Глава 28

Йона сидел неподвижно, уставившись на стеклянную банку с отрезанным пальцем. Частицы, болтавшиеся в жидкости, осели на дно.

Он действительно мертв.

Йона улыбнулся, повторив эту фразу про себя.

Юрек Вальтер мертв.

Он погрузился в мысли о своем мнимом самоубийстве и так и сидел на стуле, с одеялом на плечах, когда Марго Сильверман с Ноленом вошли в секционную.

– Йона Линна, а все говорили, что ты погиб, – улыбнулась Марго. – Можно спросить, что произошло на самом деле?

Йона встретился с ней взглядом и подумал, что иного выбора тогда не было. Каждый его шаг за эти четырнадцать лет был вынужденным.

Марго стояла, глядя ему в глаза, в текучее серое, и в то же время слышала, как Нолен снимает бумажную обертку со стерильных инструментов.

– Я вернулся, – меланхолично ответил Йона.

– Поздновато, правда, – сказала Марго. – Я уже заняла и твою должность, и твой кабинет.

– Ты хороший полицейский.

– Если верить Нолену – недостаточно хороший, – искренне заметила Марго.

– Я только сказал – позволь Йоне взглянуть на это дело, – буркнул Нолен и хлопнул виниловыми перчатками без пудры, готовясь надеть их.

Нолен приступил к внешнему освидетельствованию тела Марии Карлссон, а Марго тем временем стала излагать суть дела Йоне. Она рассказала про колготки, про качество записи, но не добилась ни реакции, ни вопросов, которых ожидала. Теперь она сомневалась, что Йона вообще ее слушает.

– Согласно записи в ежедневнике, жертва собиралась на урок рисования. – Марго искоса глянула на Йону. – Мы проверили – это соответствует действительности, но внизу на той же странице стоит маленькое «h», которое мы не в силах расшифровать.

Легендарный комиссар постарел. Светлая густая борода, свалявшиеся волосы свисают на уши, завиваются на шее, кольцами ложатся на утепленный воротник куртки.

– Видеозаписи указывают, что убийца страдает нарциссизмом, это очевидно, – продолжила Марго и уселась, расставив ноги, на табурет из нержавеющей стали.

Йона думал о преступнике, который подглядывает за женщинами в окно. Он может подойти сколь угодно близко, однако между ними есть стекло. Картинка интимная, но наблюдатель все равно отстранен.

– Он обращает на что-то наше внимание, – продолжала Марго. – Хочет указать на что-то… или посоревноваться, помериться силой с полицией, потому что чувствует себя чертовски сильным и умным, когда оставляет полицейских с носом… И это чувство непобедимости приведет к новым убийствам.

Йона взглянул на первую жертву; его взгляд приковала к себе ее белая рука у бедра, сложенная ковшиком и оттого похожая на раковину мидии.

Он тяжело поднялся, опираясь на палку, и подумал: что-то привлекло преступника к Марии Карлссон, что-то заставило его перейти границу и перестать быть только подсматривающим.

– И вот еще что, – добавила Марго. – Из-за этого чувства превосходства, как мне кажется, он мог оставить следы, улики, которых мы не прочли…

Она замолчала – Йона просто перешел, с трудом ступая, к одному из столов. Остановился перед телом, опираясь на палку. Тяжелая летная куртка из грубой кожи была расстегнута, с изнанки видна теплая овчина. Йона склонился над телом, показался его «Кольт комбат» в кобуре.

Марго встала, чувствуя, что ребенок в животе проснулся. Он спал, пока она двигалась, и просыпался, когда она сидела или лежала. Обняв живот рукой, Марго подошла к Йоне.

Он рассматривал изрезанное лицо жертвы – словно не верил, что женщина мертва, словно хотел, склонившись над ней, почувствовать ее влажное дыхание на своих губах.

– Что думаешь? – спросила Марго.

– Иногда я думаю, что грезам о справедливости суждено остаться в детстве, – ответил Йона, не спуская глаз с тела.

– О’кей.

– Но что, в таком случае, закон? – произнес он.

– Я могу ответить, но подозреваю, что у тебя найдется другой ответ.

Йона распрямился и подумал, что закон пытается поймать и присвоить справедливость, подобно тому, как Люми в детстве пыталась поймать солнечный зайчик.

