Глава 4. Незваные гости

Гости в доме всегда означают хлопоты. А незваные гости зачастую означают еще и неприятности. Иначе зачем бы им было покидать свои дома и трогаться в путь?

Так считали на Кате.

Так считала и маленькая девочка, словно хищный зверек, затаившаяся на вершине холма, среди переплетения ветвей колючего кустарника.

Там, впереди, внизу раскинулись бескрайние, словно море за ее спиной, пески пустыни. То тут, то там вздымающиеся барханами, как водная гладь волнами, что шумят, разбиваясь о камни, сзади нее.

Сверху над ее головой сияло в своей прозрачной черноте звездное небо, словно сливаясь с пустыней и морем в одно целое. Образуя триумвират. Этакое нечто, цельное в своей разности и прекрасное в своей необъятности, но отстраненное от мирских забот и чуждое человеку.

Впрочем, ребенку, наблюдающему за далекими огоньками родного Оазиса, вряд ли было до наблюдений за прекрасным.

Взгляд больших глаз рассеянно блуждал по открывающимся сверху видам.

Девочка ждала.

Чего? Она и сама не знала. Просто что-то в рисунке Мира вдруг стало не так.

Это «не так» не почувствовал никто из ее родни. Не почувствовали шаманы. Да и она сама не могла сформулировать, что могло быть не так, если все было без сбоев в энергетических линиях, из которых было сплетено пространство. Ничто не вплеталось в их узор. Никто не тревожил их паутинку своим движением. Энергия спокойно текла по своим каналам. Без сбоев и остановок.

И все же что-то в окружающем вдруг стало неправильным. И она почувствовала это. А почувствовав, ощутила, как страх жаркой волной поднялся откуда-то изнутри, сметая все доводы разума на своем пути. И ей стало понятно, что отсюда надо уходить. Бежать. Прочь! Покинуть Оазис без промедлений. Оставаться в нем было нельзя. Ни минуты.

Справившись с охватившей ее паникой, с противной дрожью в коленках, с привкусом горечи во рту и необъяснимым запахом сгоревшей плоти, вдруг защекотавшим ноздри, она поспешила к взрослым, чтобы подняли клан и уводили. Уводили как можно быстрее и как можно дальше отсюда.

Но ее слова почему-то проходили мимо сознания взрослых. Ее будто не слышали. Не воспринимая сказанное.

Это было странно. Очень странно. При других обстоятельствах клан бы поднялся сразу. И неважно, что панику поднял ребенок. Неважно, что тревога могла быть ложной.

– Лучше поднять задницу, чем оставить на песке голову, – говорил ей дед.

– И пусть страхи останутся только страхами. Лишних тренировок не бывает, – внушала ей мама.

И поступали соответственно. Потому клан и был многочисленным. Потому в нем и умудрялись умирать своей смертью.

Но не в этот раз.

В этот раз взгляд глаз, направленных на девочку, пытавшуюся растормошить семью, был пуст. Ее слова не доходили до разума других членов клана.

А времени достучаться до них, у нее не оставалось. Катастрофически. И она это чувствовала. Время неумолимо ускоряло свой бег, приближая развязку.

Какую? Вот это она и собиралась выяснить, буквально становясь одним целым с окружающим ее ландшафтом.

* * *

А в пустыне тем временем вовсю гремели барабаны, жарко пылали костры, ароматно пахло приготовленное в огромных котлах мясо и звучал смех.

Бдительно застыли на своих постах часовые. Оператор отслеживал показания, передаваемые локаторами, сканирующими небо, и данные датчиков движения.

Шаманы, находясь в полутрансовом состоянии, внимательно вглядывались в рисунок Реальности окружающего Серру мира.

Ночь была по-южному душной и темной.

И никто из собравшихся на Праздник Пустыни не заметил возникшую в небе и взявшуюся словно из ниоткуда плоскую черную тень, застывшую на склоне одного из барханов.

Никто, кроме маленькой девочки, замершей среди ветвей колючего кустарника, на расстоянии одного перехода^[11] от Оазиса^[12].

При виде этой странной плоской тени ноздри ее тонкого курносого носа нервно дернулись. Одна бровь удивленно приподнялась.

