– Послушай, недотрога. Не забывай, что ты всего лишь женщина, а не пуп земли. А я – мужчина. И я выбрал тебя! Женщины как зонтики, разноцветные и красивые. И мужчины выбирают их по вкусу, а используют по назначению, как эти самые зонтики. Поняла?

Такие уроки не проходили для Эллы безболезненно. Она мучилась и переживала, но порвать отношения с Джаватом не могла. С его внезапным исчезновением все решилось само собой, самым лучшим для нее образом. И забыть бы об этом навсегда, но Элла сделала неверный шаг.

* * *

Приехав сейчас в Москву, она случайно узнала, что Джават живет в столице. В то утро, отправившись по магазинам, Элла совершенно неожиданно встретилась в популярном югославском магазине «Ядран» с Надей Голубицкой, своей подругой по институту. Надя в свое время тоже была жертвой, которую Джават соблазнил и бросил через пару месяцев. Она взахлеб рассказала Элле, что Джават вернулся в Москву, живет и работает здесь, имеет семью, которая осталась на родине. Надя призналась, что Джават нашел ее, когда переехал сюда и купил в Москве двухкомнатный кооператив. Она помогала ему обустроиться, и даже жила с ним некоторое время, но потом их отношения опять испортились, и Надя, якобы, покинула его.

«Выгнал, наверное. Знаю я его, как облупленного», – подумала Элла, а вслух сказала:

– Ну и правильно сделала, что ушла от него вовремя, ты такая

красивая, Надя, неужели ничего посерьезнее не найдешь?

– Нашла уже. Я замужем, мой муж архитектор, правда старше меня, но человек замечательный. Приходи к нам в гости, я тебя с Костиком познакомлю. А хочешь, я дам тебе номер Джавата, позвони ему, передай от меня привет, и скажи, что я больше не Голубицкая, если он вдруг надумает меня вновь разыскать.

Надя торопливо написала на клочке бумажки свой домашний телефон и телефон Джавата, который помнила наизусть, и подруги расстались.

Эллу мучили сомнения. С одной стороны она понимала, что звонить Джавату не следует, но с другой стороны ей вдруг ужасно захотелось похвастаться перед бывшим возлюбленным своим положением, своей неотразимой внешностью и дать ему понять, что на нем, черт возьми, свет клином не сошелся. Но самое главное, ей хотелось посмотреть на него, ей хотелось убедиться, что она не любит больше этого человека и понять, за что она безумно любила его тогда.

Эта была дерзкая идея, но Элла не привыкла себе ни в чем отказывать и, не закончив толком свои покупки, позвонила ему из автомата, неуверенно набрав номер дрожащей рукой.

Джават на удивление оказался дома и ответил мягким бархатистым голосом, чем сразу же насторожил Эллу, она почувствовала прилив каких-то странных, давно забытых чувств, и это напрочь сбило ее с толку. От ее мнимой самоуверенности не осталось и следа, и она робко проговорила в трубку:

– Здравствуй, Джават. Это Элла, твоя давняя подруга, помнишь меня?

Джават ответил не сразу. Он немного помолчал, потом прокашлялся и спросил:

– Решила позвонить? Зачем?

– Я в Москве, – начала было оправдываться Элла, но тут же взяла себя в руки и заявила: – Почему бы и не позвонить старому другу, или ты против?

– Да мне как-то все равно. Позвонила и позвонила. Чего ты хочешь, встретиться? Где ты? Я подъеду.

Вот тут бы самое время бросить трубку, но Элла была уже во власти его голоса, непререкаемого и повелительного тона, и она ответила тоже довольно уверенно и, как ей показалось, с достоинством:

– Я у метро «Беляево». Если за полчаса управишься, я дождусь. Если нет, извини. Дольше ждать не буду.

Джават подъехал через сорок минут, и Элла сделала вид, что уже уходит. Он вышел из машины, подбежал к ней и схватил в охапку.

– Ну здравствуй, недотрога. Вот ты какая стала, красивая, неприступная, да? Ну, посмотри на меня. Что, не нравлюсь? Располнел? Чего ты не отвечаешь?

Элла не находила слов. Она высвободилась из его крепких объятий, слегка улыбнулась и сказала:

– Не наседай. Не отвечаю, потому что ты задаешь дурацкие вопросы. Скажи лучше, как ты живешь, как оказался в Москве?

– А то ты не знаешь! Купил здесь квартиру, живу и работаю. Как узнала мой телефон? Подружки-говорушки доложили, так ведь? Значит они и обо всем тебе рассказали. Ладно, садись в машину, поехали.

– Куда? У меня мало времени, меня ждут.

– Муж?

– Нет, его нет в Москве, но мне надо идти, правда, Джават. Давай зайдем в кафе, выпьем кофе, поговорим, и разойдемся. Извини, что оторвала тебя от дел, может и не следовало звонить, но я…

Как всегда, Элла решающего голоса не имела. Джават не стал слушать ее, взял за руку и повел к машине.

– Я отвезу тебя, куда захочешь. Поехали, тут все равно нельзя долго парковаться, оштрафуют.

И через минуту они уже оказались в машине.

– Твоя? – спросила Элла, удобно разместившись на заднем сидении новенькой вишневой «Волги».

– Нет, соседская. Ты как спросишь чего-нибудь, так хоть стой, хоть падай. Я ведь на солидной должности, заведующий обувным магазином на Проспекте Вернадского. Налаживаю импортные поставки югославской, румынской обуви, езжу заграницу в командировки. Я человек обеспеченный. Сейчас тебе свою квартиру покажу. Ты-то тоже, я вижу, не хило устроилась. Кто муж-то?

