Йона и Марго, разувшись, встали в дверях зала. В зале было жарко и влажно.
– Я делала тест на аллергию, и у меня непереносимость самоосознания, – сказала Марго.
Под индийскую музыку тридцать блестящих от пота женщин с механической симметрией двигались на ковриках для йоги.
Марго засадила пятерых полицейских еще раз просмотреть интернет-трафик Марии Карлссон, ее электронную почту, Фейсбук и Инстаграм. Украшение в языке угадывалось всего на нескольких одиночных фотографиях, а упоминал о нем всего один из фейсбучных френдов – до того, как контакт между ними прервался.
«You gotta lick it, before we kick it. Me too wanna pierce my tongue»[3].
Женщину, запостившую это, звали Линда Бергман, она работала инструктором бикрам-йоги в центре Стокгольма. Они довольно активно переписывались полгода, после чего Линда без предупреждения удалила Марию из списка друзей.
Линда Бергман, в джинсах и сером свитере, вышла из комнаты для персонала. Загорелая, наскоро принявшая душ и подкрасившаяся.
– Линда? Марго Сильверман – это я, – представилась Марго, пожимая руку женщине.
– Вы не сказали, о чем пойдет речь, а я, если честно, понятия не имею, – сказала Линда.
Они шли по тротуару в направлении Норра-банторгет. Марго старалась заставить Линду расслабиться, расспрашивая ее о бикрам-йоге.
– Это разновидность хатха-йоги, занятия проходят в помещении с высокой влажностью и при сорока градусах тепла, – рассказывала Линда.
Они вошли в бывший школьный двор перед Норра-Латин. Фонтан в форме шара пульсировал серебристо-белым, ветер время от времени приносил сверкающие облачка водяных брызг.
– Основателя зовут Бикрам Чоудхури… он создал комплекс из двадцати шести поз, и они – лучшее, что я пробовала, – продолжала Линда.
– Давайте присядем, – предложила Марго и погладила себя по животу.
Они опустились на свободную скамейку возле ограды Улоф-Пальмесгата.
– Вы дружили с Марией Карлссон на Фейсбуке, – начал Йона и провел по земле палкой глубокую борозду. От гравия поднялось облачко тонкой пыли.
– А в чем дело? – робко спросила Линда.
– Почему вы удалили ее из списка друзей?
– Потому что у нас уже не было ничего общего.
– Но вы, кажется, очень интенсивно общались несколько месяцев, – заметила Марго.
– Она пришла на пару тренировок, мы разговорились и…
Линда замолчала, переведя удивленный взгляд с Марго на Йону.
– О чем вы говорили? – спросила Марго.
– Можно спросить: меня в чем-то подозревают?
– Ни в чем, – ответил Йона.
– Вы знали, что Мария сделала пирсинг, что у нее было украшение в языке? – продолжала Марго.
– Да, – ответила Линда и чуть смущенно улыбнулась.
– У нее были другие украшения на теле?
– Нет.
– Помните, как выглядело украшение?
– Да.
Линда задержалась взглядом на большом школьном здании и игре теней в кронах деревьев, а потом ответила:
– Маленький Сатурн.
– Маленький Сатурн, – мягко повторила Марго. – Что он означает?
– Не знаю, – пустым голосом ответила Линда.
– Что-то из астрологии?
Линда снова взглянула на листву деревьев, ковырнула гравий носком гимнастической туфли.
– Вы не знаете, где она взяла это украшение? Такое запросто не купишь – во всяком случае, в обычных интернет-магазинах.
– Не понимаю, к чему вы клоните, – сказала Линда. – У меня скоро следующая группа, и…
– Мария Карлссон мертва, – перебила Марго со спокойной серьезностью. – Ее убили на прошлой неделе.
– Что значит – убили? Она убита?
– Да, ее нашли в…
– Зачем вы мне это говорите? – оборвала ее Линда и встала.
– Сядьте, пожалуйста, – попросила Марго.
– Мария мертва?
Линда села, скользнула взглядом по фонтану и заплакала.
– Но я… я… – Она покачала головой и закрыла лицо руками.
– Она получила украшение от вас? – спросил Йона.
– Какого хрена вы прицепились к этому украшению! – фыркнула Линда. – Ищите лучше убийцу. Безумие какое-то!
– Она получила украшение от вас? – повторил Йона и пририсовал к черте на гравии поперечину.
