Она очнулась от ощущения мурашек в двух пальцах левой руки и подумала: «Хоть что-то! По крайней мере, я их чувствую», и тут же услышала женский голос:
– Не спать, Даша, не спать!
Спать хотелось так, будто разбудили в три часа ночи, сообщив, что надо срочно ехать в аэропорт. Но никаких других ощущений вроде тошноты и дурноты, которых она заранее боялась, не было. Зато болело горло от трубки, через которую подавали какой-то «сонный» газ.
Над ней склонился доктор Родионов:
– Как вы себя чувствуете?
– Отлично.
Не жаловаться же было снова на то, что не дают гулять и курить, тем более, сейчас ни того, ни другого не хотелось. Как и просыпаться. Леденёва вспомнила, что читала в Интернете о возможной потере памяти после наркоза. Так, одна девушка писала на форуме, что забыла коды своей банковской карты. Дарья тут же воспроизвела в уме коды всех четырёх своих карточек, что её заметно приободрило.
Неподалёку лежали несколько мужчин и женщин, это была не реанимация, а палата, в которой отходили от наркоза пациенты после операции. За столом сидела следящая за ними медсестра и вносившая записи в журнал. Один из мужчин постоянно ныл:
– Закапайте мне нос, – и теребил пальцами повязку на лбу.
– Женя, ну сколько можно капать, ты же всю слизистую себе сожжёшь, – недовольно отвечала медсестра и настойчиво просила: – Не трогай голову, Женя!
Когда Дарью через пару часов вкатили в палату, она с удивлением увидела лежащую на койке Валю и спросила у девушек:
– А почему её не забрали на операцию?
– Ночью экстренных больных привезли. Так что Валю перенесли на завтра.
«Господи, бедняжка, ещё сутки ждать, ничего не есть и нервничать в ожидании, – пожалела соседку Даша. – Конечно, Валя же „бесплатная“, поэтому пойдёт на операционный стол в последнюю очередь».
Поднявшись на ноги, Дарья неловко влезла в свой домашний костюмчик – теперь уже больничный, стараясь не перепачкать его кровью с повязки, и улеглась. Медсестра подложила ей под локоть непромокаемую пелёнку, которая тут же окрасилась, и пообещала:
– Завтра кровотечение уже прекратится.
– Завтра я отсюда уже уйду, – решительным тоном отозвалась Леденёва.
Девушка рассмеялась и пошла к двери. По тому, насколько весёлым и заливистым был её смех, Даша предположила, что её уверенность опять не разделяют. Тут она поняла, почему ноет здоровая рука: из кисти торчала небольшая пластиковая конструкция, похожая на детскую пустышку без резинки
– Выдерните у меня из руки эту штуку, – крикнула она вслед уходящей медсестре.
– Это не штучка, а венозный катетер, он нужен, чтобы был доступ к вене, и можно было поставить капельницу.
– Мне не понадобится капельница. Выдерните, или я это сделаю сама!
«Кажется, я не очень удобный пациент», – самокритично подумала Дарья, когда медсестра выполнила её просьбу-приказ и удалилась.
Леденёва написала сыну в Ватсапе: «От наркоза отошла, говорить пока не могу» и переслала это сообщение ещё четырём близким людям, ждущим от неё весточки после операции. Вообще-то, говорить, несмотря на болящее горло, она, конечно, могла. Но не хотелось. Не читалось. Не спалось. Кроме того, она боялась, что не до конца отошла от наркоза и может сказать что-то не то.
Вспомнился случай многолетней давности, когда её подруга перенесла операцию на колене. Поздно вечером, едва придя в себя, она позвонила и во всех подробностях поведала, что и как с ней происходило. А утром опять набрала Дашин номер, принялась пересказывать всё сначала, и была очень удивлена тому, что накануне они беседовали. Так что помнить коды банковских карточек – ещё не значит пребывать в твёрдом уме и здравой памяти.
Туго набитая огромная подушка годилась лишь на то, чтобы прислонять её к спинке кровати, когда сидишь. Лежать на ней было невозможно. Да и не хотелось. Можно представить, сколько негативной энергетики нёс в себе этот квадратный предмет, впитавший в себя боль и страх сотен больных людей!
