Ливень

От грибов на Змеёныша накатила дурнота. Мысли затянулись в неприятный узел без начала и конца, состоявший из вереницы идиотских повторяющихся фраз. Застревать в этакой удавке совсем не хотелось, Вёх постарался отвлечься и заметил, как плотоядно смотрит на него Деревяшка. Да ещё и едва заметно усмехается. Она красила губы при помощи размокших сигаретных пачек определённой марки, потому что грим нужного цвета давно кончился. Вёх закрыл глаза и попытался уловить тонкий табачный запах, но не смог.

Наедине Тиса всегда становилась куда любезнее, и теперь от неё веяло чем-то многообещающим. Одиночество доконало, не иначе. Ведь она-то точно ни с кем посторонним не водила дружбу. Деревяшка слишком много всего знала и умела, часто в свободное время мастерила разные штуковины да помогала старшим. Словом, ей было не до прогулок и пустой болтовни с кем попало.

«Тиса никогда не подкармливала тебя за просто так, – любезно напомнил Наг, – сегодня нам может перепасть. Чисто по-семейному, как в самый первый раз».

Она встала и оглянулась вокруг. Затем расправила подол и села ближе, притянула к себе Змеёныша, чтобы он лёг и положил голову ей на бёдра. После этого он уже не мог ни на чём сосредоточиться. Только увидел вывалившуюся из-за дальних барханов Свалки тёмную тучу и понял, отчего так клонит в сон, а на улице до сих пор так душно.

Тиса медленно водила кончиками пальцев по его выбритым вискам. На что она только надеялась, когда обоих уже порядком размазало?

Сквозь дрёму послышались шаги, прямо-таки громкий уверенный топот. Вёх задержал дыхание и прислушался. Музыканты уже спали, да и не шатались никогда по Свалке, дело-то опасное. Поначалу он решил, что Корн притащил своих дружков, но, выбравшись на край ямы, увидел, как из-за пригорка показались трое крепких мужчин с ружьями. Они направлялись прямо в контейнер. Прозрачная ясная ночь совсем не мешала их рассматривать.

Переглянувшись с Тисой, Змеёныш понял, что она тоже растеряна. Очень осторожно оба пробрались ближе к дому между покинутых шалашей и нашли место, откуда могли спокойно подслушать.

Мужчины вошли под навес и заслонили вход. Блеснул старый масляный фонарь из жестянки, который кто-то из них задел плечом. Заспанный Инкриз говорил с ними нарочито спокойно и тихо. Фринни молчала, хотя наверняка уже была на ногах. Наконец, Вёх смог разобрать слова:

– Зачем она вам в такое позднее время?

– Господин Амьеро велел привести. Есть к ней дело, – произнёс кто-то из чужих.

– К моей дочери? Но я бы знала, – забеспокоилась Фринни.

– Как её имя? Той, у которой царапина под рёбрами?

Голос Инкриза дрогнул:

– Послушайте, если она натворила что-то, мы непременно с ней разберёмся в кругу семьи… А вам заплатим или…

– Нам нужно привести её на гостиный двор, – не дослушав, отрезал визитёр.

Деревяшка удивлённо моргнула, и вид у неё на секунду стал такой, будто она потеряла что-то ценное да поздно заметила.

– Нет, – отрезал Инкриз, – она не пойдёт с вами никуда в такой час.

– Посторонись.

Судя по всему, Инкриз не позволил себя оттеснить. Тени завозились, и вдруг Вёх с Тисой содрогнулись от звука лопнувшего стекла.

– Что вы делаете?! – вскрикнула Фринни и попыталась помешать им войти. – Вакса, беги!

Тиса подхватила камень и, прицелившись, со всей силы швырнула в одного из незваных гостей. Острый осколок кремня ударил его в складчатый затылок.

– Ха! Он теперь отмечен, – мстительно прошипела Деревяшка.

Мордоворот шикнул и развернулся, вскинув ружьё. Он без всяких волокит начал палить вслепую по хлипким хижинам и шалашам. Тиса и Вёх едва успели нырнуть назад за пригорок, где их защитила стена грунта и хлама.

– Народ, горим! Помогите! – изо всех сил закричали они.

Вокруг залаяли разбуженные шумом собаки, но никто так и не высунулся на улицу.

Когда оба осмелились снова подкрасться, уже через бурьян поблизости, то увидели, как двое вывели Ваксу, успевшую нацепить старую кофту на ночную сорочку.

– Нет, это я пойду с вами, а не вы меня потащите! – злобно застрекотала она, выдернув руку, которую пытались заломить. – Если правда от самого Амьеро – что ж, побываю в гостях у приличного человека. Не смейте ко мне прикасаться!

