То, что Светка поначалу приняла за сарай, оказалось небольшой летней кухонькой с двухкомфорной газовой плитой, столиком и стареньким холодильником с удивительным названием «Сара». Позже Светка догадалась, что вторая половина слова – «тов» – просто-напросто отвалилась. Женщина открыла холодильник, извлекла из него полутора литровую пластиковую бутыль, разлила компот из черешни по керамическим кружкам и представилась:

– Ольга Вячеславовна. А вас как зовут? – и после того, как девочки назвали свои имена, опустилась на табурет, взглядом предложила гостьям присесть и обратилась к младшей. – Так тебя мать в честь нашей Светки что ли назвала?

– Какой Светки? – не поняла Евгения.

– Да той самой, какую вы ищете. Которая с одной рукой. Вы что ж не знали, как её звали? И что она уже десять лет как умерла, тоже не знаете? Мать разве вам не говорила? Чего она вас послала-то сюда?

– Она нас не посылала. Её тоже уже не в живых. А я просто вспомнила, что была подруга, вот мы и решили разыскать, поговорить… А вы – мама Светланы? – спросила юная посетительница, крайне огорченная таким поворотом событий.

– Я соседка бывшая. А мать Светы, Тамару, в прошлом году похоронили. Я их досматривала обеих, и мать, и дочь. Дом их наследовала. Вы что хотели узнать-то?

– Ну, я не знаю, что конкретно, – растерялась старшеклассница. – О мамином прошлом. У нас ведь никого с сестрой не осталось.

– Так вы той детдомовки дочки? – догадалась хозяйка. – Помню, как-то приезжала она сюда… А что ж ваш отец?

– Мы думали, может, подруги матери помогут нам его найти.

– Вот оно что. Ну, тут я вам вряд ли чем помогу. Чего не знаю, того не знаю.

– Просто расскажите что-нибудь о своих соседях, – попросила Света так жалобно, что Ольга Вячеславовна вздохнула и сказала:

– Не знаю, что и рассказать-то. Это ж целая жизнь. Что тут скажешь в двух словах? Да и дел у меня полно. Борщ вон надо заправлять, мясо уже сварилось, – она поднялась и заглянула в кипящую на медленном огне кастрюлю.

– Мы поможем, – вызвалась Евгения.

Но помощницами незваные гостьи оказались никудышными, ибо ориентироваться на чужой кухне было сложно, и Ольга Вячеславовна, то шинкуя овощи, то помешивая жарящийся на сковородке лук, то присаживаясь на табурет и откровенно внимательно разглядывая сестёр, не очень складно и последовательно рассказывала печальную историю семьи своей соседки. Таким образом, девочки узнали следующее.

Светлана была поздним ребёнком. Родилась она у Тамары Владимировны и Николая Николаевича в то время, когда старший сын уже в армии служил. Мать ему написала: дескать, вернёшься, будет тебе сюрприз – братик или сестрёнка. На что Андрей ответил нечто вроде: «Не позорься, какие тебе ещё дети на старости лет!». Тамара на свойственные юности резкость и эгоизм обиделась и больше писать на эту тему ничего не стала. Не сообщила сыну и о рождении сестры. Однако вскоре телеграмму Андрею пришлось отбивать не о радостном, а о печальном известии.

Николай умер внезапно. Пришёл с работы, присел к столу поужинать, и вдруг опрокинулся вместе со стулом на пол. Врачи констатировали инфаркт. Так вот Тамара и вырастила дочку с семимесячного возраста одна. Сын на похороны к отцу приехал, но потом пропал на десять лет. Дослужил и остался жить и работать там же, на Дальнем Востоке. И только шесть лет спустя явился в отпуск с женой и мальчиком-школьником, который, судя по его возрасту, никак не мог приходиться Андрею родным сыном.

Светлана выросла красивой и яркой девушкой, избалованной матерью и мужским вниманием. Уже с седьмого класса бегала на свидания к старшим парням, однако подолгу ни с кем не встречалась, меняя кавалеров так же часто как наряды, которые шила себе сама по выкройкам из журналов мод. Старший сын Ольги Вячеславовны тоже в своё время глаз не сводил с привлекательной соседки. Однако и он не избежал участи многих своих сверстников, поманенных и отринутых капризной красавицей. В голосе хозяйки дома и сейчас, многие годы спустя, сквозила материнская обида за сына:

– Так и сох мой Сашка по ней, пока в армию не ушёл. Да и оттуда в каждом письме всё спрашивал: как там Светка? Сколько уж говорила ему: не про тебя девка! Слишком гордая да балованная. По дому ничего не хотела делать, в огород, бывало, палкой не загонишь. И только десять классов кончила – сразу в Сочи! Дескать, не буду жить в вашей глуши, в земле копаться! Три лета подряд ездила подрабатывать, всё жениха богатого искала. Да на курортах-то мужей не ищут, там так только, поразвлечься… Потом уж в Тольятти маханула. Тогда и заезжала с подружкой к Тамаре погостить. Говорила, подружка – детдомовка вроде как с самого Магадана приехала. В Сочи они познакомились. Работали там вместе в кафе.

