6

Элла переносила беременность на удивление легко. Токсикоз прошел быстро, и уже к концу третьего месяца совсем перестал мучить ее. Она порозовела, похорошела, и характер ее заметно изменился к лучшему. Элла стала мягче, сговорчивее, и Виктор Леонидович немного расслабился.

Конечно, он все еще чувствовал обиду, которая как заноза сидела где-то глубоко и постоянно напоминала о себе. Но он старался ее не замечать. Его семейное спокойствие было ему дороже собственного самолюбия, через которое он переступил, дав свое согласие на то, чтобы его жена вынашивала этого чужого, совершенно нежданного ребенка. Мысль о нем не доставляла никакой радости оскорбленному Виктору, но он все же прятал эти чувства от жены, надеясь на то, что все как-нибудь изменится. В первую очередь он надеялся на изменение своего настроения и отношения к будущему ребенку. Пока у него это не получалось.

Элла же наоборот, буквально порхала, на сколько это было возможно в ее положении. Она постоянно говорила о малыше, покупала пеленки, распашонки, игрушки, погремушки, и всего этого было уже чересчур много. Беспокоило Виктора отношение его жены к сыну. Было очень заметно, как она охладела к Павлику. Ему уже пошел второй год, он требовал очень много внимания и заботы, но все это исходило в основном от Галины Федоровны. Она все чаще и чаще забирала малыша к себе, и Виктор Леонидович стал возражать.

– А что такого, я не понимаю? – вопрошала Элла. – Ребенок под присмотром, Галина его кажется обожает, что тебя не устраивает?

– По-моему, мы его родители, а не Галина. Она помощница тебе всего лишь, почему же ты все свалила на нее? – отвечал ей муж с недовольством в голосе.

– Знаешь что, если тебя что-то не устраивает, ищи возможность, как ухаживать за ребенком самому. Я не в состоянии, как ты сам понимаешь. Мне и так тяжело. Мне его ни на руки не поднять, ни в кроватку не положить, ни на улицу не вынести. Ты что хочешь, проблем с моим здоровьем?

Виктор Леонидович был возмущен до глубины души такой постановкой вопроса. Он понимал, что произошло, и это пугало его. Скорее всего, Элла просто разочаровалась в своей идее усыновления, и теперь искала выход из создавшейся ситуации. Нужно было срочно принимать меры и дать ей понять, что так поступать нельзя. Ребенок не собачка и не котенок, заведя которого можно передумать и вернуть его прежним хозяевам. Он постарался успокоиться, выждал паузу и сказал:

– Послушай, Элла. Мы имеем сына и несем за него такую же ответственность, какую будем нести и за следующего. Ты не можешь пренебрегать Павликом только потому, что ожидаешь второго ребенка, это тебе скажет всякий, да ты и сама это прекрасно понимаешь. Так что будь добра, выполняй свои материнские обязанности как положено.

Элла поджала губы и ничего не ответила. Она вообще не любила, когда ей ставили на вид и делали замечания. В глубине души молодая женщина чувствовала необыкновенный подъем, сама не зная почему. Она ощущала себя на вершине блаженства и понимала, что причиной этому было что угодно и кто угодно, но только не ее муж Виктор. Она как будто чувствовала его внутреннее недовольство и злилась на него за это.

«Делать замечания каждый дурак умеет. Лучше бы был способным сделать свою собственную жену матерью. А раз не способен, то и нечего возмущаться. Тоже мне, поучать еще меня будет», – думала про себя Элла и ощущала все более растущее раздражение к мужу.

Она не понимала, как она относится к своему приемному сыну Павлику. Когда он был грудным, она безумно любила и жалела его, он казался ей таким крошечным и беззащитным. Но когда он немного подрос, Элла утратила эти чувства. Павлик стал раздражать ее. Сначала она этого не замечала, потом у нее был стресс и депрессия, а потом она узнала о своей беременности и поняла, что усыновление Павлика было ошибкой. Ах, если бы она раньше знала, что так повернется ее судьба, если бы кто-то ей подсказал, что ей суждено будет стать матерью, разве она пошла бы на усыновление чужого ребенка? Да ни за что! Так что же теперь, нет пути назад?

