– У Родионова шов особенный! Шьёт, как на машинке строчит. В поликлинике вам вряд ли смогут его снять, так что приезжайте ко мне. Шрамов после нашего доктора потом не остаётся. Он вообще такой талантливый, – приговаривала девушка, и по её восторженному тону было понятно, что обаятельный нейрохирург ей очень нравится.

Дарья была с ней солидарна – такой мужчина просто не может не нравиться, и лет двадцать назад она сама бы в него влюбилась. Ну, а сейчас просто радовалась тому, что такие ещё встречаются.

Вскоре в палату снова въехала кровать с телом, которое сюда уже пытались пристроить в три часа после полуночи. Слава Богу, с живым! Дарья прочла на листке, что женщину с перевязанной головой зовут Галина, и её оперировали после перенесённого инсульта.

– Я хочу воды, – сказала Галина.

Даша протянула ей запечатанную бутылочку. Открыть крышку у больной не получилось. Леденёва принялась пытаться сделать это сама и изрядно намучалась, чувствуя тянущую боль в прооперированной руке, пока наконец-то удалось провернуть резьбу. Всего-то в одиннадцать сантиметров разрез на локте, а столько неудобств!

Соседка по палате с жадностью выпила сразу грамм двести. В палату вошёл врач и спросил у неё:

– Как вы себя чувствуете?

– Я почему-то плохо вижу левым глазом.

– А раньше хорошо видели?

– До операции – да.

Доктор показал четыре пальца:

– Сколько пальцев?

– Четыре.

– Ну, видите же! Вас отвезут на МРТ и к офтальмологу.

И в ближайшие два часа Галину возили туда-сюда, в том числе, брать пункцию из спинного мозга. После очередного возвращения в палату она пожаловалась, что «по пути потерялся пакет с вещами, который лежал на кровати», и стала просить медсестру отыскать его в каком-то из кабинетов, где его забыли. Дарья отлично помнила, что никакого пакета изначально не было. В этом же пыталась убедить женщину и медсестра, уверявшая, что вещи больной ещё до операции были сданы в камеру хранения:

– Что вы только не придумаете после наркоза!

Вещи Галине вскоре принесли, она тут же схватилась за сотовый телефон и принялась звонить мужу. Дарья отправилась в очередную самоволку и, проходя мимо соседней палаты, увидела лежащую на одной из трёх коек Валю. Почему-то её после реанимации перевели в другую комнату. Леденёва скользнула внутрь, подошла к бывшей соседке и, глядя на её теперь уже ровную голову в синей повязке, сказала:

– Ну, вот видишь, всё прошло отлично, ты красавица!

Валя в ответ только улыбалась, радостно и спокойно. Из её головы в прозрачный пластиковый контейнер через трубочку вытекала красная жидкость…

Пока Дарья отсутствовала, Галине поставили капельницу, и она пожаловалась:

– Я вас не вижу. Совсем. С утра ещё левый глаз что-то различал. А теперь полный мрак.

Леденёва обошла кровать и встала так, чтобы больная могла видеть её правым глазом:

– Что с вами случилось?

– Три дня назад вроде вспышка какая-то произошла в мозгу. Я только успела мужу позвонить. Он вызвал скорую и сам приехал одновременно с врачами. Они мне что-то вкололи и уехали. А мне всё хуже, хуже, голова кружится, шатает из стороны в сторону, ничего не соображаю, … Снова скорую вызвали, еле уговорили меня забрать в больницу. А там обследовали – и тут же на скорой из Хадыженска в Краснодар повезли. И вот жизнь мне спасли, а глаз я потеряла…

– Не переживайте, это последствия операции, зрение обязательно восстановится, – пообещала Дарья, которая совсем не была в этом уверена.

– А у вас что?

– Руку оперировали, поражение локтевого нерва.

– Хорошо, что левая, – сказала Галина, взглянув на Дашину повязку.

– Кому как, – рассмеялась Леденёва. – Я левша. В детстве, правда, упорно учили писать правой, и теперь я ни той, ни другой рукой толком этого делать не умею, сплошные каракули получаются.

