Алектка мог совершать настоящие чудеса. Сунэ и сама умела делать некоторые из них. Иногда она прятала в руке некоторые предметы, а потом они обнаруживались у больного. Было важно, чтобы больной поверил тому, кто его лечит. В племени был специальный вигвам потения для тех, у кого больные кости и суставы. Сунэ сама помогала при переломах и вывихах, лечила головную боль, желудочные расстройства.

Прошло несколько дней. Лиззи уже устала лежать и потихоньку пыталась вставать. Постепенно она начала выходить наружу.

– Все возишься с ней. Зачем она нам? – спросила у бабушки Сунэ внучка Итаки в очередной свой приход в вигвам брата и бабушки.

– Острый Коготь обещал вождю. Мы должны обучить Небесный Камень жизни в племени. Я не могу перечить Острому Когтю. Он воин. Нельзя по-другому, – мягко осадила бабушка Сунэ Итаки.

– Небесный Камень, – повторила Итаки, сморщившись, будто услышала что-то плохое.

***

Лиззи вышла из вигвама на свежий воздух. Ее взору предстали многочисленные вигвамы, полукругом рядами обступавшие со всех сторон тот, где жили они втроем. Все они были похожи друг на друга, как близнецы-братья. На их вигваме висели вещи Острого Когтя, сушились на солнце скальпы, принадлежавшие белым людям. Волосы на них были совсем не черные, не индейские. Лиззи замутило, тошнота подступила такая, что закружилась голова, в глазах потемнело и ее вывернуло прямо здесь же. Она стояла, согнувшись, опустив вниз голову, и думала, как ей скрыть следы своего «преступления». Используя сухую кору и листья, ей с трудом удалось замести следы, превозмогая слабость во всем теле.

Свежий ветерок обдувал лицо Лиззи, помогая ей почувствовать себя лучше, солнечные лучи согревали обнаженную кожу рук. Бабушка Сунэ дала ей надеть старую тунику Итаки, теперь развевавшуюся под дуновением легкого ветерка.

Внучке это пришлось совсем не по вкусу. Итаки сердилась, но опасалась гнева брата и только поморщилась, когда увидела свою тунику на Лиззи. «Смотри-ка, что делается. Моей одеждой распоряжаются. Только этой белой девчонки здесь не хватало,» – размышляла Итаки. Она совсем не была довольна подобным положением дел, в бывшем своем доме.

Итаки была замужем за одним из лучших воинов племени. Совсем недавно она вошла в свой новый вигвам с мужем Орлиное Перо. Здесь у бабушки Сунэ оставались кое-какие ее вещи, доставшиеся теперь белой девчонке. Это раздражало и печалило Итаки, и она не могла разобраться, что больше наносило урон ее душевному состоянию, то ли присутствие чужой женщины рядом с ее бабушкой и братом, то ли то, что она была чужой.

Острый Коготь возвращался откуда-то с поклажей за плечами. Он опустил ее перед входом в вигвам и, забывшись, спросил у Лиззи по-индейски:

– Ты вышла? Тебе лучше? Тебя мутит?

Лиззи ничего не поняла из того, что он сказал. Она смущенно отвела взгляд. Острый Коготь, поняв свою ошибку, попытался исправить ее, заговорив по-английски.

– Сvpuse – моя бабушка, – сказал он, показав на вигвам, – слушать ее, она не обидеть, и добавил по слогам, – все бу-дет ха-ра-шо!

Лиззи смотрела на него с изумлением. Неужели этот тот самый индеец, не дававший ее обижать Злыдню? Неужели это он принес то, что висит у входа сюда? Ей даже мысленно название скальпов было тошно называть.

– Тебе плоха? – спросил Острый Коготь.

– Уже нет, – ответила Лиззи сухо и прошмыгнула обратно в вигвам, чтобы больше не видеть того ужаса, что висел у самого входа.

– Ты привыкнешь, Небесный Камень, – сказал Острый Коготь самому себе, когда она скрылась в вигваме, – ты привыкнешь.

После выздоровления Лиззи прошло не так уж много времени, когда бабушка Сунэ взялась за ее обучение. Для начала она показала Лиззи аптечку в кожаном мешочке. Там обнаружились повязки из ткани, разные иглы, нитки для зашивания ран, ватные шарики из хлопка в отдельном кожаном мешочке, пинцеты, скальпели из обсидиана, ступки с пестиками, были также непонятные для Лиззи предметы – каучуковые мешочки с присоединенными к ним острыми птичьими костями.