Нолен читал имевшийся протокол вскрытия, одновременно составляя свой собственный. Обычная цель внешнего осмотра – описать видимые повреждения вроде отеков, потери цвета, царапин, кровоподтеков, разрывов кожи и ран. Но на этот раз Нолен искал некую деталь, ускользнувшую от внимания при первом обследовании, неявную деталь.

– Большинство ножевых ранений не смертельны, и преступник наносил их не с целью убить, – заметил Нолен. – Иначе они не были бы направлены на лицо.

– Значит, ненависть сильнее, чем желание убить, – подытожила Марго.

– Он хотел уничтожить лицо, – кивнул Нолен.

– Или изуродовать до неузнаваемости, – предположила Марго.

– Почему у нее так широко открыт рот? – тихо спросил Йона.

– Челюсть сломана, – объяснил Нолен. – А на пальцах – следы ее собственной слюны.

– Во рту или в глотке что-нибудь было? – спросил Йона.

– Ничего.

Преступник стоял и снимал эту женщину, пока она надевала колготки, размышлял Йона. Именно в этот момент он – в роли наблюдателя, который нуждается в границе (или, по крайней мере, осознает ее), – границе в виде тонкого оконного стекла.

Но что-то заставило его перейти эту границу, повторил себе Йона; попросив у Нолена фонарик, он посветил в рот покойнице. Слизистые оболочки высохли, глотка стала бледно-серой. В горле ничего, язык запал, внутренняя сторона щек потемнела.

Посреди языка, в его толстой части, виднелась дырочка. Она могла иметь естественное происхождение, но Йона был уверен, что это пирсинг.

Йона заглянул в первый протокол, прочитал описание рта и желудка.

– Что ты ищешь? – спросил Нолен.

В пунктах 22 и 23 описывались только губы, зубы и десны, а пункт 62 гласил, что язык и подъязычная кость не повреждены, но упоминания о проколе в описании не оказалось.

Йона почитал дальше, но в протоколе не говорилось об обнаруженном в желудке или кишечнике украшении.

– Я хочу посмотреть запись, – сказал он.

– Ее сто раз уже смотрели с пристрастием, – ответила Марго.

Йона устало оперся о палку, поднял лицо, и серые глаза вдруг стали свинцовыми, как грозовое небо.

Глава 29

На вахте в полицейском управлении Марго записала Йону как своего гостя, и ему пришлось надеть гостевой бейдж, прежде чем дверь с кодовым замком пропустила их.

– А ведь тебя многие захотят увидеть, – заметила Марго, когда они шли к лифтам.

– У меня нет времени. – Йона бросил бейджик в мусорную корзину.

– И все-таки приготовься пожать кое-кому руку. Сможешь?

Йоне вспомнились мины-ловушки, установленные за домом в Наттавааре. Изготовив смесь аммиачной селитры и нитрометана, он получил второстепенное взрывчатое вещество. Установил две мины с тремя граммами пентрита в качестве воспламеняющего заряда и уже направлялся назад к пристройке за третьим запалом, когда пакет с пентритом взорвался. Тяжелую дверь сорвало с петель, она ударила Йону по правой ноге и выбила головку бедра.

Боль была, как стая черных птиц, хищных, крупных чаек – они опустились на его тело и заполонили землю, на которой он лежал. Птицы встрепенулись и исчезли, словно их сдуло ветром, когда Люми присела рядом и взяла его за руку.

– Руки у меня еще целы, – ответил Йона, когда они проходили мимо дивана и кресел.

– Уже неплохо.

Марго придержала дверь лифта, подождала, пока бывший комиссар поспевал за ней.

– Не знаю, что ты хочешь разглядеть в этой записи, – сказала она.

– Я тоже не знаю, – ответил он, входя следом за ней.

– Во всяком случае, ты излучаешь какую-то особенную силу, – улыбнулась она. – И мне это почти нравится.

Когда они вышли из лифта, в коридоре уже толпился народ. Все вышли из своих кабинетов, расступились, пропуская Йону.

Йона молчал, не отвечая на обращенные к нему взгляды и улыбки. Он знал, что выглядит жутко. Борода отросла, волосы запущены, он хромал, опираясь на палку, не хватало сил распрямить спину.

Казалось, никто толком не знал, как отнестись к его возвращению. Коллеги рады были его видеть, но, похоже, их охватило смущение.

