Верхний этаж здания выгорел от зажигательных бомб. Сквозь зияющие дыры окон виднелись остатки перечеркивающих небо обугленных балок. Окна первого этажа были заколочены, как и у многих домов в этом районе, – цены на стекло стали неподъемными. Квартира подозреваемого находилась на третьем этаже. Дугласа привел туда Джимми Данн.
Он не ошибся, предположив, что мебель тут стоит денег. Комната содержала достаточно ценностей, чтобы одному человеку хватило лет на десять. Пожалуй, коллекция антиквариата тут была значительно лучше, чем в лавке Питера Томаса.
– Комендант дома еще не вернулся? – спросил Дуглас.
– Под дверью стоит бутылка молока. Похоже, он не ночевал.
Дуглас кивнул. По немецким правилам, после наступления комендантского часа в домах без особого на то разрешения могли оставаться лишь зарегистрированные проживающие, но это правило довольно часто нарушалось.
– Вам ничего здесь не кажется странным, Джимми? Или я просто старею…
– В каком смысле странным, сэр?
– В комнате дорогая старинная мебель, а на раковине треснутая мыльница. На полу бесценный ковер, а постель несвежая.
– Может, он просто скупердяй, сэр.
– Скупердяи нынче мыла вообще не покупают.
Дуглас стал рыться в ящиках комода, вороша рубашки и белье, преимущественно армейские.
– Должно же тут быть что-то личное… – приговаривал он. – Документы какие-нибудь, продовольственная книжка, пенсионное удостоверение…
– Большинство такие вещи с собой носит, – заметил Данн. – Дом всегда могут обокрасть, а восстанавливать бумаги тяжело и долго.
– Тем не менее он держит тут столько ценностей и даже не озаботился приличным замком. – Дуглас сунул руку в очередной ящик. – Ага! Что тут у нас?
Под старой газетой, которой было выстлано дно ящика, он нащупал конверт. Внутри оказалось полдюжины фотокарточек. Родители Споуда в саду загородного дома, рядом два маленьких ребенка. Мальчик на трехколесном велосипеде.
– Людям сложно решиться выбросить такие вещи, Джимми. Даже когда рискуешь жизнью, не так просто выбросить семью.
Следующая карточка представляла собой моментальный снимок жениха и невесты, слегка не в фокусе.
Дуглас внимательно просмотрел все фотографии. Самая большая была профессиональной – резкая, контрастная, напечатанная на глянцевой бумаге. На ней запечатлели группу лабораторных сотрудников в белых халатах, собравшихся вокруг человека преклонного возраста. Дуглас посмотрел на оборотную сторону. На штемпеле стояла дата и предупреждение, что фотография является собственностью информагентства, рядом был приклеен желтый прямоугольник бумаги с отпечатанной на машинке подписью: «Сегодня профессор Фрик празднует свое семидесятилетие. С ним в лаборатории группа коллег, которые работали над экспериментом, принесшим ему в минувшем году мировую славу. Посредством бомбардировки урана нейтронами с формированием бария и криптона он доказал прежде существовавшие теории о делении атомного ядра».
Такие узкоспециальные события редко представляли интерес для газетчиков. Дуглас проглядел приведенный ниже список ученых. Знакомых фамилий не было, за исключением доктора Джона Споуда и доктора Уильяма Споуда. Он снова посмотрел на фото, изучая лица людей, которые щурились от солнца мирным, спокойным, давно канувшим в прошлое днем.
– Это он?
– Да, сэр. Точно он.
– Господи! А рядом с ним тот самый человек, которого убили в квартире над антикварной лавкой.
– Давайте я позвоню в информагентство и выясню, кто покупал у них эту фотографию? – предложил Данн. – Прислали ее именно сюда, на этот адрес.
– Стоит попробовать.
Дуглас еще раз осмотрел комнату. Нигде не отходили обои, нигде не было никаких признаков, что тут двигали мебель или приподнимали половицы. Ничего не нашлось в бачке унитаза, а на шкафах и под ковром лежал только слой пыли.
Дуглас подошел к широкому кухонному столу, задвинутому в самый угол, чтобы освободить пространство. Пощупал под столешницей, не приклеено ли там что-нибудь липкой лентой. Затем присел на корточки и заглянул.
