В то самое время, когда генерал Келлерман, глава полицейского управления и командующий СС по Великобритании, устраивал светский раут для высших лондонских чинов, почетный гость, для приветствия которого все это затевалось, в белом мясницком фартуке стоял в морге на задворках Бейкер-стрит и наблюдал, как патологоанатом сэр Джон Шилдс вскрывает труп Питера Томаса.
Морг располагался в мрачном приземистом здании, отделенном от Паддингтон-стрит площадкой, где разгружались медицинские фургоны и катафалки. Внутри стены были перекрашены такое множество раз, что сделались гладкими и блестящими – неровности кирпича полностью скрылись под бесчисленными слоями зеленого и коричневого. Гладким и блестящим был и начищенный деревянный пол, и каменные лестницы. Тусклые электрические лампочки проливали маленькие лужицы желтого света. Единственным действительно ярким источником освещения была медная лампа с зеленым плафоном, опущенная к самому животу трупа.
Вокруг собрались девять человек: Хут, сэр Джон Шилдс и его ассистент, Дуглас Арчер, сотрудник коронерской службы, клерк, два работника морга в резиновых фартуках и сапогах и маленький суетливый немец – майор полиции, прилетевший в этот день из Гамбурга. Он все записывал в блокнот и непрестанно требовал перевести ему бесстрастные комментарии сэра Джона.
В общем, народу у стола было слишком много, и Дуглас с готовностью уступил свое место в первом ряду. Не любитель подобных зрелищ, даже отводя взгляд, он с трудом сдерживал дурноту от звуков пилы и ножа, с чавканьем вспарывающих мертвое тело.
– Кровоизлияние, – провозгласил сэр Джон, указывая ножом. – И еще. И еще.
Все с пристальным вниманием уставились во вскрытый живот.
– Хм… Не нравится мне его печень… – Сэр Джон ухватил печень, вырезал и поднес к свету. – Что скажете, доктор? – обратился он к ассистенту.
Гулкое эхо его голоса отдавалось под потолком. Ассистент потыкал печень скальпелем и принялся разглядывать в увеличительное стекло. Сэр Джон наклонился и понюхал труп.
– В чем дело? – нетерпеливо спросил Хут.
– Бедняга был серьезно болен, – констатировал доктор. – Очень интересно. Никогда не видел ничего подобного.
Маленький немецкий майор строчил в блокноте. Все записав, он тоже изъявил желание взглянуть на печень через увеличительное стекло.
– Сколько ему оставалось до отказа печени? – спросил он по-немецки.
Хут перевел.
– О, я бы воздержался от прогнозов, – ответил сэр Джон. – Знаете, народ с убитой печенью бывает чертовски крепким – у меня в клубе таких полно, еще всех нас переживут! – И он хохотнул.
– Это не шутка, – сказал Хут. – Он был болен?
– Несомненно.
– Смертельно болен?
– Я бы дал ему не больше пары месяцев. Вы согласны, доктор?
Ассистент сэра Джона выразил свое согласие шумным вздохом и легким кивком.
Хут приобнял майора за плечи и увел пошептаться в сторонку. Сэр Джон явно расценил это как вопиющее нарушение этикета и ничуть не пытался скрыть свое возмущение.
Вернувшись к столу, Хут объявил сэру Джону, что все внутренние органы Питера Томаса должны быть упакованы и готовы к отправке в Берлин на следующий день самолетом из Кройдона.
– В таком случае мне здесь больше делать нечего, – объявил сэр Джон Шилдс.
– Поймите меня правильно, сэр Джон, я ничуть не хотел вас обидеть, – произнес Хут с неожиданной учтивостью. – В Берлине нет специалистов вашего уровня. Я очень надеюсь, что вы и ваш коллега согласитесь продолжить осмотр, чтобы к утру у нас было ваше заключение.
Сэр Джон сделал вдох полной грудью и выпрямился во весь рост. Он всегда делал так в суде, прежде чем размазать какого-нибудь самоуверенного хлыща с адвокатским дипломом.
– Ни о каком моем участии не может быть и речи, пока этот труп находится здесь, а не в полностью оснащенной больничной лаборатории с полным штатом сотрудников.