– Как вам не стыдно? Как вас носит земля! Помогите кто-нибудь! – кричала Фринни, захлёбываясь слезами и мечась между затихшим где-то в прихожей Инкризом и дочерью, которую уводили неизвестно куда.

Известно куда. Всем известно. И первая же мысль, как правило, оказывается верной, но принять её сразу почти невозможно.

Тут на Вёха обрушились его собственные фантазии, и холод резанул по рёбрам. Недавно он себе вообразил, сколько всяких женщин крутится у кормушки Амьеро и как те с ними забавляются. Он совсем не сочувствовал этим дамочкам, но когда представил себе Ваксу среди них… Ведь она другая, с ней нельзя так обращаться! Или им придётся сломать её, или она кого-нибудь порешит.

Вакса шагала уверенно, задрав острый подбородок, за ухом ещё белел забытый с вечера цветок. Если бы от неё хотели только танцев, то дали бы одеться как подобает. Чем страшнее ей было, тем отчаяннее она себя вела – это про неё Змеёныш крепко знал, ведь сам был таким.

Руки, ноги, сердце – у Вёха всё гудело и разрывалось, голова кипела, как паровой бак самогонщика перед выходными.

– Беги к отцу! – он почти ударил в лопатку удивлённую Тису. – Я разберусь, я её верну.

Бросившись со склона, рискуя переломать все кости, Змеёныш рванул за конвоем. «Самое сложное – понять, чего хочешь. А когда понял, эти грибы тебе всё дадут, правда, в долг», – вспомнил он слова Эспе. А ведь несколько минут назад они дурманили его и заставляли растекаться на коленях у «мамаши».

Нагоняя бандитов, Вёх прекрасно понимал, что его не ждёт ничего, кроме унижений, но в пятки его толкал чистый азарт, а страх просто перестал существовать.

Он схватил одного из бандитов за рукав куртки, повис всем весом и затараторил, задыхаясь:

– На сцене был я. Вы просто не поняли, не могли знать. У меня ссадина на боку, вот, смотрите, – Вёх задрал рубашку, надеясь одурачить наглостью. – Да мы даже роста одного! И если вашему Амьеро так уж понравилось, то вы должны меня забрать, а не её. Гарантирую, он будет доволен. Я всё умею, ничего никому не скажу. Старикан давно ничего не может, зачем ему девушка? Только рассердится и вам прилетит заодно. Вакса, ну скажи ты им!

Взглядом Ваксы можно было распиливать железки.

– Он псих, – уронила она презрительно, – не обращайте внимания.

– Пошёл отсюда! – крикнул тот, кому раскроили затылок, и прицелился прикладом Вёху в лоб.

Змеёныш отпрянул, но потерял равновесие и свалился в пыль.

Всё бесполезно. Он не сможет дать ей уйти.

Провожая глазами конвой, Вёх схватился за голову. Вот теперь – точно Апокалипсис. Он умудрился потерять даже больше, чем имел. Экзеси, такой приветливый и тихий, внезапно решил выпотрошить его и запечь в углях. Наверное, молочные поросята тёти Анны испытывают то же самое, когда их вдруг забирают из-под материнского бока и перерезают горло так быстро и внезапно, что хрюкнуть не успевают.

Земля ударила его в висок. Вёх впервые напрочь расхотел жить. Он понадеялся, что ему не придётся ничего с собой делать, чёрная досада убьёт его прямо там, посреди свалки.

«И будет просто прекрасно, – приканчивал он себя мысленно. – Останется хороший, правильный Корн, приведёт домой свою синичку, они будут сидеть там, где я раньше спал, и обжиматься. Тиса сделает из моих шмоток что-нибудь полезное. А если и Вакса не вернётся, то тогда все, наконец, завяжут с цирком и начнут нормальную, приличную жизнь. Если, конечно, Инкриз ещё дышит».

Только ради отца он перестал скулить и накручивать жалость себе на горло. Собрался, встал на ноги и побрёл к контейнеру.

Дома весь пол был в крови и стекле, а Инкриз уже сидел с забинтованным локтем всё там же, в прихожей. Притихший и осунувшийся от слабости, тяжело вздыхающий, но живой.

– Неужели ты побежал за ними? – покачал он головой.

– Хотел договориться, но не смог.

Вёх лучше бы прошёлся по канату без страховки, чем выкладывать подробности. Нет, только не отцу. Тем более не сейчас.

– Договориться с бандитами? – понуро усмехнулся Инкриз. – Забавно. Я бы даже сказал, глупо. Но не скажу, потому что мир и держится на таких поступках.

– И мы вот так просто будем сидеть здесь?

– А что ты предлагаешь?

Змеёнышу было плевать, на чём держался мир, для него всё уже рухнуло. Предложить он ничего дельного не мог.