Кто-то держал в руках стопку бумаг, кто-то – стаканчик кофе. Этих людей Йона годами встречал каждый день. Он прошел мимо Бенни Рубина, невозмутимо поедавшего банан.

– Я уйду, как только посмотрю запись, – пообещал Йона Марго, когда они подошли к двери его бывшего кабинета.

– Мы переехали в двадцать второй. – Марго указала дальше по коридору.

Йона постоял несколько секунд, пытаясь отдышаться, – болела поврежденная нога, и он крепко уперся палкой в пол, чтобы дать телу передышку.

– На какой помойке ты его откопала? – с ухмылкой спросил Петтер Неслунд.

– Идиот, – бросила Марго.

Навстречу Йоне шел начальник управления, Карлос Элиассон. Очки для чтения, висевшие на шее на шнурке, покачивались.

– Йона, – тепло приветствовал Карлос.

– Да, – ответил тот.

Оба пожали друг другу руки, и в коридоре раздались аплодисменты.

– Я ушам своим не поверил, когда сказали, что ты в управлении. – Карлос не мог сдержать улыбки. – И вот… я почти не верю, что ты, правда, здесь.

– Я только взгляну кое на что. – Йона хотел пойти дальше.

– Заходи ко мне потом. Поговорим о будущем.

– А что толку о нем говорить? – ответил Йона и двинулся дальше.

Служба в уголовной полиции, казалось, была у него в другой жизни, еще до детства. Ни к чему возвращаться, подумал бывший комиссар.

Он не оказался бы здесь, если бы не рука первой жертвы, ковшиком лежавшая у бедра.

Из-за нее в сознании Йоны слабо затеплилась догадка.

Эти тонкие пальцы так похожи на пальчики Люми. В его душе проснулась былая внимательность, толкнувшая его рассмотреть труп ближе.

– Ты нужен нам здесь, – прошептала Магдалена Ронандер, пожимая ему руку.

Хотя Йона уже отошел от дел, у него возникло ощущение, что между убийствами существует связь, и ему хотелось проверить, так ли это. Вполне может быть, он сумеет помочь Марго сделать первые шаги через заросли, пока она не заметит торную дорогу.

Йона покачнулся, когда боль стрельнула в ногу, оперся плечом о стену, услышал, как кожаная куртка проскребла по шероховатому покрытию.

– Я передала по внутренней сети, что ты придешь, – сказала Марго, когда они остановились перед дверью с номером 822.

Анья Ларссон, помощница Йоны все эти годы, стояла на пороге своего кабинета. Она раскраснелась, подбородок дрожал, на глаза навернулись слезы. Йона остановился перед ней.

– Мне тебя не хватало, – сказал он.

– Правда?

Йона кивнул и взглянул ей в лицо. Светло-серые глаза тускло блестели, словно его лихорадило.

– Все говорили, что ты погиб, что ты… Но я просто не могла поверить… я не хотела, я… я всегда думала, что ты слишком упрям, чтобы умереть. – Анья улыбнулась сквозь слезы.

– Просто мое время еще не пришло, – ответил он.

Коридор начинал пустеть, люди возвращались по кабинетам – они уже вдоволь насмотрелись на поверженного героя.

– На что ты стал похож?! – Анья вытерла щеки рукавом.

– Знаю, – просто признал Йона.

– Тебе пора идти, Йона. Тебя ждут. – Анья погладила его по щеке.

Глава 30

Войдя в следовательский кабинет, Йона закрыл за собой дверь. На длинной стене висела большая карта Стокгольма с отмеченными на ней местами обнаружения трупов. Возле карты – фотографии мест преступлений, следов, тел и пятен крови. Крупный снимок головки фарфоровой косули, с красной глазированной шерсткой и ониксово-черными глазами. Йона взглянул на копии страниц перекидного ежедневника Марии Карлссон. В день, когда ее убили, она записала: «Курсы в 19.00, растровая бумага, перо, тушь», а строчкой ниже нацарапала букву «h».

На другой стене висела краткая биография жертвы, семейные и прочие связи. Перемещения – место работы, друзья, продуктовый магазин, спортзал, курсы, автобусные маршруты, кафе – были отмечены булавками.

Адам Юссеф встал из-за компьютера, пожал руку Йоне и прикнопил к стене фото кухонного ножа.