Посреди ночи, ворочаясь с бока на бок и не находя удобного положения для обёрнутой в пелёнку больной руки, которая бесконечно ныла, Дарья поняла, что хочет устроиться так, чтобы кисть свисала с койки, но было страшно лечь на самый край высокой узкой кровати, казалось, что с неё запросто можно свалиться. И тут она услышала доносящиеся из какой-то палаты тревожные крики:
– Женя, не спать, не спать! Женя, дыши! Дыши, Женя!
Боже мой, что там с этим Женей? Может, она зря отказалась от обезболивающего препарата? Рана ноет вполне терпимо, но укол помог бы заснуть. Или нет?
В шесть утра в палату снова ворвались три технички и, громко переговариваясь, принялись за уборку, протирая несуществующую пыль с тумбочек и драя швабрами идеально чистый пол, который был вымыт вечером, и по которому с тех пор никто не ходил.
Когда уборка закончилась, Дарья надолго застыла у окна, вглядываясь в омытые ночным дождём серые асфальтовые дорожки и покрытые бурной зелёной листвой деревья. Сегодня первый день лета…
В стоящей под окном машине с красным крестом резко распахнулись обе задние дверцы. Из служебного выхода выехала каталка с упакованным в чёрный мешок телом. Двое санитаров приподняли его за плечи и ноги и погрузили в машину. Ещё одно тело в непрозрачном целлофане там уже лежало. Дверцы закрылись. Катафалк уехал в паталого-анатомическое бюро… Может быть, одна из жертв – это вчерашний Женя, который так и не захотел дышать?
– Доброе утро, – иронично прошептала Дарья и благоразумно добавила: – Даже если это утро не очень доброе, но у меня оно есть…
Дождавшись восьми утра – времени, когда открывается поликлиника – Дарья накинула курточку, маскируя повязку. Замотала в непрозрачный целлофановый пакет кошелёк и пачку сигарет и пошла к лифту:
– Вы куда? – услышала она вслед от стойки регистрации.
– В буфет, на второй этаж, за водичкой.
Спустившись на лифте на первый этаж, Леденёва пошла по длинному коридору, ступая по нарисованным на бетонном полу красным и сиреневым линиям, пытаясь проникнуть из лечебного корпуса в поликлинику. Этот путь был ей известен с тех пор, как три месяца назад она проходила его в обратном направлении, пробираясь мимо строгой охраны на предварительный осмотр к доктору Родионову в нейрохирургическое отделение.
Следом за ней шёл мужчина лет сорока пяти в трикотажной куртке с капюшоном, Дарья заметила в его оттопыренном кармане пачку сигарет и признала в нём такого же «партизана», как и она сама. В буфете перед выходом из здания он встал в очередь следом за ней. Купив бумажный стаканчик с кофе, Леденёва выскользнула во двор и подождала, пока выйдет мужчина.
– Нам нужно выбрать лавочку где-нибудь за кустами, чтобы охрана не засекла, – сказала она заговорщически.
Они отошли подальше от лечебных корпусов и присели в тени среди зарослей лаванды.
– Александр, – представился мужчина.
– Даша. Вы тоже из нейрохирургии? Что будут делать?
– Операцию на тройничном нерве.
«О Боже, ещё одному предстоит трепанация черепа», – с жалостью подумала Даша и сказала:
– А у меня уже всё позади. Всего лишь локоть. Но вы не переживайте, хирурги здесь замечательные.
Затянувшись, Александр ответил:
– Надеюсь. Ну, это же надо додуматься до того, чтобы не выпускать людей на улицу! И в тот момент, когда они нервничают перед операцией, курить у них под окнами!
– Из вашего окна это тоже видно? – рассмеялась Дарья. – Но мы же с вами всё равно нашли способ уйти в самоволку! Может, нам для того и даются всякие болезни, чтобы мы могли оценить, как это прекрасно: капучино с сигаретой с утра, пусть даже и нелегально, и на больничной территории!
