Глава 6

АТЛАС, ДОМ, ВОСПОМИНАНЬЯ

Светка вошла в ростовской гостиничный номер с квадратной потрепанной книжицей в руках. Не разуваясь, улеглась поперёк кровати на живот и принялась сосредоточенно перелистывать страницы. Найдя нужную, почти уткнулась в разворот носом и заболтала в воздухе согнутыми в коленках худенькими ножками, обутыми в бежевые сабо на высоком каблуке. Несколько великоватые, сабо постоянно грозили слететь с узких ступней и спикировать прямо в экран телевизора, но Светка каждый раз удерживала обувь на ногах путём сжимания пальцев и выгибания подъёма.

– Что это у тебя? – не выдержала в конце концов Женя, пытавшаяся было поначалу сделать вид, что её не интересует, чем занята сестра.

– Атлас автомобильных дорог.

– И где ты его раздобыла?

– Дал на время посмотреть один милый дядечка из перламутрового джипа.

– Ты опять вступаешь в разговоры с незнакомыми людьми?! Ну, сколько можно тебе говорить! – Взорвалась Евгения, которая всё ещё дулась на сестру после разговора в кафе. – И зачем тебе этот атлас? Решила путешествовать автостопом?

– Дядечка живет в нашей гостинице и едет к морю с девушкой, так что совершенно безопасен. А атлас мне нужен за неимением карты местности. Хочу попытаться отыскать тот городишко.

– Опять за своё?

– За своё, за твоё, за наше, – пробормотала Светлана, не отрываясь от книжицы и продолжая болтать ногами. Некоторое время спустя она принялась тихонько напевать мелодию без слов и вдруг резко подскочила. – Есть!!! Слушай, это точно был Тихорецк!

– Так ты еще и не была уверена?

– Теперь – точно уверена! Я вспомнила, вспомнила! «На Тихорецкую состав отправится, вагончик тронется, перрон останется…» А с платформы говорят: это город Тихорецк! Ну, что ты на меня смотришь как на сумасшедшую? Во-первых, это крупная узловая станция, на которой останавливаются все поезда, в том числе и скорые. Во-вторых, там имеется автовокзал, с которого мы тогда и отправились на автобусе в Краснодар. А в-третьих, я всегда подсознательно чувствовала, что эта песня мне что-то напоминает, и только сейчас название города окончательно выплыло из подсознания.

– Ты в сознание с самого своего рождения не приходила, – вздохнула Евгения. Ей вдруг стало совершенно очевидно, что ехать в этот городок всё равно придётся, и она решила лучше уж сразу покориться неизбежности, чем сделать это после долгих уговоров и утомительного нытья сестры. Она подняла с кровати атлас, заглянула в него и сказала с сомнением в голосе. – Город довольно большой, согласно обозначению, более пятидесяти тысяч населения…

– Ну и что? – с горячностью отозвалась Светлана. – Какая разница, сколько там населения. Это в любом случае не Екатеринбург, который вытянут на десятки километров. Сколько там улиц в этом Тихорецке? Десять? Двадцать? Да мы за полчаса пройдем весь этот городок пешком. Нам же надо только идти поперек улиц и смотреть на дома под номером «одиннадцать». И я узнаю этот дом!.. Слушай, я где-то тут поблизости видела железнодорожные кассы. Я сбегаю, а?

– Рассчитай только время так, чтобы мы прибыли в этот город твоих воспоминаний утром, а не на ночь глядя, – обречённо сказала Женя и добавила вслед уже выбегающей из номера Светке. – Атлас-то своему неопасному дядечке не забудь вернуть!..

Они сошли с поезда в шестом часу утра, и вот уже третий час петляли по улицам городка, который оказался не таким уж маленьким, как представлялось, глядя на точку на карте, его обозначавшую. Энтузиазма у Светки заметно поубавилось. Если на вокзале она напевала: «Стена кирпичная, часы вокзальные» и решительно увлекала за собой сестру то в одну, то в другую сторону, то теперь ей было в пору затянуть: «Платочки белые, глаза печальные». Но девчонке было уже не до песен – она выглядела растерянной и подавленной. Ни один из домов, числящийся под номером «одиннадцать» даже отдалённо не напоминал изображённого на детском рисунке. На одной из улиц одиннадцатой оказалась пятиэтажная «хрущёбка», на другой между девятым и тринадцатым красовался двухэтажный особняк из итальянского кирпича под синей металлочерепичной крышей, на третьей нужного номера дома просто не оказалось, причём ничто не указывало на то, что он вообще когда-нибудь здесь был.