Вскоре приступили к изучению языка. Показывая на предмет, бабушка Сунэ называла его на индейском языке криков-маскогов, Лиззи произносила название в ответ по-английски, если узнавала, что это.

Использование ивовой коры поразило Лиззи.

– Неужели, отвар из молодых веток той самой ивы, которой так много растет по берегам рек, может способствовать снижению температуры при разных болезнях? – удивлялась она, рассказывая Сэм в очередной ее приход о таком важном для себя открытии.

Заметив, как переменилась к ней бабушка Сунэ, Лиззи поинтересовалась, что послужило этому? К тому времени обе довольно сносно изъяснялись каждая на чужом для себя языке.

– Ты иметь слезы богини неба. Ты быть целитель в будущем. Острый Коготь обещать вождь. Я обучить тебя. Ты быть скво, –сказала бабушка Сунэ Лиззи.

– Спасибо, – поблагодарила Лиззи, – я очень ценю все, что вы делаете для меня, бабушка Сунэ.

Лиззи никогда не думала, что судьба может перемениться настолько в одночасье. Еще несколько дней назад она печалилась из-за необходимости стать женой ненавистного мистера Робинсона. Сегодня индейцы предлагают ей стать скво, индейской женщиной. Правда, выбор у нее все равно невелик, либо жить в племени индейцев маскогу, которыми оказались эти обитатели леса, либо смерть. Рабыней у индейцев она бы точно не захотела стать.

Бабушка Сунэ, будучи лекаркой племени, рассказала Лиззи о легенде, которая передавалась от предков. В ней говорилось, что в их племя придет белая женщина, и она станет лечить племя и поможет ему выжить в суровые времена. Эта женщина станет лекаркой-алекткой. В их племени алекткам запрещено жениться и выходить замуж. Это бабушка Сунэ особенно подчеркнула, сурово взглянув на Лиззи.

Не только старая Сунэ объясняла что-то Лиззи. По вечерам Острый Коготь, когда бывал дома, тоже разговаривал с девушкой. Тогда его глаза сверкали обсидиановым блеском, отражая огонь посередине их скромного жилища.

– Человек – брат всего, – говорил Острый Коготь, обводя руками вокруг себя, – жить нада спра-вед-ливо, – добавлял он.

Впрочем, это не мешало ему время от времени приносить окровавленные скальпы и вешать их для просушки на своем вигваме.

Однажды Острый Коготь надел Лиззи на руку браслет. Он был серебряный, украшенный бирюзовыми камнями.

– Небесный камень, – сказал Острый Коготь, – кальчиулитль, окаменевшие слёзы богини неба. Солнце, – он показал пальцем вверх, – и огонь, – он указал на горевший посередине жилища огонь под отверстием в крыше, – одно целое.

Лиззи с удивлением смотрела в его черные блестящие глаза. В них она увидела мягкость, нежную восторженность и желание обнять целый мир.

– Спасибо, Острый Коготь! Очень красиво! – произнесла она, понимая, что индеец и она стали намного ближе, чем были до этого. Они словно обрели тайну, связывающую их и недоступную для других.

– Острый Коготь, можно тебя попросить? – робко спросила Лиззи.

– Да, Небесный Камень, – ответил он.

– Пожалуйста, зови меня Лиззи. Это мое настоящее имя, – сказала она.

– Я не могу. Все знают, что ты Небесный Камень, – с удивлением произнес Острый Коготь. Он искренне не понимал, почему ей не нравится такое красивое на его взгляд имя.

– Пожалуйста, – повторила Лиззи.

– Хорошо. Наедине и в вигваме ты будешь Лиззи. Но для остальных ты останешься Небесным Камнем, – произнес он.

– Хорошо, – согласилась Лиззи с радостью, понимая, что Острый Коготь не может идти против вождя и племени, – Спасибо!

Иногда их вигвам навещала Итаки. Она проходила мимо Лиззи, поджимая губы и сузив темные, как у брата глаза, которые превращались в щелочки.

Однажды днем Лиззи возвращалась с реки за деревней, где чистила горшки.

– Ты думаешь, все будет так, как захочешь ты? – спросила Итаки по-индейски, догоняя ее, – Придет время, и все узнают то, в чем ты сама себе боишься признаться.

Лиззи не очень поняла, что Итаки имела в виду, сделала вид, что не расслышала и продолжала идти к своему вигваму, показавшемуся из-за других точно таких же. Только на их вигваме были нарисованы черные медвежьи когти.