Элла считала, что есть. Пока мальчик еще совсем мал, ему ведь все равно, где и с кем жить. Так или иначе, он появился на свет без родителей, такая уж у него судьба, и поперек нее не пойдешь.

«Надо вернуть Павлика, – равнодушно думала Элла, – и чем скорее, тем лучше. Пока он еще ничего не понимает толком. Найдется еще кто-то, кто захочет взять его. Только вот Виктор – проблема. Начнет опять морали читать вместо того, чтобы понять меня и поддержать. Ах, как он изменился. Раньше был не муж, а золото. А теперь что? Не может простить мне этого изнасилования, как будто он пострадал, а я нет!»

Элла думала обо всем этом и злилась на все и на всех. Эти мысли не давали ей покоя и портили настроение, но она уже знала, что решение принято и надо действовать. Идти напролом она не решилась и пошла на хитрость. Стала разыгрывать мигрени, слабость, тошноту и невыносимую усталость. С Виктором она старалась быть помягче, исподволь готовила его к серьезному разговору. Начала она издалека, ей хотелось, чтобы муж сам пришел к правильному решению вернуть мальчика, чтобы это исходило не от нее.

– Ах, Витя, я больше не могу. Что же меня ждет? Может ты прав был, когда предлагал сделать аборт? А сейчас уже поздно, но мне так тяжело! Еще ходить и ходить. Я ночами не сплю и днем не могу, Павлик не дает. А что я буду делать, когда родится малыш? Мне опять не спать? Я не вынесу двоих. Галина Федоровна тоже не железная, да и она, по-моему, к своей дочери собирается. А больше никого чужого в своем доме я видеть не хочу. Что делать?

– Успокойся, Элла. Все это надуманные страхи. Не ты первая будешь двоих детей иметь. Справишься.

– Не справлюсь! Я не семижильная. И я хотела одного ребенка, а не двоих.

– Разве? А я думал, двоих, когда ты решила рожать второго. Если тебе тяжело, поезжай к матери. Родишь там, и она поможет тебе с ребятами, раз Галина Федоровна собирается уезжать.

Это разумное предложение вдруг вывело Эллу из себя. От ее жалостливого вида не осталось и следа. Она стала гневно упрекать мужа в равнодушии, безответственности и пренебрежении ею.

– Да как тебе в голову такое могло прийти? Хочешь избавиться от меня, да? Нет, мой дорогой, ничего не выйдет! Тебе легче от жены избавиться, чем от чужого ребенка. Неужели не понятно, что мальчишка не может дольше оставаться с нами? Ты дурак что ли, что вешаешь мне на шею…

Она не договорила, ее прервала на полуслове несильная, но смачная пощечина. Элла этого не ожидала. Она инстинктивно схватилась за щеку и, всхлипнув, вдруг захохотала. Потом резко остановилась, посмотрела на Виктора злобным, невидящим взглядом, сплюнула на пол и вышла.

Виктору стало страшно. Он был почти уверен, что его жена не в себе, и у нее что-то с головой. Такое поведение нельзя было расценивать, как поведение нормального человека. Все ее слова, нервозность, выходки не оставляли у него никаких сомнений в невменяемости Эллы. Но он не хотел никак с этим бороться. Он устал от нее.

– Господи, ну и стерва, больная сумасшедшая стерва, – вполголоса произнес он и даже не двинулся с места, чтобы разыскать жену и попытаться успокоить ее. Элла тем не менее истерики не закатила. Она закрылась в своей спальне и целую неделю почти не выходила оттуда.

Галина Федоровна не стала вмешиваться в эту ссору, просто ушла к себе, забрав Павлика. Она уже давно не спрашивала у его родителей, может ли она забрать мальчика. Элле было все равно, а Виктор предательски молчал, чтобы не раздражать Эллу, он надеялся, что рано или поздно ситуация изменится, и сынишка снова станет любимым и желанным для его жены. Он считал, что это временно, пока Элла недомогает, а потом все наладится. Но сейчас он понял, что все намного серьезнее и страшнее. Виктор смирился с тем, что Галина Федоровна с Павликом у них пока не появляется, в глубине души он уговаривал себя, что это необходимая мера. Но он звонил им почти каждый день и завозил продукты.

