Глава 4

Закончив записывать все, что запомнил в подсказках Губарева и Котовой, Михаил Иванович ещё раз задумался ехать ему или нет в контору. Никакого желания ехать сейчас на работу, чтобы ждать новый вызов на рабочем месте, не было. Поэтому, справедливо рассудив, что вызов он может ждать и в комфорте, в доме у тетки, сидя в любимом широком и удобном кресле, дремая, Михаил Иванович решил предупредить дежурного, что он на связи и ждет вызов, но занят вне работы. Если будет вызов, чтобы звонили ему и он приедет прямо на место. Поскольку таких финтов, как отсутствовать на рабочем месте во время дежурства, Михаил Иванович не позволял раньше, то дежурный немного удивился, но принял информацию. Михаил Иванович сам, если что, будет объясняться с руководством. На том и порешили.

После всех этих разговоров Михаил Иванович поехал к своей тёте Валентине Михайловне.

Едва Михаил показался в дверях, тут же обратила на него цепкий взгляд. Она всегда умела уловить малейшие перемены в настроении своих близких. Седая прядь в ее волосах мягко покачивалась, когда она, слегка приподняв брови, произнесла:

– Ну, что, пришел в себя?

– Есть такое. Мне надо было немного времени, личного времени, – ответил Михаил.

– Совсем ты себя не бережешь, Мишутка, совсем, – сокрушённо произнесла она, слегка нахмурившись.

Михаил усмехнулся, постаравшись придать своему лицу уверенное выражение. Он пытался скрыть своё беспокойство, с которым не хотел делиться.

– Теть Валечка, я уже взрослый, от меня многое зависит, ценный кадр, как говорят на работе, – сказал он, вложив в голос нотки шутливого самодовольства, стараясь снять напряжение.

Но тетя, опытная и проницательная, заметила за его шутками что-то большее. Она вздохнула и мягко ответила:

– А дома что говорят? Ты не подумай, я рада тебе. Очень люблю, когда ты приезжаешь, но ты мог бы и домой заехать, – в её голосе прозвучала искренняя забота.

– Мог бы, но пока все сложно. Да и тебя проведать надо, – после этого Михаил Иванович к дивану, где сидела его тетя, и сел рядом с ней. – Не ворчи.

Тетя Валя, не удержав лёгкую усмешку, подозрительно покачала головой.

– Не ворчу. Я ведь знаю, зачем ты там сидел: опять мертвых кликал. И не убеждай меня в обратном, – остановила она возражения Михаила. – Я сестра твоего деда. И что-то, да понимаю. Не играй с этими силами. Это не дар, а проклятье. Очень тебя прошу, не тащи в это своего сына. Даже если дар будет. Не буди лихо, пока оно тихо. Ты же не знаешь, как за это расплачиваются.

Вздохнув, Михаил развёл руками, пытаясь найти слова, чтобы объяснить ситуацию:

– В том и дело, что не могу не делать этого. Это сильнее меня. Может и по службе такие успехи от того, что я голос рода слушаю, – со вздохом ответил на упрек Михаил. – Куда мне деваться? Знаешь же, что если не буду время от времени грань открывать, то срок жизни себе сокращу. А я хотел бы увидеть внуков, как это не банально звучит.

Тетя Валя, обеспокоенно нахмурив лоб, откинула посеребренные пряди волос и, вздохнув, мягко напомнила:

– А будешь применять, то сократишь ещё сильнеё. Деда вспомни. Ему жить бы и жить, а его уже нет с нами, – в ее словах отразилась та невыносимая тоска по тем, кого уже нет.

Михаил кивнул, чувствуя, как её слова проникают глубоко в его сознание, но он был не из тех, кто легко сдается:

– Из жизни вообще никто живым не выберется. Все будет хорошо, – попытался он приободрить тетю, выдавив из уст тонкую улыбку.

Тетя Валя пристально посмотрела на него:

– Но на вопрос, почему не домой, а ко мне приехал, ты так и не ответил, – вдруг резко перевела тему тетя и требовательно посмотрела на него. – У тебя все в порядке?

Михаил сделал паузу. Он опустил глаза, чтобы не смотреть в строгие глаза тети, но ответил с показной бодростью:

– Все нормально. Если будет не нормально, то я тебе расскажу первой, – он добавил эту фразу, надеясь, что её легкость скроет ту тень, что пока не отпускала.