Этот тип летательных аппаратов был ей неизвестен.

А значит, он был неизвестен и клану.

И ей эта неизвестность очень не нравилась.

Глава 5. Одна

Когда в небо взметнулся столб бело-голубого огня, поднимая в воздух и разбрасывая на многие переходы то, что осталось от моего Оазиса, я поняла, что ушла слишком недалеко от него.

Когда непонятный летательный аппарат начал поливать огнем все вокруг, все расширяя и расширяя радиус обстрела, я поняла, что это мое «недалеко» может иметь катастрофические последствия для меня.

Оставалось лишь натянуть на себя дыхательную маску^[13], еще плотнее вжаться в землю, придвинувшись к остриям корней вплотную, да радоваться тому, что от выхода из туннеля я ушла по диагонали в сторону на полперехода, не став оборудовать свой наблюдательный пункт прямо на скале. Ну и еще надеяться, что этого хватит, чтобы уцелеть.

Нечто летательное тем временем продолжало плеваться зелено-белым огнем, наматывая по пустыне все более расходящиеся круги от центра Серры.

Взметались вверх столбы песка, оседали и проваливались внутрь каменные стены туннелей. Открывшиеся в земле провалы моментально засыпались обвалившимся на них сверху песком, который тут же заливался огнем, похоже, что из всех орудий, прилетевших к нам невесть на чем и невесть откуда.

Взрывались боезапасы, спрятанные в нишах туннелей. Горели деревья, когда-то дарящие благословенную тень детям Оазиса.

Взлетали на воздух остатки оборудования, спрятанные в лабораториях и на складах, находящихся еще ниже уровня туннелей.

Ничто не могло уцелеть под шквалом этого огня.

Мир завертелся вокруг меня в смертельном танце. Красный песок Серры столбом стоял в воздухе, смешавшись с красной кровью моей семьи, бело-голубым пламенем от взрывов боеприпасов и зеленым огнем, извергающимся из летательного аппарата врага.

Вся эта адская смесь, колом встав в воздухе, горячей бурей закрыла от меня небо.

От взрывов сотрясалась земля и закладывало уши. Так что я лежала, прикрыв голову руками и приоткрыв рот, чтобы не порвались барабанные перепонки. Отмечая краем сознания для себя тот факт, что неизвестная конструкция двигалась и стреляла бесшумно. Звуки исходили исключительно от взрывов наших боеприпасов, шелеста нашего песка и от скрежета камней наших же обваливающихся конструкций.

Воздух тем временем дрожал, словно марево в жару, и как будто бы то сворачивался, то, развернувшись вновь, накрывал тугой волной все, что было рядом, в радиусе не менее десяти переходов, как определила я для себя зону поражения.

От этого действа возникали странные ощущения. Все пространство просто трясло, как будто бы от пронизывающего холода: дрожал земляной холм, дрожали скалы, дрожал песок, дрожало все внутри. А потом все стало выворачиваться наизнанку, словно вспоротая на животе шкура бура^[14], сворачиваясь в трубочку и обнажая внутренности.

Обнажились засыпанные песком туннели, отступила вода моря, демонстрируя скрытое под ней. Треснувшая скала осела, осыпаясь грудой каменных обломков, но не внутрь туннеля, а наружу, показывая то, что было сначала спрятано в ней, а потом разгромлено неизвестным оружием.

Треснул холм, на котором я притаилась. И если б не сплошное переплетение вросших в него и проросших насквозь корней, он бы просто рассыпался. Корни кустарника, тем не менее, треснули, орошая остатки земли, те, что им еще удавалось удержать вокруг себя, густым, бурым, ядовитым соком.

Я же, свернувшись калачиком на остатках холма, среди паутины острых корней, истекающих едким соком, пытаясь дышать как можно более редко и как можно менее глубоко, вытащила откуда-то из себя, словно из глубин клеток, из которых и состояла вся я, целиком и полностью, то, что можно было назвать энергетическим коконом. И закрылась в нем, будто птенец в яйце, пытаясь ни о чем не думать и ничего своего не чувствовать, лишь пропускать через себя то, что чувствовал и воспринимал окружающий меня Мир, не более. Лежала, пытаясь унять дрожь, перестать чувствовать страх, стараясь стать просто частью ландшафта. Его неживой частью.

