– Не понравился. – вздохнул отец и с досадой покачал головой.

– Чем же?

– Да всем. – мистер Барнхем неторопливо закурил трубку и выпустил облако пахучего дыма. – Во-первых, он тебе в отцы годится. Ему же, наверное, лет сорок, а то и больше…

– Грему сорок лет, отец. Но если дело только в этом, то я не вижу тут ничего страшного. Ты тоже был старше мамы на десять лет. И потом, мне всегда нравились мужчины постарше. Они как-то более надежны. Я уже насмотрелась на своих сверстников в госпитале. Они такие легкомысленные болтуны…

– Легкомысленные болтуны, которые отдали долг родине и пострадали за нее! А этот проходимец, небось, и дня винтовки в руках не держал. Ты спросила у него почему он не в армии?

– Я не знаю, папа, – Элис немного растерялась. Она стояла перед отцом, испытывая нарастающее раздражение от того, что приходится выслушивать всякие гадости о Греме. А ведь старик даже не знал его! Откуда же в нем столько злости? – Я обязательно спрошу у него, если тебе это так интересно. Лично мне – это не интересно, но я спрошу.

– Ну, хорошо. А чем он занимается? – мистер Барнхем смотрел на нее с вызовом. – Это ты хотя бы знаешь?

– Конечно, знаю. Он работал страховым агентом в другом городе, но работу потерял. Теперь надеется здесь найти себе место.

– Хм… Где же он живет?

– Он снимает комнату на западной стороне. – Меблированную, – разочарованно подытожил отец

– Это временно, пока он не найдет работу, – убеждала Элис. – Скоро он встанет на ноги и…

– Никогда этого не случится! – убежденно сказал мистер Барнхем. – Мужчина, который до сорока лет не обзавелся ни домом, ни делом – ничего не достигнет в будущем. Все, что ему остается – пристроиться за чей-нибудь счет. Желательно за счет какой-нибудь вдовушки постарше. Только при чем здесь ты, такая молодая, красивая? Ты – слишком лакомый кусок для этого тощего кота.

– Пожалуйста, не говори так! – в голосе Элис зазвучали истерические нотки. – Грем очень хороший. Мне никто кроме него не нужен, так и знай! Он очень хочет работать, просто сейчас такие времена, найти работу очень трудно.

– Трудно найти работу лентяю и прохвосту. Никогда моя дочь не выйдет за него замуж! – Упрямство было одним из основных черт характера мистера Барнхема, и Элис поняла, что дальнейший разговор не имеет смысла. Мистер Барнхем, который очень редко закуривал трубку, закашлялся.

– Ну зачем ты куришь, папа? – укорила его дочь. – Теперь будешь кашлять до утра. – Она потянулась за трубкой, но отец с силой оттолкнул ее руку, и Элис невольно отступила.

– Оставь меня в покое! Я не нуждаюсь в твоей заботе. – Старик тяжело поднялся и ушел в свою комнату, напоследок громко хлопнув дверью. И Элис еще долго слышала его глухой кашель за стенкой.

Утром отец не пожелал ей «доброго дня», как делал это много лет подряд, а за завтраком не сказал ей ни слова. Элис пила чай и бросала на его угрюмое лицо, мрачное лицо настороженные взгляды. Кажется, за ночь он не только не смягчился, но стал еще более отчужденным и теперь отгородился от нее стеной молчания. Его настроение огорчило ее, но еще больше ее огорчило настроение Грема, к которому она забежала перед работой.

Он встретил ее ласково, но без обычного восторга, она сразу поняла, что он оскорблен и обижен.

– Милый, я ужасно спешу, но не могла не зайти к тебе. Как ты? – она, не раздеваясь прошла в комнату и присела на стул.