– Подругу Татьяной звали? – перебила Евгения.

Младшая сестра, которая слушала, затаив дыхание, махнула рукой: не мешай, мол, и так всё ясно.

– Я уж и не помню, пару дней-то и побыли они всего. Хотя нет, не Татьяной. Какое-то было имя посложнее, ненашенское что ли… Ну вот, уехали они, устроились там на завод. Потом соседка хвасталась: дескать, дочка пишет, что с работы уволилась, потому как замуж вышла, врача себе богатого нашла, ребёночка ждёт… Ну, а потом всё это и случилось со Светкой-то.

– А что случилось-то? – снова не выдержала Женя.

– В аварию попала. Из больницы прислали телеграмму. Тамара как уехала в Тольятти, так только через три месяца вернулась. Светку на руках в дом внесла. От девки тень одна осталась: ни ходить, ни говорить. Руки нет, глаза нет, пол-лица обожжено. Ребёнка она потеряла, а уж на восьмом месяце была. Мужик, ясное дело, бросил. Калека – она кому, кроме матери, нужна?.. Мы с Тамарой и нянчились с ней. Вроде как выходили. Она у нас и ходить стала, и по дому даже старалась помогать, а всё чахла. Бывало, выйдет во двор, сядет на стульчик раскладной, на солнышке греется. Думает о своём, а слёзы по лицу так и катятся. А она их и не отирает, будто и не замечает вовсе… Эх, пропала девка ни за что! – Ольга Вячеславовна кухонным полотенцем промокнула пот со лба, встряхнула головой, откидывая назад прядь чёрных волос, и объявила. – Ну, вот и готов наш борщ. Щас петрушку закину, да и есть будем. Вы ведь поди, не кормленные. Откуда приехали-то? Я и не спросила.

– Вообще-то из Екатеринбурга, но сейчас из Ростова, – туманно ответила Евгения.

Из кастрюли пахло так аппетитно, что сестры не нашли в себе сил отказаться от обеда, хотя и испытывали неловкость оттого, что приходится есть в чужом доме, в который явились без приглашения.

– Простите, вы сказали, что ваша молодая соседка умерла десять лет назад, – сказала Светлана, не решаясь отправить в рот ложку с дымящимся ярко-оранжевым борщом, приправленным густой сметаной. – Но я была в этом доме как раз десять лет назад, в это же время года. Мы с мамой приезжали и ночевали тут.

– Да? – удивилась Ольга Вячеславовна. – А я и не знала. Приезжала, стало быть, ваша мама подружку перед смертью проведать, попрощаться. Может, Светлана написала ей, что умирает. У неё ведь рак был. Мы поздно спохватились. Как узнали, ничего уж поделать было нельзя. Сколько облучали её, бедную, кололи – только волосы все повылазили. А осенью ушла она от нас… И откуда этот рак берётся! Верно, от аварии беда на неё такая нашла… А Тамара в прошлом году ушла… Царствие им небесное… И только пред смертью и призналась мне, что дочка-то не просто так в аварию-то попала, а взорвали её вместе с машиной!

– Как – взорвали? – Светка так и подскочила на своём табурете, уронив ложку на пол.

– Бомбу подложили в «Жигули», – Ольга Вячеславовна дотянулась до ящика разделочного стола и протянула гостье чистую ложку. – А кто уж, да за что, того не знаю. А Тамара до самой смерти боялась даже поминать об этом… Сына своего всё в гости ждала. Так и не дождалась. Я ему уж потом телеграмму отбила на пол-листа. Так и написала: поимей совесть, выполни сыновний долг перед матерью, проводи в последний путь! Он, правда, прилетел. Думаете с матерью проститься? Ничего подобного. Только с кладбища вернулись, как он мне: «Посоветуй, Вячеславовна, как скорее дом продать». Я говорю: «Это ты какой же дом собрался продавать?» – «Как какой? Свой, отцовский!» – «А с чего это он твой? Ты сестру-калеку нянчил? Ты мать парализованную досматривал? Или деньгами им помог? Раз только полтинник и прислал, когда со Светкой горе приключилось. А сколько на лекарства денег-то ушло?!». Дом-то Тамара мне отписала. Я сюда и переселилась, а свою хату детям оставила. И так уж последние годы почти постоянно здесь и жила, с невестками не лажу. Да и к Тамаре через забор не набегаться, ей же постоянный нужен был уход. Так что, вы думаете, сынок удумал? Выкопать мать обратно и экспертизу провести на предмет её вменяемости! Она, говорит, в последние годы не в своём уме была, вот вы и воспользовались случаем дом захватить. Это ж надо такое придумать! Посмертную экспертизу на дееспособность проводить! Мои сыновья, как такое услыхали, так чуть не прибили его, гада. Еле ноги отсюда унёс. А в суд всё же подал заявление. Да ничего не высудил. Судьи тоже ведь понимают, что завещание есть завещание. И не бедный Тамарин сынок, есть у него жильё…