Часто для того, чтобы свернуть с одной улицы на другую, приходилось довольно долго шагать вдоль глухих заборов, за которыми разноголосо лаяли собаки. Такая роскошь как асфальт на некоторых улочках отсутствовала, и вскоре их уставшие ноги в светлых босоножках покрылись серой пылью, а головы начало припекать нещадно распалившееся солнце. Для уральских девчонок тридцать восемь градусов в тени не являлись привычными погодными условиями. Хотелось пить, а они как раз забрели в район, похожий скорее на деревенский, чем на городской, и никаких магазинов или киосков вблизи не наблюдалось.

– Чёрт, – тихонько выругалась Светка, споткнувшаяся о торчащий из травы металлический прут, – хоть бы карту города что ли. Понятия не имею, где мы находимся, а главное, куда теперь идти. Но мы ведь ещё не все улицы обошли, правда?

– Не знаю, что мы обошли, а что – нет, но у меня нет уже никакого желания без толку стаптывать подошвы. Давай-ка выбираться отсюда и двигаться в сторону вокзала, – сердито отозвалась Женя, которую начало уже мутить от жары и голода.

– Ты с самого начала ничего не хотела искать, – упрекнула сестра.

– Но ты же сама видишь, что это бесполезно. Мы уже черти куда забрались. Вон, кстати, твой очередной одиннадцатый забор. Похож?

– Не очень, – вздохнула Света. – Этот железный. Но я спрошу на всякий случай, ладно?

Она поискала глазами, к кому бы обратиться с вопросом, не увидела поблизости ни одной живой души, кроме пасущихся у забора гусей, обошла их с опаской, постучалась в калитку и только потом у щели почтового ящика заметила кнопку электрического звонка. Гулко залаял сидящий на металлической цепи чёрный беспородный пёс, и почти сразу же из флигеля вышла молодая женщина и пошла по вымощенной серым камнем дорожке к ним навстречу.

Светка, успевшая уже заглянуть во двор сквозь прорези в металлическом заборе, имеющем сетчатую структуру, прекрасно понимала, что видит совсем не тот дом, в котором ночевала когда-то ребёнком, но надо же было хоть что-то предпринять в плане поисков нужного объекта, и она робко спросила у приоткрывшей калитку женщины:

– Простите, мы разыскиваем женщину без одной руки. Не знаете, не живёт ли где поблизости?

– Без руки? – удивилась хозяйка, вытирая мокрые руки о цветастый полинялый передник и внимательно оглядывая сестёр. – Что-то я даже и не слышала. А какая улица вам нужна? На соседней парень из Чечни без руки вернулся… А чтобы женщина… Нет, не знаю такой. У вас адрес-то есть?

– В том-то и дело, что мы знаем только номер дома, – начала было объяснять Света, но Женька перебила, в свою очередь обратившись с вопросом:

– А как побыстрее добраться отсюда до автовокзала?

– До вокзала? До перекрёстка дойдёте, а там автобус ходит.

Из дома с рёвом выскочил мальчик лет трёх в синей майке, доходящей ему до колен, побежал к женщине, но упал прямо на камни и закричал еще громче, и она, подхватив его с земли одной рукой, другой закрыла калитку. Женькин вопрос: «А номер автобуса?» остался без ответа.

Смирновы дошли до перекрёстка, поискали глазами остановку, заметили нечто, что могло бы выполнять её функции, и встали под тень орехового дерева у металлического столба с поржавевшей табличкой и едва различимыми на ней номерами автобусов. Женьку отчаянно тошнило, и в ответ на Светкину жалобу, что очень хочется пить, она едва нашла в себе силы пробормотать:

– Не стони, можно подумать, это я тебя сюда затащила.

На остановке тем временем потихоньку стал собираться народ, и вскоре показался запылённый желтый «Икарус». Сестры вошли в него, уточнив, что доедут до автовокзала, но проехали только две остановки. Светка только приготовила мелочь, чтобы вручить продвигающейся в их сторону по салону женщине-кондуктору, как Женька молча потащила сестру к выходу.

– Ты чего? – протестовала та, выпрыгивая из автобуса. – Мы же не доехали! Что случилось-то?

