5

У, судьба, лицемерная негодяйка! Кинула в подол столько денег – хватит на билет до Марса и обратно, – но сломала такси по дороге в город. Марьяна оглядывала округу – пустота, серость, редкие деревья, растущие вдоль обочины, постепенно покрывались коркой льда. Погода просто издевалась: не успел туман рассеяться, как ни с того, ни с сего ударил мороз. Может, ледниковый период наступил? Внутри Марьяны бурлил ураган, она ходила вокруг идиота, лежащего сейчас под легковой машиной, а недавно обещавшего домчать ее за сорок минут к железнодорожному вокзалу.

– Ну что там? – наклонилась низко.

– Починим, – отозвался он.

– Я это слышу сто пятый раз! – Она выпрямилась, закурила, снова нервно заходила вокруг. – Господи! Святые угодники, вы хоть помогите! Ну, Фисун, гадский папа, это все твои козни… Чтобы тебя жарили в аду на самой горячей сковородке!

Одни грузовики изредка и неторопливо по причине гололеда проезжали мимо. Возникшую было идею попроситься к дальнобойщикам Марьяна отмела, к ним опасно садиться с сумкой бабок и с пышным телом, обязательно приставать начнут, а то и хуже. Остается ждать, когда таксист найдет поломку и устранит ее. Подмораживало крепко. Только бы водитель починил автомобиль до наступления полного обледенения, иначе «загорать» придется долго.

* * *

– Держи.

Осокин протянул Юле ее любимую еду. Она развернула бумагу и с удовольствием начала поглощать сосиски, издававшие запах специй, но никак не мяса. Окинув ее с ног до головы – одета в узкие джинсы, сапожки на «гвоздиках» и короткий меховой жакет, – он спросил:

– Замерзла?

– Нет. В подъезде грелась. Приходили двое, звонили в квартиру, мальчик не открыл, как они его ни уговаривали.

– Умный мальчик. Запомнила их?

– Узнаю. Один крупный и плотный, второй поменьше ростом и очень худой, как скелет. Психовали.

– Сейчас приедет Герасим за тобой. Я звонил.

– А ты что узнал?

– Зовут ее Людмила Летова, – сообщил Осокин. – До обеда она толкала спиртное в магазине, после обеда скрылась в конторе с загадочным названием «Рекзаказ». Дежурный таинственного предприятия сказал, что Летова работает у них со второй половины дня, пробудет там до восьми вечера. Итак, она пашет на двух работах… Я останусь здесь.

– Зачем они тебе?

– Вопрос некорректный. Вон твой Гера.

Оставив старенькую иномарку в переулке, Герасим подошел к Осокину. Не говоря ни слова, Юля прошла мимо, забрала ключи от автомобиля и направилась к переулку.

– Тебя подвезти? – предложил Осокину Герасим.

– Я остаюсь, дело есть. Чуть не забыл… Возьми вот.

Герасим заглянул в протянутый пакет, присвистнул:

– Ого! Откуда? Ты ж не пьешь.

– Потому и отдаю, что не пью. По случаю досталось, мне ни к чему.

Попрощались. Проводив Герасима взглядом до переулка, Осокин вошел в подъезд.

* * *

Люда привела массу несусветных причин и отпросилась с работы на час раньше. Весь день ее преследовал кошмар – сухая педагогиня с комиссией из таких же сухофруктов без души, которые вдруг узнали правду и… сажают Люду в тюрьму. Подхватив сумки, она мчалась домой, репетируя свои ответы классной и опекунской комиссии. Привычка разговаривать вслух, причем со всеми положенными интонациями и эмоциональным градусом, будто разговаривала Люда с невидимками, не раз ее подводила. Но… А как еще выпустить пар и заодно придумать ответы на возможные вопросы? Но в воображении всегда проще лепить матушку-правду, в жизни все оборачивается иначе. Разумеется, Люда говорила сама с собой не где попало, а только когда была уверена, что одна. Но прохожие с пальцем у виска появлялись всегда внезапно, чем здорово смущали ее. И сейчас Люда, сокращая, как всегда, дорогу к дому, с трудом балансируя на каблуках по жутко скользкой дороге, вела воображаемый диалог, будто с ней спорили по меньшей мере пять человек:

– Кто вам дал право решать за нас? Ах, это ваша работа… Отлично. Значит, у вас работа уродовать людей. Бюрократы чертовы! Не боитесь? Тима вырастет и отомстит вам. Это же естественно. Если я добровольно беру на себя ответственность, то это мои проблемы, не ваши. Справки? Справки соберем. Уже собраны. Это не страна, а сплошные справки! Ничего не изменилось с концом совдепии, те же лица на тех же местах, те же справки… Соберу! Но вы же пришли с готовым решением не в мою пользу, я правильно поняла?