Поняв, что Вячеславовна затронула больную для себя тему и не скоро с неё сойдёт, Евгения осторожно перевела разговор:

– Скажите, а в каком году Света и её подруга уехали в Тольятти?

– В каком году? Дай Бог памяти… А что ж, я вам точно сейчас скажу. Это ж Сашка мой вот-вот из армии должен был вернуться. Я ещё просила Светку: ты дождись парня, любит он тебя, может, что и выйдет у вас хорошее… Куда там! Это был восемьдесят третий. Октябрь, наверное.

– А когда с ней несчастье случилось?

– А это уж был восемьдесят седьмой, самое начало февраля. У меня как раз первая внучка родилась.

Девочки многозначительно переглянусь. Февраль восемьдесят седьмого – эта дата говорила им о многом. Именно в это время их мать переселилась в Екатеринбург. И Евгения спросила:

– А у вас не осталось фотографий Светланы? Писем, может, каких-нибудь?

– Писем точно нет никаких. Они и не хранили. А фотографии я весной ещё пожгла. Кому они теперь нужны, кто в них заглянет! Так, пару штук себе на память оставила.

Ольга Вячеславовна ушла из летней кухни в дом и вскоре вернулась с цветной фотографией, потянув её сёстрам с гордостью, будто умершая девушка была ей дочерью, а не всего лишь соседкой:

– Вот вам и красавица наша.

Девушку и впрямь можно было назвать красивой. Нежный овал лица, светлая чёлка, прикрывающая высокий лоб, аккуратный носик, пухлые чувственные губы, слегка растянувшиеся в улыбке, и при этом застывшее в больших зелёных глазах нечто жалостливое, будто тогда уже знала, какая участь ей уготована так много поначалу обещавшей судьбой.

– А можно я сфотографирую снимок? – спросила Света, доставая из рюкзачка фотоаппарат и не решаясь просто попросить снимок.

– Сфотографируешь снимок? – удивлённо переспросила Вячеславовна. – И что это у тебя получится? Забирай уж на память о материной подружке. Ты очень похожа на свою мать в дни её молодости. Смешная такая была девчонка, бойкая. Всё песенку какую-то напевала прибалтийскую, говорила, бабушка в детстве научила.

– Бабушка? – поражённые девчонки выдохнули это слово одновременно.

– Ну да, сказала, бабушка… А эту Светочкину фотографию я часто вижу – я с неё на памятник потрет заказала. Я ведь не просто похоронила соседок, да забыла: и поминки такие устроила, что вся улица диву далась, и могилки в порядке содержу. Так что мне этот дом не даром дался. Я его уж и побелила, и в порядок привела. До забора только руки не дойдут. Сын всё обещает помочь, да никак не соберётся заменить.

– По этому забору мы вас и нашли, – улыбнулась Светлана, пряча фото в рюкзачок. – Спасибо вам за рассказ, за обед. Нам пора уже.

– А то оставались бы на пару деньков погостить, – как-то по-матерински предложила им вдруг женщина, ещё пару часов назад бывшая вовсе незнакомой. – Внуки у меня на море, так что одна скучаю. Пирожков напечём, на кладбище сходим.

После того как девочки решительно отказались принять предложение, хозяйка проводила их до калитки, и они пошли в сторону вокзала, до которого, как выяснилось, всего-то было минут десять хода.

– Настоящая казачка эта Вячеславовна, – высказала младшая сестра своё первое впечатление от визита. – Черноглазая, черноволосая, полная, статная… Борщ, пироги.

– Тогда получается, что соседка её молодая была ненастоящая казачка? – насмешливо возразила Евгения. – Светловолосая, зеленоглазая, худая. Ни тебе борща, ни пирогов.

– Знать бы ещё, кто мы с тобой такие, – рассеялась Светка и озадаченно добавила. – Чёрт, зря мы не попросились в туалет.