– Извините, Галина Федоровна. Элла очень плохо переносит беременность. Но вы можете в любое время прийти к нам домой. Никаких проблем и препятствий нет. Хотя обстановка у нас тяжелая, я вас понимаю, – сказал он ей в очередной свой приход.

Неожиданно Галина Федоровна пригласила его на чашку чая. Павлик радостно бегал по длинной прихожей и, казалось, чувствовал себя как дома. Галина Федоровна заварила крепкий чай и достала свежеиспеченные булочки.

– Угощайтесь, а я пока Павлика уложу. Поздно уже, – сказала она и увела мальчика в спальню.

Вернувшись минут через пятнадцать, она села напротив Виктора и сказала немного неуверенно:

– Виктор Леонидович, вы меня извините, если я не в свое дело… но мне кажется вам нужно и впрямь Павлика вернуть.

Виктор поперхнулся только что надкусанной булкой и устремил недобрый взгляд на Галину Федоровну.

– Что значит «вернуть»? Куда вернуть, кому? Павлик – наш сын! Как вы посмели подумать даже об этом, не то что мне предложить!

Он был возмущен и оскорблен, ему не хотелось признаться даже самому себе в том, что с Павликом они совершили ошибку. Он знал и чувствовал это, но отказываться от ребенка не хотел.

– Нет, вы не смеете мне это говорить. Я глубоко уважаю вас за все, что вы сделали для нас и в первую очередь для нашего сына, но почему вдруг такой вывод? Мы что, совсем некудышные родители по-вашему? – Виктор Леонидович пытался оправдаться и сделать вид, что оскорблен до глубины души таким неправильным выводом, который сделала няня его сына.

Галину Федоровну не смутил возмущенный голос Виктора Леонидовича, она лишь опустила глаза и, слегка постукивая по столу пальцами, продолжила свою мысль:

– Видите ли, уважаемый Виктор Леонидович, в вашей семье очень много проблем, и по-моему даже неразрешимых, а Павлик, как мне кажется, мешает их разрешению. Это не ваша вина. Я глубоко уважаю вас и прекрасно отношусь к Эллочке, но вы оба будете винить сына всю жизнь за то, что он оказался пятой спицей в колесе вашей семейной жизни. Не берите грех на душу, вы не сделаете мальчика счастливым. Скоро у вас родится свой малыш, вы увлечетесь заботами о нем, Павлик будет большой помехой, и так будет всю жизнь. А он ведь ни в чем не виноват.

Галина Федоровна говорила очень тихо, с расстановками, обдумывая каждое слово и каждую фразу. Было сразу видно, что ей это нелегко дается. Но Виктор Леонидович не спешил с ней соглашаться, хотя…

«Боже мой, а она ведь права!» – пронеслось у него в голове, но тем не менее он вновь насупил брови и произнес:

– Я прошу вас не вмешиваться в наши семейные проблемы. Я никогда не пойду на то, чтобы вычеркнуть Павлика из нашей жизни. Он наш сын, а не игрушка, мы не имеем права играть с его судьбой в угоду нашему настроению.

– Прекрасные слова. Ах, как было бы хорошо, если бы все так и было. Но это не так, уважаемый Виктор Леонидович. Все дело в том, что Павлик теперь нежеланный ребенок, и все его проблемы будут заключаться именно в этом. Не портите ему жизнь.

– Хорошо, пусть так вам показалось. Вы все равно в нашу душу и шкуру залезть не сможете и выводы делаете только по поверхностным впечатлениям. Мы очень любим Павлика и поэтому…

– И поэтому он большую часть времени проводит со мной. Не надо меня переубеждать. Я хочу помочь мальчику, так как очень привязалась к нему. Отдайте его мне!

– Да вы что? Вы… в своем уме? – Виктор Леонидович не сдержался и закричал на бедную женщину.

