Глава 4

– Матрос рябой не заплатил, сбежал. Курощуп козельский! Тартыга шалопутный. Ну, погоди, дорожки в разные стороны бегут, а люди все одно сходятся. Найду я тебя, обманщик окаянный! Найду, не пожалею! – сетовала Августа Альфредовна, подслеповато щурясь возле амбарной книги, в которую записывались все доходы и расходы по ее маленькому «амурному» заведению. А заведение-то сама Августа называла лирично: «Райские пташки». И это самое заведение было ничем иным, как самым обычным провинциальным борделем. В котором первоначально служили порядка пятнадцати жриц любви разных возрастов, телосложения и цвета волос. Теперь же в борделе мадам Августы осталось лишь пять здоровых девок. Одна из девок, толстая молодая Ритка, вышла замуж за еврея портного, другая выбыла, заболев сифилисом, а третью разыскал в борделе родной муж и уволок домой, на хозяйство, к детям. Все остальные разбрелись и примкнули к тем домам, что были понадежнее.

Недавно из-за нехватки денег и расходов на собственное лечение, ей и ее пятерым «пташкам» пришлось съехать с уездного доходного дома, расположенного почти в центре Козельска. Они задолжали за два месяца квартплату, и хозяйка выставила их вон. Бедняжкам пришлось ночевать в лесу, трясясь от страха и почесываясь от укусов комаров. Рано утром Августа Альфредовна договорилась о съеме трех комнат в придорожном трактире, и девки со всем скарбом, гуськом перекочевали в нумера, наводить красоту перед приемом посетителей.

Кое-кто из постояльцев уже осведомился о стоимости услуг «Райских пташек» и даже высказал желание, непременно наведаться в «райские кущи». В данный момент в трактирной гостинице проживало порядка сорока душ мужеского пола, а потому вечер обещал быть весьма пикантным и томным. Девки чистили перышки и мылись, в то время, как в салон ворвался нетрезвый высокий матрос и, схватив за руку молодую Наташку, потащил ее в комнату, пообещав заплатить двойную цену. А сам, воспользовавшись услугами наивной дурехи, сбежал, не заплатив ни рубля.

Напротив Августы и сидела теперь эта самая Наташка и шмыгала маленьким веснушчатым носом. Рыжеватые волосы торчали в разные стороны, на макушке болтался красный бант. Весь наряд незадачливой жрицы любви состоял из фильдекосовых чулок, явно не ее размера, спускающихся волнами с худых ляжек до самых розоватых колен, и старой, побитой молью, кацавейки.

– Жрать тебе, Голубева, я сегодня не дам, – злобилась Августа. – Не заслужила, коли с мужика денег не сумела взять.

– Он ска-аа-зал, что на ко-оо-моде оставил, – ревела Наташка, размазывая по щекам слезы. И от этого ее щеки покрывались черными разводами. Вместо сурьмы Августа чернила брови своим подопечным жженым углём.

– Так ты бы не лежала на кровати как корова, а встала бы и проверила. Меня бы кликнула.

– Да, я задремала просто, – оправдывалась Наташка. – В лесу-то мы почти не спали. Комары зажрали.

– Теперь всю ночь будешь у меня работать, – поджав губы, пообещала Августа. – Захотят двое, двоим зараз сдам.

– Не-ее-т! – в ответ на угрозы ревела Наташка.

– А что, я на тебя любоваться должна? И чего ты сидишь неприбранная? Иди, волосы причеши и платье надень. Не то вид у тебя, словно после пожарища. И рожу поди умой, вся в саже.

В дверь номера негромко постучали. Наташка соскочила со стула и скрылась в соседней комнате.

– Да, да. Войдите! – с фальшивой радостью ответила Августа.

На пороге появился высокий господин. Несмотря на жару, на нем надет был шелковый черный плащ и высокий цилиндр, бросающий густую тень на лицо. По всему было видно, что сей господин совсем не прост. От всего его вида явно попахивало большими деньгами.

Старая сводня напряглась и напустила на лицо сладенькую и подобострастную улыбку.

– Вам чего, господин хороший? Желаете ли девочку на ночь?

Господин оглядел убогое убранство комнаты и молча прошел до окна. Затем он вернулся и, наклонившись к Августе, очень тихо, хриплым голосом сказал:

– Да-с, желаю. Приведи мне самую молодую. Есть такие?

– Есть, ваше благородие! Все у нас есть. Шик-блеск, красота! Все к вашим услугам. Сейчас я позову самую молоденькую. Она, ваше благородие, сейчас ванну принимает, а потому в неглиже.

– Ты можешь показать ее сразу после ванны? Раздетую?

– Конечно, конечно… Сию минуту.

Сводня поднялась со стула и ковыляющей походкой пошла к двери в соседнюю комнату, откуда доносились смех, возня, плеск воды и девичьи голоса. Августа потянула за ручку и крикнула зычным голосом:

– Натали, ты готова?! К тебе пришел клиент.

– Пусть они обождут, я только мыться начала! – отвечала бесхитростная Наташка.

– Они сейчас. Вы подождете чуток?

Господин лишь сухо кивнул.

Через десять минут Августа вытолкала к посетителю голую и смущенную Наташку. Та от стыда прикрывала руками маленькие груди и светлый, почти безволосый лобок. Рыжеватые волосы теперь были тщательно расчесаны и убраны в некое подобие прически, поверх которой торчал все тот же нелепый бант. Белую кожу после мытья обметало красными пятнами. От свежего воздуха комнаты ее бледные соски заострились, а плоский, молочного цвета живот покрылся мурашками. Девица вдруг громко икнула и задрожала.

Господин бегло оглядел девушку и кивнул.

– Сколько?

– Вам на какое время? На час? Или два? Вы у нас будете или к себе домой девушку повезете?

– К себе.

– Раз так, то, – сводня помедлила, маленькие глазки сделались маслеными. И, наконец, решительно выпалила: – Пять рублей!

Но тут же испугалась своей просьбы.

Тревожные глаза уставились на незнакомца в черном. Августа думала: не много ли заломила за эту курносую бестолочь, а может, наоборот, продешевила?

Не торгуясь, господин достал пять рублей и отдал их сводне.

– Ну, вот и славно. Иди, деточка, оденься. Да, пошустрее. Не видишь, тебя господин ждет.

Наташка скрылась в смежной комнате и выскочила оттуда минут через десять, одетая в нелепое розовое платье, отороченное светлой кисеей. Господин в черном плаще вышел из номера и, проследовав по гостиничному коридору, спустился по ступеням на первый этаж. Наташка едва поспевала за ним – жали носки новых, неудобных туфель.

Они вышли за ворота, и он пригласил ее сесть в крытый экипаж. День катился к вечеру, солнце висело одним краем над кромкой деревьев, вольно растущих меж деревянными домиками окраины Козельска. Где-то незатейливо играла гармоника, и слышался женский смех, где-то гоготали гуси и лаяли собаки. Наташка ступила на шаткую подножку и прыгнула в душный салон кареты. Её молчаливый клиент подошел к вознице и, дав ему несколько монет, велел ехать ровно до первой заставы. А сам сел рядом с Наташкой.

– А куда мы едем, ваше благородие? – Наташка ерзала на сиденье и, словно девочка, болтала ногами.

Возле маленького стеклянного окошка с обреченностью гудела зеленая муха. Наташка отогнала ее от стекла и прильнула к окну веснушчатым носом. Мимо кареты проносились темнеющие деревья, редкие дома с загорающимися окнами, потом пошли поля, стога сена, а после и вовсе стемнело. Наташка только считала пролетавшие мимо верстовые столбы.