– Посмотрите-ка, Джимми.
Кухонные столы, как правило, снабжаются встроенным ящичком для хранения столовых приборов. Был такой и здесь – незаметный с первого взгляда, поскольку именно этой стороной стол был придвинут к стене. Вдвоем с Джимми они с трудом отодвинули тяжелый стол и раскрыли ящик.
Он оказался довольно большим, и внутри действительно лежали вилки, ложки и сломанная взбивалка для яиц. Однако основное пространство занимала рука. Правая рука из легкого сплава, развалившаяся на части в том месте, где выпало крепление. И Дуглас, как заправский фокусник, достал из кармана это самое крепление и вставил на место.
Констебль Данн отреагировал именно так, как от него ожидалось, – он изумленно присвистнул.
– Ну что ж, этого мне достаточно, – заключил Дуглас. – Деталь была найдена на месте преступления. И выскочила, вероятно, в процессе борьбы.
– Выходит, он все-таки замешан в убийстве Питера Томаса?
– Теперь можно называть это убийством Уильяма Споуда, Джимми.
Дуглас убрал деталь обратно в карман, а протез руки – на место. В ящике он заметил бумажный сверток. Внутри оказалась старенькая, но рабочая и бережно хранимая камера «Лейка» и принадлежности к ней – объективы, фильтры, светозащитный кожух и аккуратно убранный в чехол складной штатив с четырьмя ножками и каким-то большим крепежным устройством в форме кольца.
– Это тоже денег стоит, – заметил Дуглас, кладя сверток на место.
– Камеры теперь вторая валюта, – проговорил Данн, когда они придвигали стол к стене. – Знаю человека, который купил пару дюжин. Все сбережения вбухал.
– Рискованное вложение.
– Ну бумажные деньги тоже. Так вы думаете, что свидетели лгали, опознав его как Питера Томаса?
– Мы ничего не докажем, – вздохнул Дуглас. – Они будут до последнего клясться, будто именно под таким именем его и знали. Но я табачный паек за месяц готов поставить, что это ложь.
– Почему, сэр?
– Все говорили одно и то же, Джимми. Слишком много свидетелей сошлись в показаниях.
– Может, потому, что это правда!
– Правда не бывает одинаковой. Так говорите, у этого Споуда сегодня еще урок?
– Должен быть, сэр. В школе его возьмем?
– Сперва я позвоню в Скотленд-Ярд. Мой новый начальник может изъявить желание присутствовать.
Предположение оказалось верным. Штандартенфюрер Хут, по словам Гарри Вудса, выдал «типичный набор эсэсовского лая».
Школа на Бич-Роуд представляла собой типичную викторианскую крепость, в каких большинство лондонцев проводили свои ученические годы. С одного бока к зданию примыкала полузаброшенная церковь, и мощеная площадка перед ее кладбищем служила школьным двором. «И мы обрекаем своих детей проводить золотое время юности в таком месте… Бедный мой сын», – угрюмо размышлял Дуглас.
Напротив школы располагалась чайная – когда-то уютная маленькая норка, пахнущая сигаретами «Вудбайн», свежими тостами и сгущенным молоком. Дуглас часто захаживал туда еще на заре своей карьеры в уголовном розыске. Прилавок тогда ломился от хлебного пудинга, нарезанного большими ломтями – тяжелыми, как свинец, и темными, как грозовая туча. Теперь же старенький бак, из которого прежде наливался чай, содержал в себе лишь безвкусный эрзац, и в помещении было так холодно, что даже окна не запотевали.
– У нас в резерве четыре взвода пехоты, – говорил Хут. – Я пока велел им не привлекать к себе внимания. Остальные взяли квартал в оцепление.
Дуглас посмотрел наружу сквозь стеклянную дверь чайной. Солдаты были в полном боевом обмундировании, вплоть до полевых курток и ручных гранат на поясе. Вдоль Лиссон-Гроув выстроились грузовики, рядом с ними ожидали группы для проведения массовых арестов – с раскладными столами, переносными пишущими машинками и ящиками наручников.
Такова была официальная немецкая политика. «Обеспечение правопорядка должно быть демонстрацией ресурсов власти населению». Зная это, Дуглас все равно не ожидал такого масштаба.
– Наверное, стоило бы мне произвести арест одному, – сказал он.