Старалась. Очень старалась.

Поскольку что-то, гораздо более глубокое, чем обычная память, говорило мне, что если я учуяла этих… учуяла непонятно как, учуяла единственная из всего клана, то и они способны меня учуять. И потому надо сидеть тише вод озера долины^[15], экономя силы, если, конечно, я хочу попытаться выжить.

А выжить я хотела. Ведь как говорил мой двоюродный брат нам, мелкоте, столпившейся рядом с ним, сидящим у самого костра и важно попыхивающим деревянной трубкой, набитой табаком:

– Умирать надо тогда, когда ты способен забрать с собой в могилу всех своих врагов.

Он был совсем взрослым, мой брат. Ему было пятнадцать. Но вот чего я не могла в данный момент, так это прихватить с собой в яму всех врагов.

И потому, став не более разумной, чем земля на приютившем меня холме, приняв позу эмбриона, еле дыша, я ждала. Ведь…

– Все когда-нибудь заканчивается, так или иначе, рано или поздно. А холодные ветра обязательно сменятся теплыми, – так говорила мне мама, дуя на мою разбитую коленку.

И я ждала. Ждала, экономя силы и надеясь, что скоро пришедшим надоест громить все вокруг и что у меня хватит энергии этого дождаться. Иначе мои внутренности просто вывалятся наружу сквозь мою порвавшуюся шкурку. А это казалось мне очень обидным и совсем не справедливым. Хотя «казалось» не совсем верное слово в данной ситуации. Ничего мне в тот момент не казалось. В тот момент я просто старалась дышать как можно реже. И это было все, за чем я следила, пока звук взрывов не стих.

А когда он стих, то, похоже, в ход пошли бомбы. И это уже не было тихим и бесшумным уничтожением моего клана из орудий со стороны пришлых. Потому как от их «плюх» и «бух» снова земля вставала дыбом, и снова я рисковала оглохнуть, если раньше меня не накроет взрывом.

А потом землю стали поливать чем-то таким, отчего песок и камни плавились, а вершины кустов горели, хотя они и были чуть в стороне от главного действия этой ночи. И земля стала очень горячей. И если б не костюм из кожи изерги^[16], то я бы точно зажарилась, как яйца на сковородке, разогретой на плите к завтраку.

Но и это прошло.

И наступила тиши-на…

Страшная, оглушающая тишина. Когда непонятно, жива ты или нет, слышишь или оглохла, цела или осталась без какой-либо части своего тела, болит у тебя что-нибудь или нет, и вообще, есть ли еще чему болеть?

Но выяснять это я пока не собиралась. Как и высовываться наружу. Я ждала. И не напрасно.

Несколько раз холм накрывала пролетающая мимо черная плоская тень от неизвестной мне конструкции.

А потом опять тишина. И ничего. И вновь широкая тень, плавно скользящая вдоль моего укрытия.

Весь мир просто исчез для меня. Остались только я и эта черная плоская тень.

Только эта черная тень и я, ничком лежащая на обожженной земле. Я – никто и ничто. Часть пейзажа, не более.

И война. Но не с неизвестными. С самой собой.

Война со своими нервами, война со своим темпераментом, война со своим страхом. Испытание выдержки. Экзамен на хладнокровие.

Не знаю, чем бы закончилось дело, но тут до меня долетело эхо еще чьего-то присутствия. Не звук, не силуэты. А эхо их энергетики.

Сейчас я знаю, что это были патрули Содружества, искавшие нарушителя. Того, кто вопреки Закону проник на запретную территорию.

И встречаться с ними тем, кто уничтожил мою семью, судя по всему, совсем не хотелось. Поэтому неизвестные быстренько ретировались.

Оставив за собой выжженную землю и маленькую девочку, свернувшуюся клубочком под обугленными корнями того, что когда-то было огромным цветущим кустом с пряным и нежным ароматом светящихся в ночи нежно-голубых цветов.