– Право, не знаю, Элис. Человек я как будто неплохой, ни в чем таком не замечен. А он посмотрел на меня как на последнего негодяя. Даже не ответил на мое приветствие. Что я ему сделал, скажи! – Грем, без пиджака и жилета, в белой рубашке и костюмных брюках со штрипками, прохаживался по комнате. Когда на лоб ему падала светлая прядь, он нервно встряхивал головой и запускал руку в волосы. Вся его фигура выражала крайнюю степень досады.

– Пожалуйста, милый, не сердись на него. Он всегда был таким, немножко странным… Он очень недоверчивый человек. Со временем, когда он узнает тебя получше…

– Ну нет! Больше я его видеть не намерен. Слишком много он о себе возомнил.

– Как же мы теперь сможем пожениться? – Элис смотрела на него умоляющими глазами. – Ведь у тебя пока нет работы, а я получаю всего пять фунтов в неделю. Этого не хватит, чтобы жить вдвоем. Ведь надо платить за комнату и за стол…

– Не знаю, детка. Поди сюда. Поцелуй меня. Вот так. А теперь иди в свой госпиталь и предоставь все мне. Я что-нибудь придумаю. Обещаю, я женюсь на тебе с согласия твоего папаши или без него.

Прошел день, второй, а там и неделя, но Грем так ничего и не придумал. Единственное, что он предложил – нажать на старика, чтобы он поскорее выделил Элис приданое. Грем самым подробным образом расспросил ее об их финансовом положении. Особенно его заинтересовали сто фунтов, скопленные Элис за несколько лет, и находившиеся теперь в распоряжении мистера Барнхема. Вот если бы Элис сумела вытребовать эти деньги, они смогли бы пожениться и снять приличную комнату или даже квартиру!

Элис была разочарована. Она рассчитывала, что Грем согласится на любую работу, хотя бы даже и тяжелую. А пытаться надавить на мистера Барнхема – все равно, что пытаться сдвинуть скалу.

С отцом Элис не разговаривала. Так было и прежде, но теперь тишина в доме стала гнетущей. Стоило кому-нибудь из них заговорить, как мгновенно вспыхивала ссора. Мистер Барнхем обвинял дочь в легкомыслии и глупости. Он даже мысли не допускал, что его дочь, такая рассудительная, такая умная, может связаться с ничтожеством. Не имеет ни работы, ни денег, а разодет как франт! Наряжаться и модничать, когда кругом разруха и столько горя! И такой неприятный, ускользающий взгляд! Предлагает девушке жениться, не имея собственного угла! Наверняка рассчитывает поселиться здесь и жить припеваючи за его счет. Отец кричал, что она так одурела от своего ухажера, что уже наверное во всю спит с ним. Конечно! Где же они встречаются, если не у него? Ведь не ходят же они по улице до ночи в такой холод? Пусть пеняет только на себя потом и не расчитывает на его помощь, когда этот мерзавец бросит ее с ребенком. Он не станет помогать вздорной девчонке, которая собственными руками губит свою жизнь.

Старик всегда любил ставить точку в разгворе, но теперь Элис убегала в свою комнату, не дослушав его и громко хлопнув дверью. Она начинала ненавидеть отца, потому что он никак не хотел ее понять. Если бы у них с Гремом были деньги, она бы ушла из дому не раздумывая!

Эти грубые слова и претензии осокорбляли ее до глубины души, и она почти каждую ночь засыпала в слезах, тщетно придумывая выход из создавшегося положения.

К тому же в госпитале произошло событие, которое не касалось Элис напрямую, но все же расстроило ее и заставило всерьез задуматься о собственной судьбе.