– Я хочу, чтобы эти люди поняли: мы настроены серьезно, – отрезал Хут. – Все, идем его брать.
Они перешли через дорогу. Дуглас услышал смех кого-то из солдат и посмотрел туда, где ожидали штурмовые группы. Бойцы переговаривались, стоя в расслабленных позах, какие солдаты всегда принимают в минуты отдыха. А вдруг этим эсэсовцам дадут приказ открыть по школе огонь? Они подчинятся? Дуглас не сомневался: если он вообще что-то знает о детях, вся ребятня либо уже сгрудилась у окон, прижав к стеклам носы, либо ерзает на месте в ожидании разрешения повыскакивать из-за парт. Он оглядел все окна в поисках сына, но нигде его не увидел.
Как только они с Хутом вошли в вестибюль, им навстречу шагнул вахтер. Заметно было, как сильно он нервничает. В атмосфере чувствовалось напускное спокойствие, как будто все в школе получили приказ не обращать на окруживших здание военных никакого внимания.
– Чем могу помочь вам, джентльмены?
– Прочь с дороги! – рявкнул Хут. – Где директор? Под столом прячется?
– Штандартенфюрер, этот человек – фигурант моего расследования, – твердо произнес Дуглас. – Я должен настаивать на соблюдении гражданских прав. Я сам произведу арест.
Хут улыбнулся.
– Не волнуйтесь, мы не планируем застрелить его «при попытке к бегству», если вы на это намекаете.
Штандартенфюрер шагнул к дверям, за которыми скрылся вахтер, и проорал в полутемные коридоры:
– Давайте-ка поживей, господин директор, чтоб вас черти взяли! – Затем он обернулся к Дугласу и пояснил: – У нас к этому человеку слишком много вопросов, так что пока никак нельзя подвергать его жизнь опасности.
В коридоре появился директор.
– Как это все понимать? – вопросил он тоном, которого Дуглас не слышал со школьной скамьи.
Хут смерил его взглядом, поднял трость и ткнул директора в грудь серебряным набалдашником.
– Не сметь… – произнес он и сделал долгую паузу, – обращаться ко мне… – он говорил медленно, подчеркивая каждое ключевое слово тычком трости, – а также к моим офицерам подобным образом. Вы показываете своим ученикам дурной пример.
Директор вытаращил глаза, растеряв все спокойствие вместе с чувством собственного достоинства.
– Все из-за Споуда? – промямлил он, заикаясь. – Вы же за ним? Зачем я только дал ему работу?! От него одни неприятности…
– Где он? – Хут задал вопрос очень четко, будто обращаясь к маленькому ребенку.
– Кто, Споуд?
– Ну а кто еще-то? Или вы думаете, я зашел справиться у вас о местонахождении рейхсмаршала Геринга? – Долгая пауза. – Или о короле Англии? Вместе с королевой и принцессами?
– Нет-нет, конечно. Вы остроумны, герр полковник. О короле, ха-ха! Всем известно, что Его Величество и вся королевская семья сейчас в Виндзорском замке, в добром здравии. Я читал в газетах и дал понять своим сотрудникам, что не потерплю никаких подлых слухов, будто бы он заключен в Тауэре…
– Где Споуд? – повторил Хут, слегка приподнимая козырек фуражки, словно околыш чересчур стеснял ему голову.
– Споуд? – Директор издал нервный смешок. – Споуд? А вы не знаете? Он же в полицейском участке… – Несмелая улыбка сползла с его лица. – Разве нет? Сегодня утром ко мне приходили выяснять его домашний адрес.
Хут вскинул бровь и посмотрел на Дугласа. Тот кивнул. Директор в беспокойстве наблюдал за ними.
– Я, конечно же, сообщил всю имеющуюся о нем информацию, – быстро затараторил он, – и не думайте, что я критикую ваши методы, в мыслях нет! Я бывал в Германии до войны. И мне очень понравилось, как у вас там все устроено. В смысле, и сейчас нравится. То есть я не хочу сказать, будто в Англии что-то устроено неправильно, я имею в виду…
Дуглас подошел к ожидающему в уголке констеблю Данну и велел:
– Сбегайте-ка назад и заберите протез и фотографии.
Хут тем временем оборвал директорский лепет:
– Держите себя в руках. Где этот Споуд?