Ей вспомнилась детская обида. На уроке по начальной военной подготовке она взяла в руки винтовку и с трёх выстрелов по бумажной мишени сразу же выбила две «девятки» и «десятку». Пожилой военрук похвалил и попросил повторить «подвиг», но едва Даша вскинула оружие, он подошёл к ней и сказал: «Да не правильно же! Ружьё должно быть в правой руке и целиться надо правым глазом». Она попробовала сделать «правильно», но попадала только в «молоко». На этом и закончились её снайперские таланты.

– Ой, как холодно, я замёрзла, – пожаловалась Галина.

Зашла медсестра, сказала, что сейчас принесёт одеяло.

– Не нужно, – сказала Дарья, накидывая на больную своё. – На самом деле, её знобит, померьте ей температуру.

Медсестра вернулась с градусником, констатировала тридцать восемь градусов и убежала за шприцем.

– А вы где медицинское образование получали? – спросила Галя, трясясь всем телом.

– Вот чего у меня нет, так это медицинского образования.

После укола прооперированная заснула, а Леденёва взялась за книгу. Но едва она вникла в повествование, как за стеной началась какая-то суета, раздались крики:

– Валя, твою мать, что ты наделала! Валя!

Выскользнув в коридор и заглянув в соседнюю палату, Леденёва увидела стоящую босиком на полу Валентину, которая выдернула из себя все трубочки, и теперь медсёстры пытались водрузить больную на койку и воткнуть в неё все катетеры обратно.

«Я больше не выдержу в этом дурдоме! Завтра утром, сразу же после перевязки, уеду домой, и никто меня не остановит. Иначе я сама тут с ума сойду», – решила Дарья.

После обеда в палату вкатили Надежду.

– Как ты? – подошла к ней Леденёва.

– Да вроде ничего. Но глаз как дёргался, так и дёргается. Врач мне сказал, что это надо у невролога лечить. Да я пять лет у него лечилась! Зачем же мне тогда голову разрезали, если не помогло?

– Со временем состояние улучшится.

– Меня так рвало после наркоза! Никак не могла в себя прийти, – пожаловалась Надя. – И не пойму, кто меня оперировал. Вроде один хирург значился, но потом, кажется, его заменили. Кому теперь деньги-то давать?

– Ты подожди пока с деньгами! Может, ещё придётся в суд подавать за причинённый твоему здоровью ущерб, – посоветовала Дарья, прекрасно понимавшая, что из-за корпоративной солидарности врачей пациентке вряд ли удастся что-то доказать.

Она ушла курить на улицу, озадаченно думая по пути: «А ведь платили мы анестезиологу одновременно и одинаковую сумму. Может, и правда, хороший и плохой наркоз – это миф»?

Когда она возвращалась в отделение, её окликнула девушка, сидящая за стойкой регистрации:

– А вы куда ходили?

– За водой для больных, – Дарья продемонстрировала две бутылочки, которые купила для соседок.

– А вы улицу не выходите?

– Нет, что вы! Как вы могли такое подумать?

– Я приду попозже вашу тумбочку проверять.

– На предмет чего? Крошек? Тараканов? Или наркотиков?

– Сигарет!

– Во как, – в первую секунду Дарья просто опешила от подобной наглости, но тут же собралась и заговорила вкрадчиво-сочувствующим тоном, который принимала, когда ей хотелось закричать: – А вы будете обыск проводить или досмотр? Разницу знаете? На обыск постановление суда требуется. Есть оно у вас? Или вы в моей дамской сумочке и нижнем белье безо всяких на то оснований шарить собрались?

– Будете тут права качать, я на вас пожалуюсь, – пообещала медсестра, но уже неуверенным голосом, а неудобная пациентка пыталась понять, та ли это девушка, что однажды ночью залезала в её тумбочку, или другая, но не разобралась и продолжила:

– А я права не качаю, я просто хорошо их знаю. Вы бы для начала поинтересовались, кто у вас в отделении лежит. В карточке, конечно, значится, что я пенсионерка. Но, может, я полковник полиции в отставке? Такое вам не приходило в голову? Что касается сигарет, то я из окна немало качественных снимков и видеозаписей наделала, на которых массово курят ваши коллеги. Может, и вы в их числе? Вот теперь думаю, в какую соцсеть лучше выставить? Не посоветуете?

– Что вы себе вообще позволяете? – опешила медсестра.

