– Никак. Если у путешественников во времени рождалась дочь, ее убивали, потому что ген мог передаться ей.

– А мог и не передаться? – история все сильнее потрясала меня своей жестокостью. Чем дальше, тем кошмарнее, но мне нужно знать всю правду, иначе я многого не пойму.

– Верно. То есть они просто убивали ребенка. Но все же есть способ узнать, будет ли ребенок в будущем путешествовать во времени, правда, очень неточный. Это проблемы с дыханием и частый кашель. Легко спутать с простудой. Многие дети хрипло дышат, особенно во временах, где неразвита медицина. Как эти, к примеру, – он обвел рукой комнату. – Богатый дом или бедный – неважно. Дети часто болеют.

Я стояла и хлопала глазами, стараясь переварить услышанное. Папа замолчал и тревожно посмотрел на меня. Видимо, решив, что запугал, он положил руку мне на плечо и мягко добавил:

– Но так было в прошлом. В двадцатом веке уже нет таких жестоких правил. Мою сестру не убили, и никакие люди по нашу душу не пришли. А если бы пришли, отец встретил бы их с пистолетом. Ну, ты должна его знать, он в своих экспедициях от кого только ни убегал – от разбойников, от аборигенов, от диких животных… Какие-то каратели путешественников во времени его бы точно не напугали!

Я неловко улыбнулась. Похоже, папа считал, что я знакома с дедом. Они с бабушкой были исследователями и искателями приключений, объездили весь мир с экспедициями – их не погубили ни джунгли Южной Америки, ни пески засушливых пустынь, ни даже льды Антарктиды. Только неисправность самолета смогла уничтожить этих отважных путешественников, и очень жаль, что мне так никогда и не довелось познакомиться со столь сильными духом родственниками. Я не хотела расстраивать папу, что его родители вскоре погибнут, поэтому решила перевести тему:

– Есть опасность, что за мной кто-то придет? Что за каратели путешественников во времени?

– Я без понятия, если честно. К тому же, времена другие, Анаис. То, что я рассказал, было в невежественном прошлом. Сейчас все иначе. Но в путешествиях во времени тебе стоит быть осторожнее.

В легких резко кольнуло, и я поняла, что пора возвращаться домой. Как не вовремя! Хотелось еще столько спросить и просто пообщаться с отцом.

– Пап, – сдавленно сказала я, согнувшись пополам, и он прекрасно понял, что мне вот-вот нужно вернуться обратно.

– Анаис, я уверен, что мы с тобой ещё встретимся. Если окажешься тут, в восемнадцатом веке, скажи «Tempus», люди поймут, это наше…

Слова отца оборвались, растворившись между эпох, которые нас разделили.

Меня откинуло к столу, из-за чего я случайно сбила старинные часы. Я машинально вернула их на законное место, пока в мыслях крутилось лишь слово «Темпус». Это еще что такое? Стоит записать, пока я не забыла. Найдя какой-то блокнот на столе, я выдернула листок и черкнула слово. Судя по всему, это по-латински означает «время».

«Уверен, что мы еще с тобой встретимся»… – эхом раздался голос отца в моей голове.

На меня накатила тоска. Как же я хочу, чтобы папа был сейчас рядом! Трудно поверить, что я только что видела его и разговаривала с ним. Случайна ли была наша встреча? Думаю, нет. Отец сказал, что я появляюсь в той или иной эпохе неспроста. Значит, я попала в восемнадцатый век для того, чтобы встретиться с ним. Все-таки, время странная вещь – оно может у нас что-то отнять, но также и подарить.

– Черт возьми, я тебя везде ищу! – раздался голос позади, что заставило меня подпрыгнуть от неожиданности.

Я развернулась и увидела Шарлин, в руках которой был прозрачный кофр с черным блестящим платьем. Совсем забыла, что она должна зайти!

– Шарлин, ты меня напугала, – выдохнула я и, свернув листок, убрала его в карман штанов.

– Я минут десять стояла у двери и звонила, а потом достала ключ из клумбы, надеюсь, ты не против, – пояснила она. Тетя прятала запасной ключ в статуэтке голубя, который стоял в цветнике, о чем из чужих знала только Шарлин. – Ты была в прошлом, да?

– Да. Я встретилась со своим отцом.

– Что? Но как такое возможно? Неужели он застрял в… прошлом? – осеклась она.

– Нет, просто наши пути пересеклись.

Я рассказала обо всем, что видела и слышала от папы. Почти дословно передала ей наш с ним разговор и описала во всех красках обстановку, что была в моем доме в восемнадцатом веке.

– Тогда скорее бери тетрадь и записывай, пока не забыла! – воскликнула Шарлин, услышав о совете отца завести дневник путешествий.

Мы тут же помчались в мою комнату, где Шарлин вручила мне кофр. Я спрятала его в шкаф и от души поблагодарила подругу за помощь с одеждой. После отыскала толстую тетрадь и начала записывать все с первого путешествия. Шарлин помогла вспомнить детали, которые пару минут назад слышала от меня, если я вдруг их упускала. Так мы вдвоём исписали почти десять страниц, конспектируя три путешествия как можно подробнее. Я поняла, что не знаю год, в котором оказалась в первое перемещение и, как ни странно, в третье, так как из-за эмоций, вызванных встречей с отцом, даже не подумала об этом спросить.

– Черт, как выяснить дату? Папа сказал, что это очень важно, потому что я туда обязательно вернусь, – проговорила я, ставя огромные вопросительные знаки напротив заголовков «Первое путешествие» и «Третье путешествие».