Неприятности случились с Джулией Стайлз, которая так же как и Элис, работала в госпитале, и была единственной девушкой, которую Элис могла назвать подругой. Джулия, утонченная, изящная блондинка с небесно-голубыми глазами, была дочерью торговца скобяными товарами, который держал два магазинчика в разных районах города, и получал стабильный доход. Он растил двух дочерей в строгости, в соответствии с правилами приличия, которые сам же и устанавливал, поэтому работа в госпитале не слишком приветствовалась. Элис поняла, что скрытная, тихая Джулия пошла работать в госпиталь не из добрых побуждений, а лишь для того, чтобы ненадолго вырваться из-под надзора тирана-отца, который ей шагу ступить не давал. Джулия с детства привыкла скрывать свои мысли и желания, и была не слишком общительной, но с Элис охотно дружила, хотя и не поверяла ей своих тайн и душевных терзаний. Иногда они вместе ходили домой, только Джулия сворачивала на Колвер-стрит, а Элис шла дальше. Они обе немного свысока смотрели на остальных девушек, работавших в госпитале, и старались держаться от них подальше, как воспитанные девушки избегают всего грубого и вульгарного. Они иногда потихоньку посмеивались над нарядами остальных девиц, над их раскрашенными щеками и губами. Ни Джулия, ни тем более Элис в этом не нуждались. Когда они шли по улице, все обращали на них внимание, так красиво они смотрелись вместе – нежная, тоненькая блондинка и пышная, яркая брюнетка. Высокие, стройные, с чистой матовой кожей и белоснежными зубами, они всегда привлекали к себе внимание. Офицеры брали под козырек и улыбались, солдаты одобрительно свистели им вслед. Но обеих это только забавляло.

Так же как и Элис, Джулию всегда сопровождали восторженные, обожающие взгляды, но она была холодна с мужчинами и равнодушна к ним. И Элис решила, что у нее есть поклонник или жених, которому она хранит верность. Будучи более открытой, Элис сразу рассказала ей о Греме, но не сказала, что посещает его комнату, боясь, что Джулия станет ее осуждать.

Однажды утром, во время обхода, доктор Келли делал перевязку одному сержанту. Элис и Джулия сопровождали его. Перевязку следовало сделать давным давно, но обе забыли об этом, и теперь доктор распекал их. Джулия держала в руках поднос с инструментами и бинтами, а Элис разматывала старый бинт. Вдруг Джулия согнулась пополам, и бросив поднос на соседнюю кровать, опрометью бросилась из палаты. Элис и доктор растерянно переглянулись. Доктор Келли подумал, что чувствительная девица расплакалась из-за его грубого тона.

– Голубушка, – обратился он к Элис, мягко дотрагиваясь до ее руки. – Я все сделаю сам. Успокойте ее, ради бога. Какая нервная девушка! Разве можно с такой психикой работать в больнице? – и он осуждающе покачал головой.

Элис нашла Джули в сестринской, как и предполагала. Она приоткрыла дверь и услышала, что Джулию несколько раз вырвало на брошенной в углу кучу ветоши.

– Ради бога, закрой дверь! – успела сдавленно крикнуть Джули между мучительными спазмами.

Встревоженная Элис протянула ей стакан воды, и усадив бедняжку на стул, приоткрыла окно в комнате. Джулия немного успокоилась и стала приходить в себя. Элис с недоумением смотрела на ее бледное лицо и испарину на лбу.

– Что с тобой, милая? – Элис присела рядом и взяла Джулию за руку. – Ты что, заболела? Вот мокрое полотенце, оботри лицо.

Джулия сидела тихо, не поднимая глаз.

– Я не заболела, нет. – она покачала головой, и уткнувшись лицом в мокрое полотенце, заплакала. Элис хотела обнять ее, но она отстранилась и, полная решимости, выпрямилась на стуле.

– Я расскажу тебе все. Но ты должна дать мне обещание, что никто не узнает о нашем разговоре.

– Ты могла бы не просить меня, дорогая. Ты же знаешь, я не из болтливых. Ну скажи, что с тобой случилось?

Джули вздохнула, собираясь силами, признание давалось ей нелегко.

– Знаешь ты капитана Майлза?

– Того, что был влюблен в тебя? Конечно, я его знаю. Его плечо почти зажило, доктор готовит его на выписку и…

– Он… не слишком хорошо обошелся со мной, понимаешь?

Элис прекрасно поняла, что значит эта фраза, и в ужасе зажала рот руками.