– Пока ничего страшного. А жаловаться на меня вы кому собрались? Главврачу? Кстати, он по-прежнему курит в своём кабинете на пару с высокопоставленными пациентами? Нехорошо это, пожароопасно… Привет ему от меня передайте! Если, конечно, вам вдруг когда-нибудь представится счастливая возможность пообщаться с ним лично, что я делала не раз!

Выпалив это всё одним духом, Дарья медленно и горделиво пошла в палату, думая по пути: «Нет, ну надо же! Какая-то медичка позволяет себе упиваться властью над пациентами и разговаривать в подобном тоне, да ещё и шарить в их личных вещах»! Когда-то Леденёва написала стихи, ставшие её жизненным кредо, и не собиралась от него отступать.

 
Расстоянье измерив в градусах,
Ухожу от обид, измен.
Вам отсыплю в ладони радости,
Ничего не прося взамен.
 
 
Я желаний своих заложница,
И по волнам страстей скользя,
Вытворяю всё то, что хочется,
Даже если никак нельзя.
 
 
Пусть смиренностью не прославилась,
Так зато никому не вру.
Я играю по вашим правилам,
Но при этом – в свою игру.
 

Поставив по бутылочке воды на тумбочки Галины и Надежды, Даша уселась на кровать, опёрлась спиной на подушку и принялась за мистический детектив. Когда не хочется думать о своих проблемах – лучше всего вникать в чужие.

Всю ночь с интервалом в полчаса в палате зажигался яркий свет, входила медсестра, останавливалась между коек Галины и Надежды, внимательно всматривалась в лица спящих женщин и выходила.

– Да вы не волнуйтесь, я сама за ними послежу. Если что, я вас вызову, – предложила Даша, прекрасно осознавая, что никто ей свои должностные обязанности не перепоручит.

* * * * *

На пятое утро в больнице, буквально пошатываясь от недосыпа, Леденёва решила уехать. По сравнению с другими обитателями отделения, она чувствовала себя симулянткой, на которую зря тратятся государственные средства, выделенные на здравоохранение. Хотя, в общем-то, она сорок лет ежемесячно платила за бесплатную медицину и никогда ею не пользовалась. У неё даже карточки до прошлого года в поликлинике не было!

«Благодарность» хирургу за операцию Дарья хотела отправить на его банковскую карту, решив, что скорее всего, она привязана к номеру его телефона. Но недремлющая совесть подсказывала, что нехорошо так поступать, и она написала Родионову: «Очень хочу домой! Вы будете сегодня в отделении?» Он ответил: «Приеду в 16, если всё хорошо, я вас отпущу».

Дарья купила для Вали печенье и воду, положила на тумбочку у её кровати, порадовалась тому, что никаких трубочек из её тела уже не выходит, и, пожав её красивые длинные пальцы, сказала:

– Я домой. Удачи тебе, красавица!

В шестнадцать часов, когда нейрохирург зашёл в палату, Дарья сидела на краешке койки, одетая и с собранным пакетом. Он улыбнулся:

– Сейчас оформлю вам выписку.

– А я вам тут благодарственное письмо написала, – Дарья протянула врачу сложенный вчетверо листочек с двумя купюрами по пять тысяч.

Как только медсестра принесла листок выписки, Леденёва попрощалась с соседками, которым тут ещё лежать и лежать, и пожелала им скорейшего выздоровления. Она бодрым шагом двинулась к выходу из отделения, теперь уже прямым путём и без утайки вышла во двор и вызвала такси.

Войдя в квартиру, Даша отправила в стиральную машину все вещи, которые побывали в больнице, в том числе, и те, что были на ней после выписки. Налила в бокал коньяка, взяла его в забинтованную руку, сфотографировала её на фоне стены и отправила снимок по Ватсапу нескольким абонентам. Непьющие подружки прислали смайлики. Сын ответил: «Кто бы сомневался», а друг Сашка написал: «В субботу приезжай на шашлык, отметим твоё возвращение».

Она уже не помнила, когда в последний раз пребывала в такой эйфории, как в этот вечер. Как это здорово находиться дома и делать всё, что хочешь! Впрочем, Даша уже больше ничего не хотела, кроме как завалиться в родную кровать. Она проспала двенадцать часов подряд.