– Большой начальник. Извини, я не хочу говорить о муже с тобой.

– Что так? Боишься приревную? Не бойся, я спокоен, как танк. У нас с тобой все в прошлом, но ты, девочка, передо мной очень виновата. Ты предала меня, за это я должен был бы тебя наказать, но я не злодей. Пусть тебя мучает совесть, но знай, что ты поступила, как последняя дрянь! Я любил тебя, а ты…

Элле от этих слов стало не по себе. Она почувствовала, как холодок пробежал по спине, но тут Джават обернулся и нежно улыбнулся ей. Она сама не знает, как и почему не отказалась подняться к нему, наверное потому, что, выйдя из машины, Джават помог выйти и ей и тут же крепко взял под руку. Они поднялись к нему на десятый этаж, и Элла попала в роскошные апартаменты, хоть и двухкомнатные, но большая комната была площадью, наверное, не меньше двадцати пяти квадратных метров. Одна стена была почти полность стеклянной, и из этого великолепного окна открывался чудесный вид на Москву. Элла не могла оторвать взгляд от этого зрелища, в то время, как Джават уже открывал бутылку армянского коньяка.

– Ой, нет-нет, я пить не буду. Даже не наливай, – сказала она, а Джават улыбнулся своей снисходительной улыбкой.

Коньяк он разлил и сказал:

– Извини, мне надо позвонить.

Он с кем-то недолго поговорил по телефону на своем языке, явно настаивая на чем-то, а потом как ни в чем не бывало вернулся в комнату.

– Давай, за встречу. Хорошо, что ты нашла меня.

Он выпил коньяк, и Элле ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Некоторое время она старалась держаться отстраненно и ко второй рюмке коньяка даже не притронулась. Но это ее не спасло. Элла и опомниться не успела, как оказалась в крепких объятиях Джавата. Ее волю подавило пьянящее чувство остроты желания, которое она всегда испытывала с ним в те, не такие уж и далекие времена.

Он с ней не церемонился, и даже в спальню не отвел, он стал заниматься с ней любовью здесь же, в комнате, на полу. Он имел ее неистово и грубо, терзал, изнурял необузданными ласками, и она вдруг поняла, что тем самым он ей мстит, мстит за все, чем она так глубоко задела его больное самолюбие.

Джават ее не щадил, но это было бы ничего, Элла стерпела бы все, но тут она услышала, как открылась входная дверь, потом она захлопнулась, и в комнату вошли двое мужчин. Они бесцеремонно уселись на диван, разлили коньяк и стали нагло наблюдать за Эллой и ее неистовым любовником. Она громко кричала, извивалась и просила оставить ее в покое, прекратить этот чудовищный спектакль, но мужчины лишь посмеивались, тихо переговаривались между собой на непонятном ей языке, а потом начали раздеваться.

Элла была в их власти не менее четырех часов. За окном уже смеркалось, великолепная панорама ярко освещенного города поражала своей красотой, но истерзанная и зверски измученная женщина этого уже не замечала. Ей казалось, что пару раз она теряла сознание, но когда приходила в себя, опять-таки ощущала себя во власти насильников. Она уже не кричала, так как сорвала голос, и сил кричать у нее уже просто не было. Она тихо стонала от боли, отвращения и страха.

Она боялась, что они убьют ее или замучают до смерти, но неожиданно все прекратилось. Мужчины оделись, потом подняли с полу обессилившую Эллу и насильно влили ей в рот изрядную порцию коньяка. Последними ее ощущениями были горячие, обжигающие глотки и надменные лица ее насильников, основным из которых было, конечно, лицо Джавата, злое, упрямое, жестокое. Элла потеряла сознание.

Очнулась она на лавочке в парке, как потом оказалось, в Сокольниках. Она была кое-как одета, при ней была только ее сумка, а вокруг собралась толпа народу, они ждали «Скорую помощь», как Элла поняла из их разговоров. Ее нашли в тихом и безлюдном уголке парка, она металась, стонала и была явно не в себе. Кто-то вызвал «Скорую», которая и доставила Эллу в больницу. Там ей сделали промывание желудка, немного успокоили и попросили объяснить, что с ней случилось.

– Я не знаю, отпустите меня, я не помню ничего, – говорила Элла сквозь слезы в надежде, что ее отпустят восвояси.

Но врач недоуменно пожимал плечами и настаивал на своем:

– Но вы же изнасилованы, женщина. Вам нужна медицинская помощь, ни о каком уходе домой не может быть и речи. К тому же, вы нездешняя, мы по паспорту проверили. Есть у вас в Москве кто-нибудь, с кем мы могли бы связаться?

Элла дала телефон Марии и попросила, чтобы ее отпустили поспать, силы опять покидали ее.

На следующее утро она проснулась с трудом, как будто выплыла со дна мутной реки. Она почувствовала горечь во рту, тошноту и страх. Ей казалось, что жизнь ее на исходе, и только один человек ей нужен был в эту минуту, ее муж Виктор. Она знала, что он спасет ее от этих мыслей, защитит от страха, пожалеет и простит. Поэтому, когда она вдруг увидела его, ворвавшегося в палату с глазами, полными ужаса и сострадания, она заплакала от некоего подобия счастья, так как поняла, что жизнь ее отнюдь не кончилась, она любима и теперь в полной безопасности.

А потом был этот тяжелый, выматывающий душу разговор с Виктором, исповедь, признание в сокровенном. Ей казалось, что необходимо все выплеснуть из себя, излить душу, а затем забыть, забыть навсегда, окончательно и бесповоротно.