– Говорю же вам, герр полковник! Его вызвали в полицию. По телефону позвонили. Конечно же, я позволил ему отменить урок.
– По телефону, значит? А кто ответил на звонок?
– Мой секретарь. Я сразу вызвал к себе Споуда. Вы же понимаете, телефон в здании только один.
– И давно это было?
Директор глянул на часы, постучал по циферблату, поднес запястье к уху.
– Около часа назад.
Хут высунулся из дверей и дважды коротко дунул в свисток. Солдаты тут же припустили по двору, стуча коваными сапогами по брусчатке, и выстроились перед входом в школу, как на параде. Возглавляющий строй офицер вскинул руку в том, что у немцев называлось «партийным приветствием».
– Вот этого болвана под арест, держать отдельно от остальных, – распорядился Хут.
– То есть звонили не из полиции? – Директор начал понимать, что произошло. – То есть это сообщники его? Боже мой… – Он вцепился в плечо Дугласа, ища защиты. – Меня обманули! Этот Споуд меня обманул! Объясните им! Вы же англичанин, я знаю, вы англичанин! Скажите им, что я ни в чем не виноват!
Дуглас застыл от стыда. Солдат оттащил от него директора.
– Разрешите хоть жене позвонить! – умолял несчастный, но его уже вели прочь.
– Взять всех учителей, – приказал Хут офицеру. – И старших детей. Нет никаких гарантий, что они в этом не замешаны. Иногда и пятнадцатилетние убивают наших, были уже случаи.
– Я попробую выяснить, где Споуд мог скрыться, – сказал Дуглас.
Хут с досадой махнул рукой.
– Он уже далеко теперь. Прятаться они хорошо умеют.
– Кто «они»?
– Террористы. – Так у немцев было принято именовать Сопротивление. – Нет, Арчер, идите к сыну. Он ведь тут у вас? Заберите, успокойте, надо ему объяснить.
Дуглас не удержался от горького восклицания:
– Объяснить!..
Он понятия не имел, как объяснить своему ребенку творящееся в мире безумие.
– У детей гибкая психика, – произнес Хут. – Не стоит пытаться оградить его от всего, потому что он растет без матери.
Дуглас не ответил, глядя, как солдаты гонят через школьный двор группу учителей. Грузовики задом въезжали в узкие ворота.
– В этом не было никакой необходимости, – сказал он. – Учителя невиновны и ничего не знают.
– Ну даже будь я с вами согласен, останавливать процесс уже поздно, – ответил Хут.
С грохотом опустился откидной борт грузовика. Первый из учителей полез в кузов. Он был уже в летах, и ему пришлось опереться на руку солдата. Из группы арестованных послышались одобрительные возгласы, старик застенчиво улыбнулся. Примерно так обычно и проходили массовые аресты. Людям было спокойнее проходить через эту процедуру вместе с друзьями и коллегами. Зная, что ни в чем не виноваты, они могли относиться к этому как к экскурсии, выездному мероприятию, вносящему какое-то разнообразие в череду монотонных будней. Солдаты тоже это понимали и даже поддерживали такой настрой – им самим было проще, если арестованные улыбались всю дорогу до изолятора.
– От девицы вашей больше ничего не слышно? – спросил Хут.
Дуглас оторопел и не нашелся, что ответить.
– Разумеется, я в курсе, что вы проделали на Трафальгарской площади! – нетерпеливо бросил Хут. – Она еще на связь выходила?
– То есть вы установили слежку за мной, а ее не выследили?
Хут скорчил болезненную гримасу.
– Не сыпьте соль на рану, друг мой. Она шустрая. И умная. Умнее того человека, которого к ней приставили.
– Одного человека?
– О, слышу голос профессионала! Да, моим людям есть чему поучиться. Они не поняли, что имеют дело с опытным агентом.
– Вы про Сильвию?
– А, так вы тоже не поняли? Да, это важная маленькая птичка. Следовало брать ее сразу, пока была возможность. Такие опасность издалека чуют.
– А она почуяла?
– Полагаю, ее предупредили. У них всегда есть кто-то, кто вовремя предупредит. Вот и Споуду позвонили… – Хут шмыгнул носом. – Но это ничего. Они будут предпринимать еще попытки. Им отчаянно необходимо выйти на контакт с вами, инспектор.