– Врешь, – спокойно определила тетя Валя. Она знала его слишком хорошо, чтобы верить каждому слову.

Михаил угрюмо улыбнулся, признавая её правоту:

– Разве что, самую малость, – покаянно сказал он и вздохнул, предпочитая не рассказывать о сложностях, которые оставил за порогом.

Тетя вздохнула и протянула руку, чтобы погладить его по голове, говоря:

– Хороший ты у меня, Мишутка. Очень хороший.

После этого тетя пошла в кухню, чтобы приготовить для Михаила поздний ужин. А он пошел за ней, ему хотелось посмотреть на эту уютную суету, которой он давно не видел дома. Михаил уже не первый год готовил сам себе и ел в одиночестве. Мила все меньше готовила, чаще брала полуфабрикаты. А сейчас ему тетя готовилась варить домашние пельмени. Не то чтобы это блюдо было каким-то особенным, но это было целиком домашнеё блюдо: тетя сама сделала фарш, раскатала тесто и слепила пельмени. Энергетика и вкус у этой еды совсем другие.

После ужина они с тетей какое-то время ещё сидели и смотрели телевизор, затем она пошла читать к себе, в свою спальню. А Михаил перебрался с дивана в кресло и сидел смотрел телевизор в полудреме. Телефон был поставлен на самый громкий звук, чтобы точно не пропустить.

Однако вызовов на место происшествия в эту ночь больше не было. На службу Михаил Иванович пришел не выспавшийся. И тут же от дежурного узнал, что его ждет руководство. Пришлось идти. Было предчувствие нагоняя. Но отступать он не привык, поэтому шел уверенным шагом, периодически здороваясь с коллегами.

Войдя в кабинет начальства, Михаил Иванович поздоровался:

– Здравия желаю, Петр Викторович. Прибыл по вашему приказанию.

– Ты садись, я с тобой сейчас буду долго и предметно говорить.

Начало разговора Михаилу Ивановичу не понравилось. Неужели это из-за того, что он не сидел вместе с дежурным в ожидании вызова? Михаил Иванович сел за стол, который примыкал к столу Петра Викторовича, образуя букву Т. На столе лежало несколько прошитых пухлых папок с документами.

– Думаешь, я тебе сейчас нагоняй устрою за то, что ты своевольно таскался где-то всю ночь, вместо того, чтобы быть на месте? – словно прочтя его мысли, произнес Петр Викторович.

Михаил Иванович пожал плечами. Он не первый год работал под начальством Петра Викторовича и знал в какие минуты лучше промолчать. Это был тот самый момент, когда тишина – залог здоровья. И Михаил молчал, ожидая продолжения речи.

– Надо бы, надо бы. И нагоняй я тебе дам, но позже. Сейчас другое дело, – угрожающе произнес Петр Викторович. – А сейчас вот о чем поговорим.

Тут он взял паузу, прокашлялся и продолжил.

– Видишь папки? – Петр Викторович кивнул подбородком на стол, затем откинулся на спинку кресла. Голос был ровный, но с холодком. – Это давние дела… первое тело нашли еще лет десять назад. Я сам когда-то начинал.

Он коротко осмотрел на Кулдышова изучающим взглядом.

– Периодически находили трупы – все без голов. Делал кто-то хладнокровный. Знаешь, были такие любители искусства в кавычках, что тела в гробах на кладбищах раскапывали? Так вот, тут тот же подход – что-то ритуальное сквозит. Все убитые, вероятно, никому не нужные, ни родных, ни знакомых. Короче, никто этих людей даже не искал. Сам понимаешь – никаких заявлений, ничего.

Он замолчал, давая вес собственным словам.

Тела находят поздно. Через через три – четыре месяца… иногда год. Зацепок нет. Сам труп в одном месте, а убивали где-то в другом. Видимо, специально перевозят, чтобы запутать. Ну, и головы нет. Вообще нигде. Мы думали, что проверим и найдем. Но ничего.

– А что с экспертизами? – коротко спросил Кулдышов.

