу, щупаю, выворачиваю наизнанку. Бирки хрустящие, на нижней приколот бумажный конвертик с нитками. Неужели даже не стираный? Хочется бросить все и бежать в примерочную, скорее померить.

Смотрю на стену прямо перед собой, там висит от руки написанное объявление: все по девяносто рублей. Вот это да!

Как это хозяин пропустил такую прелесть. Чтобы удостовериться в везении, поворачиваюсь к девушке-продавщице, скучающей на стуле у входа в зал:

– На этом столе все вещи по девяносто?

– Да, все по девяносто, – говорит она безразличным тоном.

Мое счастье просто безгранично. Я уже представляю, как завтра на собрание в манькином классе надену этот свитерок. Надеюсь, он высохнет к завтрашнему вечеру. У меня есть темно-фиолетовые вельветки, я практически их не одеваю – трудно подобрать верх. А тут такая удача. И главное, размер мой – восьмерка. Не в силах справиться с желанием поскорее обладать обновкой, беру все отложенные свитера, сумку, куртку и спешу за занавеску.

Надеваю свитер на тонкую футболку, мало ли что – вещи-то здесь не новые. Даже так видно, что сидит он на мне отлично. Беру. Я еще минут пять кручусь перед зеркалом. Вырез просто замечательный. Сейчас футболка выглядывает, а когда на голое тело надену, да еще лифчик с низким креплением – очень даже соблазнительно будет выглядеть. Не только на собрание можно пойти, но и на вечеринку.

Ну, кто подумает, что я этот свитер купила в секонд-хэнде, а не в модном у нас «Cosmo»? Кстати, я где-то читала, что хозяйка этого магазина для богатых закупает вещи в таких же секонд-хэндах, только в Москве, на Арбате. Все наши бизнес-леди почитают за честь одеваться именно в «Cosmo». А вещи ничуть не шикарнее, чем я выкапываю в этом подвале.

Для «контрольного выстрела» можно сходить в центральную кофейню, там весь городской бомонд после обеда ошивается. И посмотреть, как девицы будут меня разглядывать. Если с повышенным вниманием – значит, вещь что надо. Беру, беру, беру.

Уже с меньшим подъемом померила еще две кофточки. После свитера они мне не понравились. Пойду, поищу чего-нибудь. Я рассчитывала потратить сегодня рублей триста. Поэтому можно еще покопаться.

Ларка уже перешла в другой отдел. Я же еще перебираю три стопы, но больше ничего мне не нравится. К тому же в магазине становится людно. Следом за мной к столу пристраивается молодая хорошо одетая девушка в платочке. Какой качественный платок, и главное – он очень подходит по цвету к выбранному только что мною свитеру.

Где же я видела эту расцветку? Ах, да – в прошлый раз прямо при нас открыли мешок с аксессуарами. Помню, я тогда очень переживала, что не успею схватить вытащенную из недр мешка темно-бордовую сумку. А этот (точно этот – в обычных магазинах такого не найдешь) платочек запутался с поясными ремнями и какой-то серой шалью. И пока продавщицы распутывали комок, я ухитрилась протянуть руку и крепко ухватить сумку за ручку. Мое.

Так мы и стояли, человек десять, в ожидании, когда мешок будет опустошен. Я оглядела женщин вокруг. Если бы не сама была одной из них, посмеялась бы точно. Такие напряженные, сосредоточенные лица. Ни дать, ни взять на стартовой дорожке олимпийского стадиона.

Точно знаю, каждая в такую минуту как львица готовится к прыжку. Уже зацепила взглядом какую-то вещь и стоит, собирает силы на борьбу за нее. Если бы в такую минуту у кого-то зазвонил телефон – точно ни одна бы не сошла с места, не порылась бы в сумочке и уж точно не стала бы разговоры разговаривать.

Глаза крыжовины, мышцы в тонусе. Как только последняя вещь оказалась на столе, продавщиц оттеснили, и каждая из теток начала выхватывать из новой кучи товар. Но я оказалась проворнее – мгновенно дернула сумку и отскочила в сторону.

Поэтому платочек от меня и ушел. Я его, конечно, видела, пока выгружали мешок, но потом, счастливая, что успела первой отовариться, забыла про него. Ну, да ладно, чего жалеть, зато у меня есть свитер – это более существенное приобретение.

Я нарочно, когда переходила на новое место, вытащила из сумки чуток обновки. Небрежно так торчит рукав – пусть девица видит и переживает. На сей раз она не успела.

Иду в отдел нижнего белья. Там придется сменить тактику поиска, так как вещи свалены в глубокие корзины, стоящие и на столах, и на полу. Ларка склонилась над большущей емкостью, доверху наполненной бюстгальтерами. Я не люблю здесь покупать нижнее белье. Все-таки трусы или лифчик – это слишком интимное. Хотя мне иногда хочется (особенно после двухнедельной диеты) блеснуть перед Лешкой своей фигурой. И тут западные кружева были бы очень кстати. Но не могу я надеть на себя ношеный лифчик, хоть тресни. Свитер, штаны могу, а белье – ни за что. Покупаю его в Турции.