Хут лишь молча кивнул.
– И даже в этом случае потребуется много времени, – продолжал сэр Джон. – Все лондонские больницы сейчас работают на износ, а по каким причинам – я лучше тактично умолчу в присутствии вас и вашего гамбургского коллеги.
– Именно поэтому я уже договорился с госпиталем СС у Гайд-парка, – произнес Хут с тем же церемонным кивком. – Их лаборатория в вашем полном распоряжении. У подъезда ожидают два автомобиля и медицинский фургон. Также у вас будет телефонная линия, по которой вы в любой момент сможете запросить любые дополнительные материалы и персонал.
Сэр Джон долго смотрел на Хута, прежде чем ответить.
– Хотел бы я думать, бригадир, что такая неожиданная щедрость со стороны немецкой армии является выражением признания моих академических заслуг. Однако боюсь, что причина ее скорее кроется в вашем особенном интересе к обстоятельствам смерти этого человека. Именно поэтому я был бы очень признателен, если бы вы сообщили мне то, что вам уже известно.
– Штандартенфюрер, – сказал Хут. – Мое звание – штандартенфюрер, не бригадир. Могу сообщить вам одно, сэр Джон. Я еще больше вашего не люблю загадки и особенно все, что касается загадочных смертей.
– Эпидемия? – вопросил сэр Джон. – Заразное заболевание? Вирус? Чума? Моровая язва? – Он слегка повысил голос. – То есть вы уже видели подобные симптомы?
– Некоторые мои люди видели нечто подобное, – признал Хут. – Что же до чумы и моровой язвы… мои эксперты говорят, что мы можем иметь дело с чем-то пострашнее Черной Смерти.
В Скотленд-Ярд они вернулись уже после полуночи. Лишь тогда Дуглас убедил Хута все же взглянуть на кабинет, отведенный для него в мезонине. Комната была великолепна. Из окон открывался вид на Темзу и здание Совета Лондонского графства на другом берегу. В подготовку были вложены колоссальные усилия, генерал Келлерман лично дважды проверил, чтобы все было в безукоризненном порядке – стол розового дерева отполирован, хрустальные плафоны вымыты, ковер почищен. На тумбе красовался новенький телевизионный приемник «Телефункен» в ожидании, когда возобновит работу Би-би-си – обещали к Рождеству. Внизу за створками прятались бокалы из уотерфордского хрусталя и ряд бутылок. «Ему ведь понравится, правда?» – вопрошал Келлерман хриплым шепотом, который так хорошо умел воспроизводить Гарри Вудс. «Конечно, сэр! Кому бы не понравилось!» – заверял его старший офицер штаба, которого Келлерман любил называть своим «руководителем аппарата».
– Очень мило, – саркастично изрек Хут, зайдя в кабинет. – Идеальное местечко, чтобы запереть меня подальше и не дать ни во что вмешиваться. О, как вижу, даже телефон идет через коммутатор генерала.
– Вас не устраивает месторасположение кабинета? – уточнил Дуглас.
– Уберите всю мебель и барахло, – распорядился Хут. – Не рабочее место, а викторианский бордель. Келлерман думает, что я буду сидеть здесь и пить, пока не включится телевидение?
– Тут есть подключение к кабельному каналу. Можно использовать для передачи полицейской информации – фотографий подозреваемых и тому подобного.
– А может, вас в министерство пропаганды устроить? – предложил Хут. – Не желаете?
– Подумаю об этом на досуге, – серьезно ответил Дуглас.
– Короче, мебель – убрать. Поставить несгораемый шкаф с хорошими замками, металлический стол с запирающимися ящиками и нормальную настольную лампу вместо этого вот безобразия. Вы будете сидеть в смежном кабинете, так что обустройте там все по своему усмотрению. Установите телефонные аппараты: должно быть четыре прямые линии. Пусть проведут сюда с вашего прежнего рабочего места. В коридоре поставить стол и стул, чтобы караульному не приходилось стоять. И где, кстати, караульный?
– Караульный, сэр?