– Почему отец тебе этого не сказал?

– Наверное, забыл. Не каждый день встретишь дочь, которой еще не существует.

– Подожди-ка… Он посоветовал тебе вести записи и сказал, что тоже так делал. Значит, его дневник находится в этом доме, и в нем наверняка записан год, в котором вы встретились! – Шарлин явно обрадовалась своей догадке.

И почему я сама до этого не додумалась?

– Вот только я понятия не имею, где он может быть, – вздохнула я.

– Может, твоя мама в курсе?

– Надо будет у неё спросить, когда она вернётся.

– А что делать с первым путешествием? Как узнать год, в котором ты была? – задумалась Шарли. – О! Нарисуй-ка платья девочек, вдруг нам это поможет, а я пока перечитаю, что мы записали.

Шарлин отобрала у меня тетрадь и с головой ушла в записи, а я достала листок, стараясь воскресить в памяти одежду девочек. У одной платье было чёрное в мелкий белый горошек и с длинными рукавами, если меня не подводит память. Я нарисовала платье-рубашку, верхняя часть которого была на кнопочках, а нижняя в складку. У второй платье тоже было чёрное, но однотонное, похожее на длинную майку, расклешенную к низу, а сверху – две или три больших белых пуговицы. Вроде бы, так.

Закончив, я протянула рисунок Шарлин. Она застыла с ним в руке и нахмурилась.

– Знаешь, что-то знакомое. Я заберу это домой, кое-что посмотрю, ладно?

– Хорошо, – согласилась я.

Надо сказать, Шарли разбирается в моде, причем основательно. Она изучает ее историю и наверняка сможет по одежде определить года.

Когда Шарлин ушла, я ещё какое-то время перечитывала то, что мы написали. Я решила внести в дневник ещё одну находку – картину с моим участием. Перекинув на компьютер фотографии с телефона, я распечатала их в цветном варианте и вклеила в тетрадь. Ещё раз рассмотрев изображения, я бросила взгляд на кучку знатных людей, стоящих позади девушек. Один мужчина привлёк моё внимание, и я поняла, что это же мой отец! Лицо нечеткое, но общие черты прослеживаются. Почему я сразу его не узнала? Наверное, потому что я практически не видела его в реальной жизни. Трехлетний возраст – что можно помнить? Ни один человек, наверное, не скажет, что происходило с ним, когда он был таким маленьким. Память жестока к нашим детским воспоминаниям. Да и люди на картине не особо меня интересовали, когда там изобразили меня.

Я отложила тетрадь и достала из шкафа кофр Шарлин, чтобы рассмотреть одежду как следует. Она принесла маленькое чёрное платье без рукавов с большим количеством рюшек по низу. Как будто из фильма о Гэтсби. Надеюсь, я не буду в нем бельмом на глазу, ведь оно выглядит довольно нарядно. Сомневаюсь, что это повседневная одежда, скорее, для праздника или вечеринки.

Я аккуратно убрала платье и поспешила вниз, потому что услышала, как входная дверь отворилась. Это с работы вернулась мама. Я не стала сразу же закидывать её вопросами и рассказывать о встрече с папой, потому что мама выглядела уставшей. Решила дождаться вечера, когда мы поужинаем и отдохнем.

Допоздна я делала уроки и искала информацию про восемнадцатый век и двадцатые. Картина с моим изображением не выходила у меня из головы, поэтому я снова ее рассмотрела. Папа на ней казался гораздо старше, чем на наших семейных фотографиях, да и сама я вышла на двадцать с копейками лет. Либо художник немного приврал (но кто станет нарочно прибавлять возраст?), либо это я из будущего. Как поняла, мне придется всю жизнь нести тяжелое бремя путешественника во времени, так что ничего нельзя исключать.

Когда мне наскучило шерстить информацию и разглядывать картину, я решила все же поговорить с мамой. Она уже приняла душ и теперь лежала на кровати с любовным романом в руке.

– Все в порядке, ma chère? – спросила она, стоило мне, точно призрак, возникнуть на пороге.

Я села рядом, собираясь с мыслями.

– Мам, сегодня кое-что произошло… Я целых два раза посетила прошлое и… – Я глубоко вдохнула, и из меня полилось все, что я сегодня пережила. Когда речь зашла об отце, глаза мамы засветились, и она начала улыбаться. Как же она, наверное, по нему скучает! И неужели мне выпала возможность встретить того папу, которого знала она, увидеть его словно ее глазами…

Когда я закончила рассказывать, почувствовала легкость, будто сняла с плеч тяжеленный камень. Хотя, так это и было.

– Папа говорил, что вел дневник. Ты не знаешь, где сейчас могут находиться эти записи?

– Я вообще не знала, что он делал какие-то записи… – тяжело проговорила она. На ее лице отражалась радость от того, что я встретила отца, но в то же время печаль, потому что сейчас его с нами не было. – Я все больше убеждаюсь, что он был ужасно скрытным. Он никогда мне не говорил, что встречал тебя в прошлом. Если бы сказал, мы бы давно морально подготовили тебя к первому путешествию.

– Он просто не хотел менять ход событий, ведь если бы сказал, многое было бы по-другому.

– Возможно, ты права, – вздохнула она.

Я поняла, что зря ее расстроила, ведь так и не узнала о дневнике. Стоило поискать его в доме самостоятельно.