О чем говорила сестра Острого Когтя? Что ее гложет? Почему она так невзлюбила Лиззи? Ведь Итаки живет в другом вигваме, у нее есть муж Орлиное Перо, тот самый Злыдень. Что Лиззи им сделала?

Решение подсказала Сэм.

– Просто живи, Лиззи, а там будь что будет. Действуй по обстоятельствам, – сказала она, пытаясь поддержать подругу. Сэм давно перестала называть Лиззи мисс. Последние события сблизили их, и друг в друге они, сами того не осознавая, чувствовали связь с прежним их миром, хотя у каждой он был разным.

– Знаешь, Сэм, бабушка Острого Когтя Сунэ переменилась ко мне, когда увидела мои бусы. Я же спрятала их под платьем, когда мы входили в деревню, – сказала Лиззи, а когда болела, она увидела бусы на мне.

– Лиззи, индейцы ценят бирюзу, – ответила Сэм, – Лисий Хвост тоже носит кольцо с таким камнем, – добавила она, – А э-это что? – удивленно протянула Сэм, беря Лиззи за руку и разглядывая браслет на запястье.

– Острый Коготь подарил мне, – объяснила Лиззи.

– И когда ты собиралась мне сказать? – спросила Сэм удивленно.

– Вот, говорю, – ответила Лиззи, смеясь.

– Нет! Я серьезно! Ты хоть знаешь, что это значит? – спросила Сэм, пристально разглядывая Лиззи.

– И что же? –удивилась Лиззи. Она сама заинтересовалась этим, увидев такую бурную реакцию Сэм.

– Парень влюблен в тебя до самых ушей! – воскликнула Сэм.

– По уши, – поправила Лиззи, смеясь, – Прямо, думаешь, влюблен? Мы просто другие, не такие, как они. Вот и причина интереса.

– Мисс Лиззи, вы, правда, так считаете? – забывшись, спросила Сэм, глядя на подругу широко раскрытыми карими глазами, – все же так очевидно.

***

– Иди. Тебя зовет бабушка Сунэ,– грубо обратилась Итаки к Лиззи в очередной свой приход. Лицо ее так и светилось от едва сдерживаемой радости.

Как ни старалась Итаки, скрыть свои чувства у нее не получалось. Лиззи сидела снаружи рядом с вигвамом на пожухлой желтеющей траве. Она поднялась, отряхнув рубаху до колен из оленьей кожи, и вошла внутрь вигвама.

Понурая бабушка Сунэ сидела на циновке из сухих кукурузных листьев, поджав тонкие губы.

– Что случилось? – спросила Лиззи, почувствовав недоброе напряжение, окружившее ее.

После короткой, но тяжелой для Лиззи паузы заговорила Итаки.

– Иглы для шитья ран, скальпели из обсидиана – их нет. Это ты взяла, – сказала она, даже не задавая вопроса, а сразу переходя к утверждению.

– Нет! – воскликнула Лиззи. Страх охватил ее, тисками сжало грудь. Никогда еще никто не унижал ее так, называя воровкой, – Это не я! – только и смогла вымолвить она.

Бабушка Сунэ молчала, на Лиззи не смотрела, отведя тяжелый взгляд в сторону. Она знала, что своим взглядом в подобные минуты может уничтожить в человеке веру в себя самого.

Долго ждать не пришлось. Ошеломленную и униженную Лиззи повели на совет племени, словно она была преступница, совершившая тяжкое злодеяние. За ней пришли два молодых индейца и сопроводили к центральному вигваму, где уже собралась толпа индейцев.

Собравшиеся пожилые седовласые старцы с укором взирали на нее, покачивая головами. Они долго говорили между собой. Лиззи не понимала, за что с ней так поступают. Она с трудом улавливала обрывки фраз:

– Украла…

– …нельзя…

– …изгнать…

Члены племени собрались вокруг нее. Старейшины вынесли вердикт.

– Изгнать из племени, – произнес вождь Волчье Ухо, оглашая приговор.

Лиззи стояла перед ними всеми пунцовая, с опущенными глазами из которых предательски текли слезы. Она даже не пыталась защитить себя. Ей было больно и стыдно от того, что о ней так думают все эти люди. Стоит ей заговорить, и она разрыдается и не сможет остановиться. Нет, она не доставит такой радости Итаки. Куда же она пойдет? В лесу полно диких зверей. Острый Коготь приносит их с охоты, когда уходит с другими мужчинами на несколько дней.