– Нет, не от меня. – Линда стерла слезы со щек. – От одного парня.
– Вы знаете, как зовут парня? – спросила Марго.
– Не хочу впутываться в это дело, – прошептала Линда.
– Мы уважаем ваше нежелание, – кивнула Марго.
Линда посмотрела на нее покрасневшими глазами и сжала губы.
– Его зовут Филип Кронстедт, – тихо сказала она.
– Вы знаете, где он живет?
– У Марии с ним что-то было?
Линда не ответила – только уперлась взглядом в землю; по ее лицу снова потекли слезы. Йона пририсовал палкой к знаку последнюю линию и откинулся на спинку.
– Почему в качестве украшения она выбрала Сатурн? – осторожно спросила Марго. – Что он означает?
– Не знаю… Выбрала, потому что красиво, – еле слышно пробормотала Линда.
– В ежедневнике Марии есть знак, пририсованный к десяти записям, – это древний символ Сатурна, – сказала Марго и указала на землю.
Линда покраснела, взглянув на вычерченный на мелком гравии символ. Стилизованный серп уже начал разрушаться под ветром. Линда ничего не сказала, но лоб ее заблестел от пота.
– Прошу прощения, я жду звонка, – извинился Йона и поднялся, опираясь на палку.
Марго смотрела, как он хромает к лестнице Норры-Латин, вынимая из кармана телефон. Она понимала: Йона покинул их, чтобы дать ей возможность поговорить с Линдой более или менее по душам.
– Линда, – начала Марго, – я все равно разберусь, в чем дело, но я бы хотела услышать ваш рассказ.
У молодой женщины потемнело под мышками от пота; она медленно отвела волосы с лица.
– Это личное, – сказала она и снова облизала губы.
– Понимаю.
– Это называется сатурналии. – Линда опустила взгляд.
– Какая-то ролевая игра? – осторожно спросила Марго.
– Нет, это оргия, – собравшись с духом, ответила Линда.
– Групповой секс?
– Да, хотя «групповой секс» звучит, как… но это не какой-то старомодный свингер-клуб, – смущенно улыбнулась она.
– Вы, кажется, знаете толк в деле, – заметила Марго.
– Я ходила с Марией несколько раз. – Линда едва заметно покачала головой. – У меня партнера нет, там не происходило ничего из ряда вон, не обязательно было спать со всеми подряд только потому, что ты туда пришел.
– Но цель именно такая?
– Я не жалею, что попробовала… но и не горжусь.
– Расскажите об этих сатурналиях, – спокойно попросила Марго.
– Не знаю, что и сказать. – Линда скрестила ноги. – Меня притягивало в Марии… какое-то совершенно свободное отношение к сексу, во всяком случае, тогда я так думала…
– Вы были влюблены в нее?
– Я пошла туда ради себя самой, – продолжала Линда, не отвечая на вопрос. – Хотела попробовать что-то новое, без обязательств, просто говорить о сексе.
– Я понимаю, о чем вы, – успокаивающе улыбнулась Марго.
– В первый раз, – Линда хмуро посмотрела на Марго, – дрожишь как осиновый лист… Думаешь: неправда, это делаю не я. Несколько мужчин одновременно… море наркотиков, спишь с девчонками, и так продолжается часами… ужасно глупо.
Линда взглянула на Йону и указательным пальцем стерла пот над верхней губой.
– Но вы соскочили, – сказала Марго.
– Я не такая, как Мария, я хотела быть с ней, примеряла ее вещи… на миг ощутила себя другой, смелой, и все такое… Но после трех раз я крепко задумалась, не то чтобы раскаивалась… но я поймала себя на мысли: зачем я это делаю? Ходить туда не постыдно, мне никто не запрещает этого… но зачем?
– Хороший вопрос.
– Я сама захотела попробовать это, но все происходило как будто не на моих условиях… я все-таки чувствовала, что меня используют.
– И поэтому вы бросили эти сатурналии?
Линда потянула себя за кончик нос и тихо сказала:
– Я насытилась ими, когда выяснилось, что кто-то снимал одну из сатурналий. Это запрещено, никаких мобильных… Мария позвонила, рассказала мне об этом, она была в бешенстве, а я чувствовала только раскаяние, меня тошнило… Запись оказалась на порносайте, в разделе любительских фильмов, картинка дерганая и темная, но я разглядела себя. Это было совсем не здорово, поверьте.