– Как же так, Джули? – тихо спросила она. – Ведь он тебе даже не нравился. Ты всегда смеялась над ним. Говорила, что он некрасивый, слишком маленького роста, и…

– Оставь, Элис! – Джули иногда бывала очень раздражительной. Вот и теперь она смотрела на подругу почти с неприязнью. – Мало ли что я говорила! Он с самого начала нравился мне. Я просто старалась это скрывать, вот и все.

Элис знала капитана Майлза. Она видела его несколько минут назад. Вся палата, а это была палата для старших офицеров, знала, что он влюблен в Джули. Он никогда ничего не говорил, но всегда смотрел на нее как на богиню. В его голосе, в его глазах было столько страсти и мольбы, что даже Элис подчас становилось жаль его. Джули же была к нему совершенно равнодушна и не замечала его вздохов и взглядов. Когда она отходила от него с надменным видом, у него было такое убитое лицо, что на него было жалко смотреть. Элис сама просила подругу быть с ним поласковее. Как-никак он был героем войны, доблестным воином, к тому же получившим ранение. Он заслуживал хотя бы более внимательного отношения к себе. Джули только улыбалась холодно и даже жестоко высмеивала его. Поэтому услышав, что капитан доставил ей неприятности, Элис была безмерно удивлена. Все-таки, Джули была очень скрытной девушкой, и под этой красивой оболочкой, похоже, таились нешуточные страсти.

– Месяц назад он написал мне письмо и передал его через своего подчиненного. Он писал, что безумно влюблен в меня и что, если я не соглашусь встретиться с ним, то он… покончит с собой. Это было очень странное письмо. Он писал, что я снюсь ему каждую ночь и… там были такие слова, которые я не могу тебе пересказать. Он думал обо мне день и ночь, и эти мысли сводили его с ума. Помнишь, одно время он так похудел и осунулся, что все подумали, будто он снова заболел? Я прочла это письмо и уже не могла отказать ему. Я согласилась с ним встретиться, как только он получит увольнительную. А ты знаешь, как мне нелегко выкроить время вечером. Отец мне шагу не дает ступить без разрешения. Только и делает, что выспрашивает, куда я пошла, и когда вернусь. Но я как-то ухитрилась, сказала, что мне надо подменить одну девушку в госпитале.

Джули перемежала свою речь горькими вздохами и изредка поднимала на Элис прозрачные голубые глаза, чтобы убедиться, что Элис ее не осуждает.

– Ну вот. Мы несколько раз погуляли по городу. А потом он сказал, что снял номер в гостинице и хочет, чтобы я пришла к нему. «Что толку ходить по улицам, – сказал он. – Ведь я даже не могу дотронуться до вас.» И я… пришла к нему в номер. Я не стану говорить тебе всех подробностей, скажу только, что это было лучшее, что случилось со мной за всю мою жизнь! – глаза у Джули сверкнули и в голосе слышалась такая убежденность, что Элис поверила ей сразу. Разве сама она не делает теперь этого каждый вечер? Разве она могла осуждать эту девушку? Только видимо, Джули зашла слишком далеко, и теперь ей придется расплачиваться за свое короткое счастье.

Джули сидела на стуле и нервно теребила тонкими нежными пальцами кусочек бинта. Это было ее всегдашней привычкой – теребить что-нибудь в руках в минуты волнения.

– Я не знаю почему, но я пропустила срок, и у меня болит голова, и вот видишь, меня постоянно мутит. Как ты думаешь, – с надеждой спросила она, доверительно коснувшись руки своей подруги. – это ведь не беременность? Я хочу сказать, ведь не обязательно это может означать беременность?

– А раньше такое бывало? – Элис ужасно хотелось сказать ей что-нибудь ободряющее, но не знала, за что зацепиться.

Джули покачала головой. Подбородок у нее задрожал, и глаза снова наполнились слезами.