Она взмокла от усилий, преодолевая трудный и скользкий участок. Разумнее было обойти его, но Люда продолжала скользить вперед, увлеченно высказывая свои соображения воображаемым оппонентам. Во дворах уже стало совсем темно. Обычно по вечерам Люда делает крюк, потому что однажды именно во дворе на нее напал пьяный, отбилась от него благодаря тому, что он лыка не вязал. Но сегодня бояться нечего. Во-первых, вряд ли кто из пьянчуг выйдет прогуляться, рискуя переломать кости на льду, во-вторых, воображаемый спор вытеснил страхи, в-третьих, до дома уже рукой подать.

Вдруг она столкнулась с темным силуэтом. Так увлечена была своими мыслями, что не сообразила испугаться, попробовала обойти. И вот наконец задумалась: кто ж это такой? Потому что силуэт намеренно перегородил ей дорогу. Люда подняла глаза – темно, лица не видно, только поняла, что перед ней мужчина. А кто еще способен приставать к женщине? Вообще-то он не приставал, даже слова не промычал. Пьяный сбился с курса? Люда сделала вторую попытку обойти его, он не дал – сделал шаг в ту же сторону. Человек не требовал кошелек, не тащил ее в темный угол, он просто не давал пройти.

– Что вам нужно? – спросила Люда, и одновременно более активная третья ее попытка обойти его потерпела фиаско. Неизвестно откуда взялся еще один мужчина, он схватил Людмилу сзади за локоть. Наконец она испугалась: – Вы кто? Я буду кричать… А-а-а-а!

Рука перекрыла рот, а ухо обожгло шепотом:

– Не надо верещать. Мы тебя проводим – и все.

Мужчина убрал руку, закрывавшую рот, потом у Люды вырвали сумки.

– Иди, – сказал один.

Их трое! Окружили ее, а вокруг никого. Люда чувствовала, как сердце буквально в судорогах заходится, зубы застучали мелко-мелко, да и тело дрожало.

– Куда идти? – спросила она почти в полуобморочном состоянии.

– Домой.

– Если вы хотите меня ограбить, то у меня нечего брать…

– Кончай стрекотать! – гаркнул тот, кто с ней разговаривал.

Люда, окруженная неизвестными, предположительно грабителями, едва ноги переставляла по направлению к дому. Несмотря на дрожь от дикого страха, она начала лихорадочно соображать, что предпринять в этой ситуации. Главное, бежать бесполезно, все равно далеко не убежишь – скользко…

Пока они всей компанией молча скользили, Люда успела придумать, как быть. Надо к подруге идти, она через дом живет. А у подруги муж – амбал под два метра ростом, к тому же охранником работает в частной фирме, у него наверняка есть пистолет. Выстроив в уме план мести, Люда смелее поглядывала на сопровождавших ее мужчин. Но когда она решила пройти мимо своего подъезда, ее снова кто-то из троих схватил за локоть:

– Забыла, где живешь? Тебе сюда.

И развернул по направлению к подъезду. Разом все внутри у нее оборвалось: заберут компьютер – что тогда делать? Компьютер – основной источник дохода. Поднимаясь вместе с тремя грабителями по лестнице, Людмила уговаривала себя, что это не так страшно – остаться без компьютера, что-нибудь они с Тимкой придумают. В конце концов, не убьют же ее и Тимку, а компьютер – черт с ним.

А сопровождавшие знали, в какой квартире она живет! У двери Людмила намеренно долго искала ключи в сумочке, заодно украдкой изучала грабителей. Молодые. Одному лет тридцать, двум другим немногим больше двадцати. Рожи у всех самодовольные и какие-то безликие, не обремененные интеллектом. Тот, что покрупней, вырвал сумочку, вытряхнул содержимое на пол.