До них долетели брызги фонтана; Линда перевела взгляд на клубящийся шар и покачала головой.
– В голове не укладывается, что она умерла, – прошептала она.
– Эти сатурналии – как там все было устроено?
– Двое парней из Эстермальма, Филип и еще один, его зовут Эуген… Сначала они просто устраивали вечеринки с кокаином и экстази… Потом появились спайс, суперкокс, шпанские мушки и так далее… продолжается это уже пару лет… в месяц где-то две сатурналии… эксклюзив, только по специальным приглашениям.
– Всегда по субботам?
– Как «суббота» по-английски? – спросила Линда и взглянула Марго в глаза. Марго кивнула, и Линда снова ковырнула гравий:
– Я не принимала наркотики.
– Вот и хорошо, – безучастно отозвалась Марго.
– Зато пила слишком много шампанского, – усмехнулась Линда.
– Где они собирались?
– Когда я туда ходила, собирались в сьюте отеля «Биргер Ярл»… очень странные, психоделические комнаты.
– Расскажите об украшении у Марии в языке.
– Филип и Эуген дарили такие девушкам, принадлежавшим к ближнему кругу.
– Мария тоже собиралась завязать с оргиями? Не знаете?
– Вряд ли… или… – Линда замолчала, перебросила волосы через плечо.
– Что вы хотели сказать?
– Филип влюбился в нее, хотел встречаться с ней, противился тому, чтобы она спала с другими мужчинами. А она только смеялась… Такая она была, Мария.
Марго достала фотографию Сусанны Керн.
– Узнаете ее? Посмотрите внимательно.
Линда вглядывалась в смеющееся лицо Сусанны Керн: теплые светло-карие глаза, блестящие волосы. Она покачала головой:
– Нет.
– Она, случайно, не бывала на сатурналиях?
– Лицо незнакомое, – сказала Линда и поднялась.
Марго еще посидела на скамейке, думая, что они пока так и не нашли связующего звена между жертвами. Речь идет о серийном убийце, который тайком подсматривает за своими жертвами, однако непонятно, где он находит их и по какому принципу выбирает.
Мадлен с мамой шла по дорожке, наискосок через Хумлегорден. После школы девочка сопровождала мать, если та играла в церкви святого Иакова. Джеки всегда бралась за канторскую работу – ей хотелось, чтобы они с дочерью сводили концы с концами самостоятельно.
И вот Мадлен шла рядом с матерью и болтала, одновременно наблюдая за дорогой, хоть и знала, что матери не нужна помощь.
Мама шагнула на обочину дорожки – ощутить, как трава щекочет ноги. В то же время она прислушивалась к постукиванью палки о гравий.
Возле библиотеки загрохотал компрессор, толстые буры с металлическим грохотом ударили в асфальт. Из-за шума мама потеряла ориентацию, и Мадлен взяла ее под руку.
Они пошли мимо игровой площадки с горкой, откуда Мадлен было не вызволить, когда она была поменьше. На площадке чудесный запах – аромат пластмассы и нагретого песка.
Они свернули на тротуар, мама поблагодарила Мадлен, впереди был перекресток.
Мадлен сама слышала, что о мощеный тротуар палка ударяет громче, чем об асфальт до этого, но ее слух ничего не уловил, когда они проходили мимо столба у проезжей части.
– Это просто перерыв в шуме машин, – объяснила мама и остановилась.
Она, как обычно, положила конец палки на бордюр, готовясь перейти дорогу, когда машины встанут и быстро защелкает светофор.
Они пошли дальше, вдоль большого желтого дома. Повернув к открытым гаражным воротам, мать цокнула языком. Так делают многие слабовидящие – чтобы услышать эхо и обнаружить возможные препятствия.
Придя домой, Джеки заперла дверь и накинула цепочку. Мадлен повесила свою куртку и увидела, как мать, войдя в гостиную и не зажигая свет, кладет ноты на стол.
Девочка прошла к себе, шепнула «привет» Коттену и как раз успела переодеться в домашнее платье, когда послышался мамин голос.
– Мадде? – позвала та из своей спальни.
Когда Мадлен вошла в освещенную комнату, мать стояла в одних трусах и пыталась задернуть шторы. В траве напротив окна лежал розовый детский велосипед. Штору защемило в створке гардероба; мать провела пальцами по шторе, освободила ткань и обернулась.
– Это ты зажгла здесь свет? – спросила она.