Но она не сдавалась. Крик не произвел на нее большого впечатления, она только подняла ладонь вверх, останавливая тем самым Виктора Леонидовича от дальнейших возмущений.

– Не кричите. Я вам дело предлагаю. У вас хорошие связи, никто не знает, в каком мы родстве. Пусть я буду вашей тетей, какая разница, и заберу как бы ребенка себе на время беременности Эллы Григорьевны. А потом вы все тихонечко переоформите на меня, и мы с Павликом уедем куда-нибудь, когда он подрастет. Я полна сил и здоровья, я ему всю свою жизнь посвящу, а вы тоже будете свободны, и отношения у вас с женой наладятся. Подумайте. Я вам добра желаю, и Павлику, и себе. Все от этого выиграют.

Виктор Леонидович резко поднялся и заявил:

– Так, собирайте ребенка, я сейчас машину вызову, мы поедем домой.

– Нет, никуда вы его не заберете, уже одиннадцатый час, он спит. Завтра я его привезу. А сейчас извините. Нечего ребенка булгачить. Жаль, Виктор Леонидович, что вы не хотите прислушаться к здравому смыслу. Очень жаль.

Виктор Леонидович не ответил, он тяжело поднялся и ушел. У него шумело в голове так, что казалось там водопад внутри. Он не мог сосредоточиться. Но самое страшное было то, что его пожирал стыд, невыносимый едкий стыд, который жег его изнутри и заставлял крепко стискивать зубы, чтобы не застонать от душевной боли.

«Что же мы наделали? Она ведь права, никакие мы Павлику не родители. Я бесконечно занят на работе, весь в делах, а эта…» – Виктора Леонидовича передернуло при мысли об Элле, он считал ее виноватой в этой беде.

«Конечно, это все ее вина, ее прихоти, – продолжал он свои невеселые мысли по пути в ненавистный дом, – хочу ребенка, не хочу ребенка, давай усыновим, нет давай отдадим обратно… и зачем я, дурак, пошел у нее на поводу!»

Придя домой, он собрал свою волю в кулак, умерил эмоции и попытался объясниться с Эллой, высказав ей свои тяжелые мысли. Она выслушала его спокойно, потом пожала плечами и сказала:

– Извини, дорогой, но ты забыл видимо, что это была твоя идея усыновить ребенка, а не моя. Ты пришел домой с цветами и духами, дыша коньячными ароматами и предложил мне сделку. Да-да, именно сделку! Ты не хотел потерять меня и купил этой идеей: «Давай усыновим ребеночка, и всем будет хорошо». А что мне оставалось делать? Я тогда была глупа и наивна, никогда не спорила с тобой, если ты помнишь. Это сейчас я уже поняла цену всем твоим словам и поступкам, а тогда я думала, что ты все взвесил, продумал и принял правильное решение. А что оказалось? Ты свою прихоть выполнил, меня удержал, ребенка в дом приволок и свалил его на мою шею!

Виктор Леонидович в очередной раз потерял дар речи. Ну что ему делать, не лупить же Эллу без конца и края, но другого она просто не заслуживала. Сдерживая себя из последних сил, он злобно заявил:

– Ты больна, моя дорогая. Тебе лечиться надо. А Павлика ты больше не увидишь. Я не могу доверить его тебе ни на минуту. И вообще, я отстраняюсь от тебя и от твоей жизни. Делай, что хочешь, рожай, расти своего… даже не знаю, как сказать кого. Но на меня не рассчитывай. Хочешь уйти – скатертью дорога, хочешь остаться, ради бога, но я тебе никто, запомни это! И даже мысли не держи, что я буду отцом твоего ублюдка. Я его уже ненавижу! И от меня он не получит ни гроша, ни помощи, ни поддержки.

– Она, – вдруг спокойно сказала Элла.

– Что?!

– Ты называешь моего ребенка «он», а это она, девочка. Я была сегодня на УЗИ, у меня будет дочь, Кристина.

– Да пошла ты… – Виктор Леонидович недозволенно выругался и вышел из комнаты, резко захлопнув за собой дверь.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