– Успокойся, Джули, – Элис погладила ее по руке. – Пожалуйста, не плачь! Может, ты действительно паникуешь. Я слышала, такое бывает…

Пока Джули рыдала у нее на плече, и ее худенькие плечи сотрясались, Элис решила высказаться напрямую:

– Слушай, Джули, беременна ты или нет, но тебе просто необходимо поговорить с капитаном. Почему бы и ему не поволноваться немножко? Он ведь тоже имеет к этому отношение. Может быть, он обрадуется и сделает тебе предложение? Только не говори мне, что не хочешь выйти за него.

Джули взглянула на нее таким отчаянным взглядом, что у Элис дрогнуло сердце.

– Я бы пошла за ним на край света, позови он меня только! Вся беда в том, что он охладел ко мне. Я приходила к нему пять или шесть раз. И в последнюю нашу встречу он сказал, что больше не хочет меня видеть.

– О, Джули! Но почему?

– Не знаю. Должно быть, я надоела ему

– Все равно, – Элис упрямо тряхнула головой. В ней иногда брал верх характер отца. – Ты должна сказать ему. Не может же он жить дальше, как ни в чем не бывало?

Но Джули тоже была упрямой и посмотрела на нее гневно сверкнув глазами.

– Я не стану ему навязываться! Не хочу, чтобы он женился на мне только потому, что я забеременела. Я сама пошла к нему, сама захотела… этого.

– Знаешь, Джули, гордость в твоем положении – последнее дело. Слишком много унижений придется тебе пережить, если опасения подтвердятся, и ты останешься одна, с ребенком на руках. Подумай об этом, прошу тебя. Хочешь, я поговорю с ним? Ты ведь даже не знаешь как он отнесется к этой новости. Может, воспримет ее с радостью… – в последнее, впрочем, Элис и сама верила с трудом.

– Ты думаешь, нужно с ним поговорить? – робко спросила Джулия. Она была в смятении. Боялась сказать ему и не сказать. – Правда, Элис. Если бы ты могла намекнуть ему, может быть… Только я не стану говорить с ним. У меня просто не хватит духу.

Не откладывая в долгий ящик, Элис разыскала капитана и вывела его на улицу, чтобы поговорить. Он пребывал в отличном настроении, от его любовных томлений не осталось и следа. Капитан был бодр, весел и почти здоров, только старательно прикрывал курткой заживающее плечо.

Выслушав Элис, Майлз повел себя омерзительно. Он напрочь открестился и от Джули и от ребенка. У него нет намерения жениться в ближайшее время. А если мисс Стайлз прижила от кого-то ребенка, то пусть не рассчитывает свалить все на него. Он никогда не женится на такой женщине, распущенной и легкодоступной. И он добавил такое слово по поводу мисс Стайлз, что Элис предпочла как можно скорее пропустить его мимо ушей.

– Какой же вы негодяй, капитан! – от гнева у нее полыхали щеки.

Но Майлз не рассердился, а посмотрел на нее с восхищением. Он прижал Элис к стене, и нагло улыбаясь, сказал:

– А вы – просто прелесть! Я давно вас приметил. Вы гораздо красивее вашей подруги. Почему бы нам не прогуляться по городу сегодня вечером? Я скоро уезжаю, и мне было бы приятно провести с вами выходные.

– Держитесь от меня подальше. – тихо сказала Элис и пообещала. – Если вы и дальше будете вести себя также мерзко, я пожалуюсь полковнику Дэвидсону. Я подниму шум и устрою скандал. Ну как, я все еще прелесть? Или ваш пыл немного поостыл?

Гаденькая улыбка сползла с лица капитана. Он уважал полковника, а полковник не любил скандалов. Майлз не испугался, но перестал вести себя так нахально. Он неохотно выпустил Элис и сказал напоследок:

– Передайте вашей подруге, что я ее знать не хочу. Она слишком распущенная. Надо уметь обуздывать свой темперамент. – Капитан усмехнулся, и слегка морщась (к вечеру у него начинало ныть плечо), скрылся за дверью. Он посчитал разговор оконченным.