– Нет.
– Я имею в виду – утром.
– Вроде нет.
– Ты должна следить, чтобы весь свет был выключен, когда мы уходим.
– Извини, – сказала девочка, хотя ей казалось, что она не зажигала свет.
Мама потянулась за лежащим на кровати голубым халатом, руки пошарили и нашли его на подушке.
– Наверное, это Коттен. Испугался темноты, пришел сюда и зажег свет.
– Наверное.
Мама вывернула тонкий халатик налицо, надела, опустилась на колени и провела по лицу дочери обеими руками.
– Кто самая милая девочка в мире? Конечно ты, я знаю.
– Мама, у тебя сегодня нет учеников?
– Только Эрик.
– Тогда, может, наденешь что-нибудь?
– Спасибо за совет, – улыбнулась Джеки и завернулась в шелк халата.
– Надень серебристую юбку, она такая красивая.
– Тогда помоги мне подобрать что-нибудь к ней в тон. – У матери был цветовой индикатор, но она все равно спрашивала, подходит ли одежда по цвету, хорошо ли сочетаются оттенки.
– Принести почту?
– Пойдем на кухню.
Мадлен прошла через прихожую и, вдыхая запах влажной земли и крапивы, подняла почту с пола под дверью. Мама уже сидела за столом, когда девочка вошла и встала рядом с ней.
– Любовные письма есть? – как всегда, спросила Джеки.
– Вот… реклама какого-то риэлтора.
– Выброси. Выброси всю рекламу. Еще что-нибудь?
– Напоминание. Надо заплатить за телефон.
– Очень приятно.
– Еще… письмо из моей школы.
– И что там? – спросила Джеки.
Мадде распечатала конверт и вслух прочитала письмо, которое рассылали родителям всех учеников. Кто-то пишет ругательства на стенах коридора и туалетов. Директор убедительно просит родителей и опекунов побеседовать с детьми и втолковать им, что суммы, необходимые на покраску стен, будут вычтены из денег, выделенных на ремонт школьного двора.
– Ты не знаешь, кто безобразничает? – спросила мама.
– Нет, но я видела эти каракули. Ужасно глупо. Детский сад.
Джеки поднялась и стала вынимать из холодильника помидорчики черри, сливки и спаржу.
– Мне нравится Эрик, – сказала Мадлен.
– Хотя он называет клавиши кнопками? – спросила мама, наливая воду в большую кастрюлю для макарон.
– Он сказал, что играет, как ржавый робот, – фыркнула Мадде.
– Что абсолютно верно…
Девочка не удержалась от смеха; мама тоже улыбнулась и включила плиту.
– Милый маленький робот, – сказала Мадлен. – Можно, я заберу его себе? Мой маленький робот… пусть спит в кукольной кроватке.
– Он правда такой милый?
– Не знаю. – Мадлен вспомнила, какое приветливое у Эрика лицо. – По-моему, да. Он немножко похож на знаменитого актера.
Джеки покачала головой, а когда она солила воду, вид у нее был счастливый.
Эрик чувствовал себя способным учеником: он сумел без ошибок доиграть до восемнадцатого такта правой рукой, хотя левая осилила всего шесть. Джеки улыбнулась сама себе, но вместо похвалы спросила, играл ни он упражнения, заданные на дом.
– Играл по возможности, – заверил он.
– Можно послушать?
– У меня стало получаться лучше, но звучит странновато.
– Ошибки – это не страшно, – попыталась объяснить Джеки.
– Если я буду играть плохо, вы от меня откажетесь…
– Эрик, нет ничего ужасного в…
– …а я так люблю бывать здесь, – закончил он.
– Отрадно слышать… Но, чтобы освоить инструмент, надо…
Джеки замолчала посреди фразы и покраснела, после чего снова подняла подбородок.
– Вы со мной флиртуете? – спросила она, скептически улыбаясь.
– Я? – Он рассмеялся.
– Ладно, бросьте, – серьезно ответила Джеки.
– Сейчас я сыграю упражнение, а вы обещайте не смеяться.
– А если я стану смеяться, то что?
– Это докажет, что с чувством юмора у вас все в порядке.
Джеки широко улыбнулась, и тут вошла Мадлен в ночной рубашке и тапочках.
– Спокойной ночи, Эрик, – сказала девочка.
– Спокойной ночи, Мадлен, – улыбнулся он.
О проекте
О подписке