– Наверное, так и есть. Надо иногда отстраниться от суеты, и просто посмотреть на деревья, цветы, траву…
– Ладно, пора идти, а то меня хватятся и начнут отчитывать как школьницу, – сказала Даша, поднимаясь с лавочки, и пошутила на прощанье: – Когда я читаю на пачке сигарет: «Курение ведет к медленной и болезненной смерти», я думаю, что некурящие умрут быстро и весело.
Нарушительница режима побрызгала в рот антитабачным спреем, натянула маску на лицо и, слившись с потоком пациентов, пошла в поликлинику. Купила две бутылочки воды, вернулась длинными коридорами в свой корпус, поднялась на лифте и прошмыгнула в палату. Одну из бутылочек с минералкой она поставила на тумбочку Вали. И тут вошла медсестра:
– Леденёва, на перевязку.
Черноволосую медсестру из перевязочной звали Таня. Это было единственное известное Дарье имя среди десятков безликих и безымянных девушек, снующих в несколько смен по палатам и коридорам отделения. Из-за одинаковых халатов, шапочек и масок Дарья не отличала их друг от друга.
Таня аккуратно срезала бинты на руке. Появился доктор Родионов, взглянул на шов, сказал:
– Всё хорошо, – и пошёл себе дальше.
– А ко мне в палату вы когда зайдёте? – Дарью волновал вопрос, как вручить хирургу десять тысяч.
– Через пару дней. Сейчас бегу на операцию.
– А что, разве я тут пробуду ещё пару дней?
– Думаю, дольше.
Леденёва вернулась в палату, и следом за ней ворвалась очередная неизвестная медсестра.
– Это что такое? Что? – возмущённым голосом произнесла она, протягивая завёрнутые в клочок белой бумаги сигарету с зажигалкой.
– А вы не знаете, что это? – равнодушно ответила Дарья и, забрав свёрток, кинула его в ящик своей тумбочки.
Она сразу поняла, что произошло. Это Валя взяла у неё из тумбочки запрещённые предметы и попыталась прорваться через стойку регистрации, но её выловили. Сейчас она лежала на своей койке, накрывшись одеялом с головой. Едва медсестра вышла, Валя села и принялась плакать.
– Не бойся, операция хорошо пройдёт, – сочувственно произнесла Дарья и, чтобы отвлечь больную от грустных мыслей, спросила: – У тебя дети есть?
– Двое, – Валя показала два пальца.
– А с кем ты живёшь?
– Одна, – она показала один палец и разрыдалась в голос, а потом встала, вытащила из тумбочки целлофановый пакет, принялась складывать в него свои вещи и решительно заявила: – Я уйду.
Но тут в палату въехала каталка…
Остаток этого дня Дарья провела одна в палате, в койке у окна, да ещё и с открытой форточкой, с утра технички проветривали помещения и забыли закрыть. Ручки с окон снимались «из соображений безопасности». Так что можно было дышать свежим воздухом, читать книгу и переписываться с друзьями. Все предлагали привезти ей передачу и спрашивали, что нужно. Ничего ей не было нужно, разве что «коньяк в грелке». Хотелось только отоспаться, но это было невозможно.
Едва задремав, она почувствовала рядом с головой какое-то движение, развернулась на другой бок и обомлела. Какая-то девушка в халате, колпаке и маске, присев на корточки, шарила в верхнем ящике её прикроватной тумбочки.
– Что вы делаете? – поражённо спросила Даша.
– Проверяю, не остались ли у вас продукты с крошками, от которых могут завестись тараканы.
– Что за бред! Какие крошки? Какие тараканы?
Девушка поднялась и молча вышла.
Часа в три ночи, когда Дарья уже почти заснула, в палате зажёгся яркий свет. Медсестра в одиночку впихнула в комнату передвижную кровать с каким-то телом, но это была не Надя, и не Валя. Тут вбежала другая девушка и сказала:
– Так её же пока не сюда, а в ту палату, где медсестра сидит!
Свет погасили, тело увезли.
* * * * *
Во время второй перевязки Таня сфотографировала проходящий с внутренней стороны локтя шов и отправила его в Ватсапе Родионову. Дарья попросила сделать снимок и на её телефон, потому как сама увидеть место разреза не могла, таким образом руку было никак не изогнуть.
О проекте
О подписке