– Фринни и Тиса убежали в город другой дорогой, – продолжал Инкриз еле слышно, – сообщить ночной страже, но разумеется, егеря махнут рукой. У нас даже нет воды, чтобы вымыть пол. Н-да. К утру здесь будет вонять скотобойней.

Такой расклад Вёху не понравился и он принялся за уборку старым поредевшим веником, стараясь не замарать его в крови. С жалобным шорохом осколки понемногу выбирались из углов. Инкриз старался приободриться и долго, уверенно рассказывал, почему Вакса вот-вот вернётся невредимой.

– Да, – кивал он сам себе упрямо, – у неё точно какой-то план, вот и пошла добровольно. А если нет, то Гиль Амьеро – не преступник, с её головы и волос не упадёт. У него ведь репутация.

Осколки будто тянулись друг к другу, жались так и этак, плакали яркими бликами, но совсем не совпадали на ржавой ладошке совка.

– У него и топливо, – отозвался Вёх. – Стань он последним негодяем, все продолжат лизать ему задницу, – веник улетел в пыльный угол, – Ни одна здешняя псина не пришла нам на помощь. Ружья, кулаки – вот тебе и репутация. Маршал бы нас с радостью скормил свиньям. Какое ему дело до артистки, у которой даже имени нормального нет?

– Ладно, – выдохнул Инкриз, – Подождём утра и явимся к судье вместе. Никуда идти я сейчас не смогу, господин Мордобой меня слишком усердно лечил кровопусканием. Завтра буду здоров как юнец, а пока поберегусь.

– Я тебя не брошу, – поднял голову Вёх, уже вытиравший пол своей старой одеждой, – Ты бледный как бумага, ступай в постель. Тиса и Фринни умеют избегать передряг, ничего с ними не случится.

– Ох, Змеёныш, это нас и подвело, – закряхтел Инкриз, поднимаясь, – Уверенность, что нас не тронут. Я никогда не думал купить ружьё или пистолет. Кому вздумается нас обирать? Но они решили просто надругаться. Деньги этим сытым рылам ни к чему, подавай им наше достоинство.

Кое-как справившись с беспорядком, Вёх подтащил ковёр и закрыл им пятна на полу, чтобы не мозолили глаза. Инкриз печально поблагодарил его и скрылся за плешивой театральной портьерой, отделявшей родительскую спальню.

На своей лежанке Змеёныш затрясся от разгулявшихся нервов, досады и страха. Никак не удавалось похоронить прошлое, особенно то, каким образом зарабатывал в городе лишние гроши. Правда, сами гроши его интересовали мало, их он равнодушно клал в общую копилку. Большие деньги обременяют, маленькие расстраивают, и вообще это не то, о чём приятно думать. Ему нравился кураж добытчика, он ненавидел ханжей и ещё не знал о том, чем может обернуться авантюра. Завязал Вёх в только тот злополучный день, когда его внезапно начали бить смертным боем и он наконец протрезвел. Верно, стоило даже поблагодарить того живодёра без половины брови.

Но с Ваксой могли поступить и хуже. На уме у старикашки, да ещё и с такой властью, хватит ли места для жалости? Те кокотки, вместе с которыми Вёх промышлял в «Чертовнике», всегда боялись ферзей сильнее, чем бандитов.

«Если эти молодчики вообще забрали её по приказу Гиля, а не по собственному желанию», – подкинул ещё одну тревожную мысль Наг.

Ряга осчастливила прощальным подарком: Змеёныш внезапно и крепко уснул, будто упал на дно чёрного болота.

***

Солнце пробралось сквозь окошко, лениво лизнуло Вёха в щёку. Он открыл глаза и прислушался: с кухни лился тихий разговор, как и обычно по утрам, когда все завтракали. Посмеивались, стучали вилками как ни в чём не бывало. Сорвав с себя одеяло, Змеёныш подумал: «Это что, всё мне приснилось? Или вернулась Вакса? Или я вчера бредил от грибов с пивом? Или я с ума сошёл?»

А она действительно вернулась. И сидела, по привычке поджав под себя ногу. Не избитая, не обритая наголо, оба бриллиантовых глаза на месте, как всегда перемазанная сажей с жиром. Совершенно целыми пальцами она держала румяный ломтик хлеба и уплетала его с птичьей жадностью. Вёх дважды протёр глаза, пока стоял в проходе на кухню. Глядя на его ступор, так и не переодевшаяся с вечера Тиса хохотнула. Фринни явно проплакала всю ночь, но теперь устало улыбнулась ему и потрепала за плечо, щуря по-детски припухшие глаза. Не умер и Инкриз, которого он собирался сторожить всю ночь.

Действительность расправлялась перед взором Змеёныша, как случайно скомканная бумажка со словами пьесы.

– Что там было? Куда тебя увели? – спросил Вёх первым делом.