Евгения сделала несколько шагов в сторону и присела за кустами, скрываясь от взглядов прохожих. Её вырвало. Светка почувствовала острый укол совести за то, что мучает почём зря беременную женщину, и заметалась, ища, где бы взять воды, чтобы попить и умыться. Заметила вдали, на противоположной стороне улицы вывеску «Продукты» и предложила:

– Хочешь, посиди здесь, на лавке, я в магазин сбегаю. Или вместе?

– Вместе, – произнесла Женя, почти не разлепляя губ.

Ей было стыдно и противно, казалось, что все прохожие видели и знают, что с ней произошло, и ещё ужасно себя жалко. В памяти вдруг отчетливо всплыло нежное мамино лицо с застывшей в глазах укоризной, словно она не одобряла тех мытарств, на которые обрекла себя Женька, как никогда ранее нуждающаяся сейчас в полном покое и полезном питании. Ей страшно, до боли, захотелось прижаться к матери, попросить у неё прощения за то, что так к себе не бережна. И сока попросить. Сока захотелось так отчаянно, причём всё равно какого, апельсинового ли, ананасового, что аж челюсти свело. Она так и видела перед собой запотевший стеклянный стакан, наполненный желтой непрозрачной жидкостью, в которой, казалось, и заключался сейчас весь смысл её бродяжьего бытия. И Женька зашагала вслед за сестрой к магазину.

Им повезло. Холодный апельсиновый сок в наличии имелся. Девушки примостились у серой стены двухэтажного дома и выпили всю литровую пачку, разливая сок в разовые пластиковые стаканчики и запивая им свежеиспечённые булочки с изюмом. До вокзала решили добираться пешком, потому что Женька, несмотря на то, что ей заметно полегчало, всё же не решалась пока забраться в душный автобус. Спросили у проходившего мимо дедка, в какую сторону двигаться, и пошли, стараясь держаться в тени.

– А после сока всё равно пить хочется, не утоляет он жажды, – сказала Светлана, приметила водяную колонку и направилась к ней. Однако воды в колонке не оказалось. Сколько не качала Светка туго поддающийся горячий металлический рычаг, из крана ничего не побежало, и она безнадёжно махнула рукой. – Пересохло всё, – и вдруг замерла. – Женька, смотри! Вот этот забор ужасно похож. И сердечко вырезанное!

– Это же сорок восьмой номер, – возразила сестра.

Но Светка уже пошла к деревянной калитке, делящей на две равные части невысокий деревянный забор. Выглядел он изрядно покосившимся, и темно-зеленая краска во многих местах облупилась, обнажая слой более светлой, находящейся под ней. Следопытка положила на остроконечные заборные доски согнутые в локтях руки и принялась разглядывать чужой двор, очевидно, совсем недавно выбеленный небольшой домик, аккуратненький сарай, плодовые деревья. С той стороны за ней с не меньшим любопытством следила молодая кавказская овчарка. Женька, которую снова замутило, нетерпеливо сказала:

– Ну, давай, стучи, выясняй поскорей, да пошли уж!

Светка не была ни в чём уверена и никак не решалась постучать в калитку, но сердечко отчаянно билось и сладко замирало в предвкушении неожиданно свалившейся удачи. Она совсем уже было собралась с духом, как откуда-то из глубины двора появилась полная пожилая женщина с оцинкованным ведром, полным пупырчатых салатных огурцов.

– Тебе чего, девочка? – спросила она, встретившись глазами со Светкой, и та скороговоркой выпалила:

– Мы разыскиваем женщину с одной рукой. Кажется, она должна жить в этом доме.

– А на што вам? – женщина осторожно опустила на асфальт ведро и утёрла тыльной стороной руки вспотевший лоб.

– Эта женщина была подругой нашей с сестрой матери, и мы хотели бы…

– Это какой такой подруги? – продолжала допытываться женщина, настороженно глядя на Светлану.

Женя, стоящая поодаль, была ей не видна.

– Да вы откройте-то дверь, впустите нас поговорить, мы не бандитки какие-нибудь. Разыскиваем подруг нашей мамы. Дайте хоть воды напиться, в колонке вашей пусто совсем! – Светка уже поняла: это здесь, и пошла в наступление.

– Точно пересохло. Ну-ка, целый месяц такая сушь стоит, – согласилась женщина и скинула металлический крюк с внутренней стороны калитки, пропуская девочек во двор. – Пойдёмте в летнюю кухню, напою.