Племя окружило вигвам, рядом с которым проходил совет, вынесенный за его пределы в этот раз. Теперь уже все жители деревни смотрели на нее с осуждением, ни у кого не осталось сомнений в ее ужасном поступке против всего племени.

Лиззи выхватила из толпы презрительный и одновременно радостный взгляд Итаки.

«Она,» – промелькнуло в голове. Эта догадка была такой чудовищной. Неужели эта женщина способна на такую подлость? Ведь она сестра Острого Когтя, того самого Когтя, который так по-доброму к ней относится. Откуда в ней столько злости, если росли они вместе в одной семье?

– Эта белая женщина хотела, чтобы наши воины погибли! Умерли. Чтобы лекарка Сунэ не смогла им помочь! – закричала Итаки, и голос ее сорвался на визг.

Индейцы загудели, как разъяренный пчелиный рой. Они окружали Лиззи, готовые вцепиться в нее, стоило лишь дать маленький повод, которым могло стать все, что угодно. Она сжалась, стараясь превратиться в маленький комочек. Дикая толпа с разъяренными взглядами не оставляла надежды на благополучный исход. Лиззи закрыла глаза, ощущая, что последняя надежда, едва теплившаяся в ней, покинула ее окончательно.

Лиззи не видела, как люди расступались перед идущим Острым Когтем. Как он положил кожаный мешочек перед советом племени. Она услышала лишь изумленный выдох толпы.

Острый Коготь молча подошел к ней, взял ее за руку и вывел, пробираясь сквозь людей, успевших вновь сомкнуться за ним, после его шествия к старейшинам.

Они, молча, шли к его вигваму.

– Я не брала, – наконец выдавила из себя Лиззи, глядя себе под ноги.

– Я знаю, – ответил Острый Коготь, легонько сжав ее маленькую ладонь в своей.

***

– Знаешь, Рэйчел, не думал я, что мне придется оправдываться перед этим сопляком Йеном Робинсоном, – поделился размышлениями угрюмый Том, разговаривая с женой за ужином.

После разговора с мистером Робинсоном он находился в прескверном расположении духа.

– Что случилось? – спросила супруга, проявляя участие и старательно жуя спелое яблоко. Она давно забыла, что такое любовь к собственному мужу, но привыкла сохранять ее видимость и покой в доме.

– Он предъявил мне претензию, что я хотел подсунуть ему «гнилой товар». Прямо так и выразился. Ты представляешь? – говорил Том в негодовании, барабаня пальцами по столу.

– Да уж. Я тоже не думала, что девчонка окажется столь строптивой. Еще и бусы моей покойной сестры прихватила. Нахалка. Эмми бы расстроилась из-за ее поведения, – высказалась Рэйчел, скептически сморщившись и покачивая головой, всем своим видом показывая свое отношение к племяннице.

– Это же надо быть такой неблагодарной после всего, что мы для нее сделали, – произнес Том с лицом, выражавшим непонимание.

– Сестра никогда не разделяла моих взглядов. И дочка такая же, – сказала Рэйчел, вздыхая, – Никогда не понимала, зачем отказываться от выгодной партии, – закончила она, осматривая себя и одергивая платье.

– Если это такая выгодная партия, может быть, стоит Лилиане получше присмотреться к Йену Робинсону? – высказался Том, намазывая джем на хлеб.

– Ни за что! – вскричала Лилиана, закашлявшись. От неожиданности чай попал не туда.

– Успокойся, дорогая! Никто тебя не заставляет против воли выходить замуж, – произнесла мать.

– Это всего лишь предположение, не больше, – добавил отец, раздосадованный сорвавшейся сделкой, обещавшей выгодный куш.

– Мне никогда не нравилась эта девчонка. И попрошу не называть ее моей сестрой, – сказала Лилиана с досадой, притопнув ногой под столом.

У нее пропал всякий аппетит при воспоминании о вечно текущем содержимом носа мистера Робинсона. Она сослалась на головную боль и удалилась в свою комнату.

– Я не договорил, Рэйчел. До меня дошли слухи, что твоя племянница стала скво, – заговорщически произнес Том.

– Боже правый! – воскликнула супруга, демонстративно хватаясь за сердце, – я думала, ее убьют, ну или она станет рабыней для индейцев в лучшем случае.

– Да. И наша черная рабыня тоже теперь индейская женщина, – добавил супруг, – вероятно, считающая себя свободной.