Вакса ответила с набитым ртом, осыпая крошками колени:

– Старый идиот рисует картинки. Ему срочно понадобилась девка точно такого роста, ну и что-то там про типаж. Пару часов пришлось держать какой-то горшок на фоне простыней, пока он корябал бумагу. Передавал свои извинения.

– Взять бы его паршивые извинения, да приложить к синякам и ранам папы Инкриза! – прошипел Вёх.

– Обалдевшие мордовороты, – проговорил Корн, – видимо, мы должны быть благодарны за целые кости.

– Тонкая, видите ли, натура этот козлодой, – скривилась Деревяшка.

Резкий порыв ветра чуть не унёс карточку с печатью, лежавшую в центре стола. Вакса ловко прижала её стаканом.

– Зато – вот! В Юстифи можно будет забрать в банке кругленькую сумму за беспокойство.

«И что теперь, Инкриз лишится руки? Какая расплата последует за таким счастливым поворотом? Ах да, для Ваксы я теперь не просто пустое место, а навозный жук, просящий подошвы», – размышлял Вёх, размазывая кусочек масла по хлебу.

– Ты чего скис? – толкнул его Корн под локоть. – Всё в порядке ведь.

– А ты чего? Где пропадал всю ночь?

– Не твоё дело.

Его будто подменили. Несмотря на свой рост, Корн редко сутулился и никогда не вжимал голову в плечи. Теперь он смотрелся нелепой деревянной марионеткой, вырезанной без всякого чувства, да и двигался не лучше. Вёх решил, что это вина его так скрутила. Кукурузина бы ничего не сделал против пуль, но само его отсутствие смахивало на предательство.

На улице вдруг резко стемнело, а ветер снова навалился на стены контейнера. Змеёныш выглянул на улицу и увидел, что над свалкой нависли лохмотья одинокой чёрной тучи.

Инкриз, до поры сохранявший молчание, скрестил руки на груди и сказал, окинув взглядом семью:

– Дорогие мои, давайте решим, выступаем мы сегодня или нет.

– Я готова, – первой ответила Деревяшка.

– Как это «нет»? Амьеро не так уж нас озолотил, надо вкалывать дальше, – нахмурилась Вакса.

– Отлично, – мама Фринни заправила прядку за ухо. – Я с вами. Буду сонная, как настоящий медиум.

Вёху и Корну оставалось только подчиниться общей воле.

– Раз так, я кое-что придумал, – заговорщически нагнулся над столом Инкриз. – Нас, мягко говоря, заставили сильно понервничать. Всё обошлось, но я бы хотел свести счёты. Если опять явится Гиль, я самолично выступлю со сказкой. С той, где дом у леса, помните? У нас есть превосходный актёр на главную роль! Представьте его рожу, когда он услышит концовку!

Его голос прозвучал непривычно едко. Никогда раньше труппу не пытались обидеть, и любые недопонимания решались им, привыкшим дарить улыбки, быстро и вежливо.

– Да ладно тебе! – фыркнула Вакса. – Он же сразу раскусит ловушку!

– Да-а-а! Но это мне не помешает, – Инкриз повёл бровью. – Отступать ему некуда. Гилю придётся следить за своей образиной и делать вид, что всё в порядке. Благородный человек посмеётся над собой, умный пошутит надо мной в ответ, а напыщенный индюк проверку не выдержит, и над ним посмеётся общество.

– Если ты не боишься, – вздохнула Фринни, – то так и сделай. Но кончиться может плохо.

– Ха! – Инкриз самодовольно закатил глаза. – Это как печь блины и переворачивать в воздухе. Боишься – даже не пробуй, точно сложится вдвое или улетит на пол.

– Назревает веселье, – облизнулся Вёх, доедая последние кусочки масла.

Тут на крышу будто посыпался сухой горох. Туча изо всех сил вытряхивала из себя ливень, какие не длятся долго, но способны оставить целые озёра вместо луж. Вёх, проспавший в собственной испарине всю ночь, чувствовал себя липким и мечтал хотя бы вымыть лицо. Он вылез из-за стола и поспешил в закуток, устроенный из старых бочек снаружи у стены контейнера. Там можно было встать под струю водостока, что он и сделал, как только стянул одежду. Вода с нагретой крыши лилась почти тёплая, привычно пахла ржавчиной.

Набрав воды в ладони несколько раз, он смог напиться. Затем зачерпнул мыла из старой миски и хорошенько им натёрся, надеясь успеть смыть.

Он не заметил, как Вакса оказалась с ним нос к носу и крикнула:

– Давай быстрее!

Она помедлила с минуту, затем стала торопливо раздеваться. Вёх отвернулся, старательно отмывая шею. Вдруг он почувствовал, как его бок со ссадиной стали натирать клочком сена.

– Повернись! – скомандовала Вакса.