– Эй! – психанула Люда, наклоняясь вниз, чтобы собрать косметику. – Ты, что ли, покупал? Попробовал бы работать, был бы с вещами поаккуратнее…

Он схватил ее за шиворот, и пришлось Людмиле оставить косметику, против воли выпрямляясь. А пудреница, между прочим, стоит – за пределом разумного! Ну, да все равно она теперь разбита. Кто-то протянул ей связку ключей. Люда, мысленно прощаясь с компьютером, бабушкиной статуэткой полуобнаженной нимфы из мрамора и бабушкиным же кольцом с сапфиром, с дедушкиной коллекцией антикварных книг, вставила ключ в замочную скважину, повернула два раза. Сильная рука грубо втолкнула ее внутрь…

* * *

Попугай матерился, как зверь. Краснов отворачивался к стене, чтобы скрыть смех, когда особенно соленые выражения вылетали из клюва глупой птицы. Дочь Фисуна извинялась, оправдывая папу, мол, это в шутку он учил Бакса нецензурщине, гостей забавлял. Ипсиланти тоже замирал, слушая неповторимые высказывания, иногда без выражения смотрел на чудо природы, клюющее в паузах между матами орехи. Но дело не в попугае и не в собаке Центе, облюбовавшей угол в гостиной. Тридцатилетняя дочь Калерия и сын Фисуна двадцати семи лет вызвали следственные органы, чтобы высказать свои опасения пополам с подозрениями.

– Итак, вы считаете, что именно жена вашего отца заказала его, – не то спросил, не то утверждал Ипсиланти. – Серьезное обвинение. Его надо подкрепить доказательствами.

– Доказательства? – кипел сынок Фисуна, такой же упитанный и, кажется, не совсем воспитанный. – Марьяна вышла замуж по расчету! За бабки, а не за отца!

– Марьяна корова! – заорал Бакс. – Оторви жопу от кресла!

– Извините, его не уговоришь замолчать, – сказала Калерия.

– Сколько же слов он знает? – восхитился попугаем Краснов.

– Много, – коротко ответила дочь Фисуна. – Сам запоминает. Что слышит, то и говорит. Даже спрягает, но этому его точно не учили.

– Вернемся к Марьяне… – обратил на себя внимание Ипсиланти. – Вы предполагаете, она заказала мужа, забрала из дома ценности и убежала.

– Вне сомнений, – категорично заявила Калерия.

– Где хранил ценности ваш отец? Какова сумма? Почему вы решили, что Марьяна украла ценности и сбежала? – забросал он вопросами отнюдь не убитую горем дочь убитого.

– Заткнись, урод! – выпалил попугай.

– Мне позвонила моя знакомая, – занервничала Калерия (или разозлилась, потому что Ипсиланти явно не принимал ее точку зрения?). Сынок сидел в кресле и ерзал, словно у него шило в одном месте. – Она живет напротив. Убийство отца потрясло ее, она не могла заснуть, хотя и так страдает бессонницей. Она видела, как к дому подъехал автомобиль, из него вышел мужчина и зашел в дом…

– И когда это было? – тут же задал вопрос Ипсиланти.

– Ой, я не знаю, – раздраженно бросила Калерия. – Вы у нее можете справиться. Пробыл в доме мужчина долго, а потом вышел вместе с Марьяной, они сели в машину и уехали. Ох, чуть не забыла. Мужчина внес в дом какой-то… баллон, что ли… газовый.

– А выходили они без баллона? – спросил Краснов.

– Не знаю.

– Пригласите вашу приятельницу сюда.

Соседка, интеллигентная женщина средних лет, прибежала, будто только и ждала, когда ее позовут. Она сразу подсела к Калерии на диван с высокой спинкой и взяла ее за руку, выражая свое молчаливое соболезнование. Ипсиланти еще с минуту оценивал дочь Фисуна, которую с ходу отнес к категории мегер. В отличие от брата и папы она была худая, даже костлявая, с застывшим на лице выражением недовольства, будто весь мир в долгу перед ней. Впрочем, ее папу убили, и, наверное, это достаточный мотив, чтобы возненавидеть мир.

– Когда выстрелили в Силантия Игоревича… – начала соседка, но Ипсиланти прервал ее:

– А вы слышали выстрелы?