– Как раз пришло подтверждение: этот нож – орудие убийства. Бьёрн Керн вымыл его и положил обратно в ящик… но жертве в грудь нанесли несколько ударов, так что нам было довольно легко восстановить форму и размер лезвия… к тому же на ноже остались нечеткие следы крови.

Юссеф перевел дыхание, пару раз крепко потер лоб и перешел к увеличенному изображению головки косули.

– Мейсенский фарфор. – Он задержал палец на темном блике в глазу животного. – Однако остальную часть фигурки на месте преступления так и не нашли… Бьёрн Керн пока не дал насчет нее никаких показаний, и мы не знаем, он ли вложил этот предмет жене в руку…

Йона стал рассматривать фотографии тела Марии Карлссон. Убитая сидела в колготках, привалившись спиной к батарее под окном.

Он прочитал отчет об осмотре места преступления. Ни о каком украшении для языка, найденном в доме, не говорилось.

Адам вопросительно взглянул на Марго за спиной у Йоны.

– Он хочет посмотреть клип с Марией Карлссон, – пояснила она.

– О’кей. Зачем?

– Мы кое-что упустили, – улыбнулась Марго.

– Вероятно, – усмехнулся Адам и поскреб шею.

– Можешь сесть за мой компьютер, – предложила Марго.

Йона поблагодарил, сел в ее кресло, увеличил картинку до максимума и запустил запись. Как и описывала Марго, фильм представлял собой тайную съемку женщины лет тридцати; женщину снимали через окно спальни, когда она надевала черные колготки.

Он увидел лицо ни о чем не подозревающего человека, опущенный взгляд, спокойную и чуть усталую складку у рта. Волосы, свисавшие вдоль лица, казались недавно вымытыми. На женщине был черный лифчик, она сосредоточенно натягивала колготки, чтобы они сели как следует.

Лампа с туманно-белым абажуром и алебастровым основанием стояла на окне, и тень женщины двигалась по разделочному столу и переднему краю посудомоечной машины. Женщина, заведя руку между бедер, еще немного подтянула тонкий нейлон в промежности; она дышала открытым ртом. На этом запись обрывалась.

– Получил какие-нибудь ответы? – спросил Адам, наклонясь над плечом Йоны.

Йона запустил запись, снова увидел, как Мария сражается с колготками, но потом остановил клип на тридцать пятой секунде, после чего начал просматривать по кадрам.

– Мы это тоже делали, – заметил Адам и подавил отрыжку.

Йона приник к экрану, наблюдая, как Мария, двигаясь медленно-медленно, дышит открытым ртом. Глаза блестели, двигались бахромчатые тени на щеках. Правая рука, невесомая, нырнула между бедер, коснулась лона.

– Так не пойдет, – сказал Адам Марго. – Нам надо работать.

– Не отвлекай его, – ответила она.

Мария Карлссон рывком повернулась к камере, серая тень проползла по щекам, словно ее подняли из свинцовой ванны. Губы разомкнулись, свет от лампы упал на лицо, отчего глаза женщины блеснули, слабый отблеск метнулся в рот – и на этом запись закончилась.

За спиной у Йоны Адам с Марго обсуждали картирование других участников курсов рисования, на которые собиралась Мария, они уже начали отслеживать тех, чьи имена начинались на «h», но пока ничего не добились.

Йона сдвинул курсор и снова прокрутил последние пять секунд. Свет прошел по волосам, по уху и щеке, отразился во влажных глазах и скользнул женщине в рот.

Йона увеличил картинку до максимума, но так, чтобы она не потеряла резкости, навел увеличение на рот и снова изучил несколько заключительных кадров. Разомкнутые губы заняли весь экран, стал виден розовый кончик языка. Йона просматривал кадр за кадром. Угадывался изгиб влажного языка, вот язык стал светлее и на следующем кадре выглядел так, словно солнце залило весь рот. Вот солнце съежилось. На предпоследнем кадре блик сжался до белой точки в центре серой горошины.

– Он забрал украшение, – тихо сказал Йона.

Оба следователя замолчали и повернулись к нему и к экрану компьютера. Им понадобилась пара секунд, чтобы осмыслить увеличенный кадр с розовым языком и размытым шариком.

– Ладно, мы упустили, что у нее был пирсинг, – скрипучим голосом проговорил Адам.

Марго стояла, расставив ноги и обняв живот, и смотрела на Йону. Тот поднялся, опираясь на стол.