– Со мной?!
– Таково мое предположение. Судите сами, они так рискуют… Хотя в следующий раз наверняка уже не через девиц будут действовать. Подослать могут кого угодно. Так вот, когда вам сделают предложение, соглашайтесь. Соглашайтесь на все.
– Какого рода предложение?
– Вероятно, они хотят предпринять еще одну попытку освободить короля.
– Из Тауэра? – с сомнением переспросил Дуглас.
– Нет ничего невозможного. В начале прошлого месяца они подобрались с реки и почти добились успеха.
– Боже милостивый!
Это многое объясняло. Охрана короля была самой важной из вверенных генералу Келлерману обязанностей. И в прошлом месяце в подразделениях службы безопасности СС имели место какие-то серьезные пертурбации, многие высокие чины лишились своих постов.
– Им не стоит прибегать к террористическим атакам, – сказал Хут. – Переговорами они добьются большего.
– Вы думаете?
– Это не я думаю. Это сообщение, которое вы должны им передать.
– Я вижу сына, – произнес Дуглас.
– Возьмите мой «Мерседес». Мальчику понравится турбонагнетатель.
Но Дуглас вежливо отказался:
– Нам недалеко. И мне сейчас будет полезно немного проветриться.
Уходить он не спешил – боялся, что солдаты начнут рукоприкладство. Стоял в углу школьного двора и наблюдал, как группы арестованных грузят в машины. Там его и нашел Джимми Данн. Лицо молодого констебля раскраснелось, он тяжело дышал от быстрого бега.
– Ничего нет! – выпалил он, утирая пот со лба. – Ни протеза, ни камеры. Ящик пуст.
– Вы уверены?
– Еще бы! Он даже не потрудился стол обратно задвинуть. Наверняка успел все забрать, пока мы в Скотленд-Ярд звонили.
– Надо же, какое совпадение, – ядовито проговорил Дуглас.
Джимми уставился на него с непониманием.
– Это в смысле… – медленно начал он. – Вы же не думаете, что его предупредил кто-то из наших?
– Знать бы, – вздохнул Дуглас. – Что ж, по крайней мере, пользоваться этой рукой все еще нельзя. – Он на всякий случай нащупал в кармане жилета потерянную Споудом деталь. – Это ведь стандартный протез, какие государство предоставляет жертвам войны?
– Похоже на то.
– Значит, чтобы получить его, наш Споуд должен был назвать свое настоящее имя. В министерстве все сверяют со своими архивами. У военных спрашивают звание и номер части, у гражданских – документ с места работы, и у всех обязательно – имя. Свяжитесь с министерством, выясните, что на него есть. И если он обратится к ним за деталью, пусть сообщат мне сразу – прежде чем дадут ему ответ.
– Вряд ли он рискнет, – предположил Данн. – Слишком опасно.
– Да, это слишком опасно, – согласился Дуглас. – Как и вояж в свою только что обысканную квартиру с полицией на хвосте. Нет, этому типу очень нужна рука, он на многое пойдет, чтобы ее починить.
Тут Дуглас снова заметил сына и пошел к нему. Процедура массового ареста меж тем развернулась в полном масштабе. Поперек двора выстроились раскладные столы, вовсю трещали пишущие машинки. Не только люди, но и все изъятые книги, папки – все до последней бумажки подвергалось тщательному документированию, и списки отправляли на подпись офицеру, ответственному за проведение операции. На лицах солдат явственно читалась скука. Они прекрасно знали, что это нудное и трудоемкое мероприятие, как и десятки подобных, не принесет никаких результатов, и главная его цель – дать населению понять, что любое противодействие нацистам приносит массу неудобств всем попавшим в зону поражения вне зависимости от степени вовлеченности.
Учителя в кузовах грузовиков уже не прятали беспокойство под стоическими улыбками. Многие высматривали, нет ли за оградой школы кого-то из друзей и родных, но солдаты жестко разгоняли всех зевак. Один из арестованных старшеклассников утирал слезы, и педагог негромко говорил ему что-то утешительное. Еще один, седовласый человек в очках с погнутой оправой, подмигнул парню и запел тонким надтреснутым голосом:
– Если весело живется, делай «хлоп»!
О проекте
О подписке