– Нет, выстрелов я не слышала. На улице был шум, я выглянула в окно и увидела, что Силантий Игоревич лежит на тротуаре, а Марьяна стоит рядом, кричит… Ну, а потом муж спустился вниз, узнал, что Силантий Игоревич ранен… Потом приехала милиция. Потом стало тихо. У нас, кстати, всегда тихо. А потом я заснуть не могла – сердце. Знаете ли, трудно переживать такие события… Не спала я долго. Где-то в половине второго ночи встала, приняла капли и в окно посмотрела. Меня привлек шум мотора автомобиля. Смотрю – у входа в дом Фисунов остановилась машина. Светлая. Из нее вышел мужчина, который держал в руках… Знаете, когда-то газ привозили в баллонах, так вот, он держал похожий баллон, только более узкий. Ему открыла Марьяна, я видела, ведь вход в дом сразу с улицы…

– Марьяна! – заставил всех вздрогнуть очередной вопль болтливого попугая, далее последовала нецензурная брань.

– Говорят, надо платком накрывать птицу, – сказал Краснов. – Она думает, что наступила ночь и засыпает.

– Он же не в клетке, – возразила Калерия. – А подойти к нему я боюсь. Он только папу подпускал.

– Не обращайте внимания. – Натянул на лицо нечто вроде улыбки Ипсиланти, обращаясь к соседке, вытаращившей потрясенные глаза на птицу. – Что было дальше?

– Я, признаться, плохо подумала о Марьяне, – продолжила соседка. – Сами посудите: муж в больнице, а к ней мужчина приехал. А через полтора часа они оба вышли. Это было… в половине второго он приехал… да, вышли они в три с хвостиком. Вышли с двумя сумками. Сели в машину и уехали.

– Номер вы, конечно, не запомнили, – сказал Ипсиланти.

– Конечно. Поэтому я его записала.

Она достала из кармана вязаной кофты сложенный листок, протянула ему. Ипсиланти прочел, передал листок оперативнику, спросил соседку:

– Вышли они без… баллона?

– Без, – ответила она. – И очень торопились.

Вскоре оперативники нашли автоген, принесли в гостиную.

– Значит, мужчина привез автоген… – задумчиво произнес Ипсиланти. – Зачем это им сварка понадобилась?

– Может, наоборот? Может, вскрыть что-то хотели? – подал идею Краснов.

– Крыть! Крыть! – закричал Бакс. – Грохнули кабана! Резак! Сейф! Радик!

– Ну вот, а ты хотел усыпить птичку, – подковырнул Краснова Ипсиланти. – А он у нас главный свидетель. Калерия Силантьевна, где сейф вашего отца?

– Этого никто не знал, – разволновалась она, уже догадавшись, что здесь произошло. – Я даже не слышала такого слова – сейф. Не думаю, что папа доверился Марьяне и показал сейф, он хотел выгнать эту ленивую корову…

– Марьяна корова! – закричал неугомонный Бакс. – Сука Марьяна!

– Ребята, рассредоточьтесь по комнатам, – попросил Ипсиланти оперативников. Только теперь, после упоминания о сейфе, он заинтересовался обстановкой в доме Фисуна и разглядывал обставленную безвкусно, но безумно дорого гостиную. – Всем искать сейф. Обследуйте стены, за мебелью посмотрите. Спасибо, вы свободны, – сказал следователь соседке, хотя ей так хотелось побыть в доме и узнать из первых уст, что да как.

Прошло еще некоторое время. Краснов задал несколько второстепенной важности вопросов дочери и сыну Фисуна, скорее, от нечего делать, и вдруг его привлекли небольшие темные пятна на светлых обоях, будто стену забрызгали грязью. Краснов приблизился к стене, рассматривая пятна. А ведь это не грязь… Он подозвал Ипсиланти, а когда тот подошел, указал на стену:

– Георг, по-моему, это следы от искр. Как думаешь?

Ипсиланти не ответил, а заглянул под картину снизу, затем взялся за раму и снял полотно. Очень примитивно: сейф закрыть картиной. Но сейф есть, и он оказался вскрытым.

– Я так и знала! – переполнилась гневом Калерия. – Мерзавка! Сбежала с деньгами! Она его убила, она! Не сама, конечно, подговорила такого же негодяя, как сама.