– Ну что вы все повторяете, как болван! – взорвался Хут. – Расследование убийства Питера Томаса является частью операции с кодовым названием «Апокалипсис». Никакая информация о нем – вообще никакая! – не покидает пределов этой комнаты без письменного разрешения от меня или рейхсфюрера CC Генриха Гиммлера. Вы поняли?
– Понял и запомнил, – ответил Дуглас, теряясь в отчаянных догадках, что за всем этим может стоять.
Хут улыбнулся.
– А на случай, если память все же подведет вас, в коридоре будет круглосуточный вооруженный караул. – Он взглянул на часы и с досадой прибавил: – Который уже должен был заступить на дежурство. Так. Звоните командующему службы охраны СС в Кэнон-Роу. Пусть немедленно пришлют караульного и еще полдюжины человек, чтобы мебель вынести.
– Едва ли там найдутся рабочие в такое позднее время.
Хут приподнял фуражку и смерил Дугласа взглядом из-под тяжелых век. Этот жест был признаком надвигающейся опасности.
– Опять шутите? Какая-то очередная провокация?
Дуглас пожал плечами.
– Хорошо, я позвоню.
– Я буду в третьем конференц-зале с майором Штейгером. Передайте начальнику охраны, что к моему возвращению мебель должна быть заменена.
– Где же мне сейчас взять несгораемый шкаф и стол? – спросил Дуглас.
Хут повернулся, чтобы уйти – как будто вопрос даже не стоил его внимания.
– Проявите инициативу, инспектор, – бросил он через плечо. – Пройдитесь по коридору, загляните в каждую дверь. Увидите то, что нужно, – берите.
– И утром будет жуткий скандал. Придут забирать свою мебель обратно.
– На этот случай перед дверью будет караульный, выполняющий приказ рейсхфюрера СС не выносить ничего из этой комнаты. В том числе мебель.
– Понял вас, сэр.
– Из моего чемодана достаньте картонный тубус. В нем маленькая картина Пьеро делла Франческа. Ее нужно поместить в раму и повесить на стену. Прикрыть ею хоть кусочек этих жутких обоев!
Дуглас не удержался от вопроса:
– Подлинная?
Он слышал много историй о произведениях искусства, награбленных после боев в Нидерландах, Польше и Франции.
– Подлинный Пьеро делла Франческа в кабинете полиции? – переспросил Хут. – Едва ли это было бы уместно, вы не находите?
И вышел, не дожидаясь ответа.
Дуглас позвонил начальнику охраны и передал распоряжения Хута, сопроводив дружественной подсказкой, что штандартенфюрер очень торопится. Начальник охраны заметно испугался. Очевидно, сообщение от Келлермана об особо важной персоне было воспринято весьма серьезно.
Дуглас подошел к окну и посмотрел на безлюдную набережную – комендантский час распространялся на всех, кроме членов парламента и посменных работников ключевых служб и отраслей. Улица и мост были пусты, лишь стояли ряды припаркованных служебных автомобилей да вооруженный патруль обходил освещенный периметр правительственных зданий. Мотоцикл с коляской затормозил у блокпоста на въезде на Вестминстерский мост и после краткой проверки с ревом умчался в ночь. С той стороны реки Биг-Бен громко пробил очередной час. Дуглас зевнул, размышляя о том, как людям вроде Хута удается так легко обходиться без сна.
Он полез в чемодан за репродукцией Пьеро делла Франческа, но не успел даже раскрыть тубус, как вдруг заметил большой коричневый конверт с красной сургучовой печатью, оттиск на которой невозможно было спутать ни с чем. РСХА, Главное управление имперской безопасности, святая святых Генриха Гиммлера. Конверт был уже вскрыт сбоку, из него торчал край сложенной бумаги.
Искушение было слишком сильно. Дуглас вытащил из конверта большой лист, развернул и обнаружил на нем огромную сложную диаграмму, начертанную черными несмываемыми чернилами. Бумага была ручной работы, тяжелая и плотная, как пергамент. Даже со своим блестящим немецким Дуглас не смог разобрать написанное мелким почерком, но некоторые символы оказались ему знакомы.
О проекте
О подписке