– Ты это в делах посмотришь. Всё тут есть. Пусть и мало. Эксперты надрывались, искали хоть что-то. Никакой борьбы. Вывод один, их убивают без сопротивления.

– Кто-то из подозреваемых был?

– Всех сомнительных проверяли – бесполезно. Пока больше вопросов, чем ответов. Недавно нас сверху нагнули по этим делам… что-то якобы всплыло. Приказ оттуда сорвался громкий: доложить. Только доложить нечего. Если честно – меня это выводит из себя, – Петр Викторович хлопнул ладонью по самой верхней папке. Голос начальника стал жёстче.

– Надо эту канитель разруливать. Поэтому дело за тобой. Отчитаешься мне в ближайшее время. План мне приноси на бумаге. Папки берешь с собой. Через канцелярию и все по процедуре.

– Принято.

– Если станет нужна помощь, скажи сразу. Не тяни и не геройствуй.

Михаил Иванович кивнул, собрал все пять подшитых папок дел со стола и пошел в канцелярию, где им присвоили входящий номер. Расписавшись в получении, и ушел на свое рабочеё место.

В кабинете кроме Михаила Ивановича работал ещё один следователь следственного отдела – Поленов Григорий Львович. Поленов устроился в следственный отдел два года назад и был на несколько лет младше Михаила Ивановича. Поскольку свободное место оставалось только в его кабинете, то сюда новичка и определили. Теперь Кулдышов и Поленов делили кабинет на двоих. Весь следственный отдел был размещён таким образом: один кабинет на два рабочих места. Это создавало определенные неудобства. Но что есть, то есть. С соседом по кабинету Михаил Иванович всегда сосуществовал мирно, работа у обоих была выстроена так, чтобы максимально возможно не мешать другому. Но нет-нет, да и вспоминалось Михаилу привольное житье в кабинете без соседей.

Войдя в свой кабинет, Михаил Иванович увидел, что Григорий Поленов уже был на месте. Поздоровавшись, Михаил прошел к своему рабочему месту, где положил на стол полученное от шефа дело. Затем повесил куртку в шкаф и сел за свой стол, планируя изучать документы.

– Миха, – обратился к нему Поленов. – В каком настрое шеф?

– А чего? – вопросом на вопрос ответил Михаил.

– Да я пойти к нему хочу, мне надо пару дней за свой счет попросить. А ты, как я вижу, от него, – объяснил Григорий.

– Гриш, как всегда. Только чуть болеё боевой, – сообщил Поленову Михаил.

– Думаешь, пошлет подальше с такими просьбами? – продолжал задавать вопросы Григорий.

– Я не знаю. Честно, не знаю. Мне вот новое дело выдал, теперь мой черед искать черную кошку в темной комнате, – вспомнив удачное выражение, поделился Михаил.

– Ты в любимчиках, … это да, – усмехнулся Поленов.

– В смысле, в любимчиках? – удивился Михаил Иванович.

– Если бы ты пошел просить, то тебе бы точно дали эти пару дней, – с завистью в голосе сказал Поленов. – У тебя же раскрываемость и «все-такоемость».

– Гриша, я тебе вот что скажу и повторять не буду: я не любимчиках, я честно работаю, пашу как трактор в борозде и как белка в колесе. Я ни разу не попросил какого-то особого отношения. Не знаю, почему у тебя сложилось обо мне какое-то превратное мнение, что я на особом счету. А чтоб была раскрываемость в сроки, то нужно работать, даже больше, пахать, Гриша, надо. Только пахать. Преступления сами себя не раскроют и преступник сам к нам не придет. Не расследуется ничего само по себе. Вот тебе и «все-такоемость». Слово же ещё откуда-то взял дурацкое.

– Воу-воу, не злись, мой серьезный друг и лучший из лучших следователей. Я ничего такого, если что. Хочется иногда иметь такую же интуицию-радар как у тебя, – замахав руками в сдающемся жесте, сдался Поленов.

– Гриша, ты дошутишься… по грани ходишь. Я тебя предупредил, – серьезно ответил Михаил, не приняв легкого тона Григория. Ему было неприятно, что все его достижения сейчас приписали к какому-то особому отношению и привилегиям.

Михаил Иванович демонстративно пододвинул к себе материалы дела и начал изучать. Разговор увял сам собой.