Глава 3
Новый друг

Второй выходной пролетает, как скаковой жеребец в тумане, – быстро и незаметно. А все из-за Хертова «лекарства». Ром – мерзкая штука, хоть его запах мне и нравится, ведь приблизительно так пахнут мамины любимые конфеты.

Выпив вчера одну пятую часть бутылки, я тотчас проваливаюсь в сон. И сплю крепко, без кошмаров, до шести утра.

А утром приходит расплата… Голова болит, хочется пить. Попытки применить антипохмельное заклинание не увенчиваются успехом: впервые я забываю и графическое обозначение, и слово-ключ. Вспоминаются слова отца о том, что пьяный маг, колдуя, или себя угробит, или совершит великое открытие.

Я решаю не рисковать и иду по простому пути – варю специальный отвар.

Вообще заклинание, убирающее последствия неумеренного возлияния, у нас в семье особенное, совершеннее классического, от которого возникает небольшой побочный эффект: в течение трех-четырех часов протрезвевший испытывает повышенную жажду, а вместе с этим, естественно, и желание избавиться от лишней жидкости в организме. Маминому деду удалось устранить этот недостаток, и новое заклинание стало одним из фамильных секретов.

Когда отвар начинает действовать, закрепляю его результат чарами. Глядя на зеленоватую, осунувшуюся физиономию в зеркале, делаю вывод: такой способ лечить нервы не для меня. Видят святые покровители, я никогда больше не решусь пить алкогольные напитки!

Полежав еще немного в кровати с учебником по истории магии, занимаюсь домашними делами. Готовлю простой, но полезный завтрак, убираюсь в спальне и на кухне. После обновляю заклинание от муравьев, которые вылезают из-под пола, стоит затопить печь, а затем и от моли, жаждущей объесть мех с подкладки плаща.

О том, что разделю снимаемый флигель с еще несколькими десятками мелких «квартирантов», я узнала не сразу, иначе выбрала бы что-то другое, ведь предложения имелись. Однако когда недели через две после вселения, устав обновлять бытовые заклинания, попыталась договориться о новом доме, любезная старушка отказалась сдать мне комнату, а бездетная вдова и вовсе нагрубила. Наверное, здесь не принято уводить чужих квартиросъемщиков? И я смирилась с неудобствами, в конечном итоге виновата сама: нужно тщательней присматриваться, прежде чем делать выбор.

Стынет чай, на тарелке еще несколько ложек кукурузной каши. Неожиданно во флигель влетает хозяйка, худощавая женщина. Как всегда, без стука.

– У моего супруга болит голова, – заявляет она. – Дай чего-нибудь.

– Доброе утро, госпожа Совкина, – произношу ровным голосом. – Простите, продать вам зелье не имею права. Пусть господин Совкин сходит на прием к целителю, головная боль – симптом многих серьезных недугов.

Владелица флигеля морщит острый нос:

– Он здоров как бык, целитель ему не надобен. А вот какие-нибудь укрепляющие зелья попить следует.

Прекрасно зная, что первокурсникам запрещена практика без присмотра наставника, выпрашивает лекарства или вообще чары она не в первый раз. Поначалу отказы даются нелегко, однако терять место в ВАМП я не имею права, приходится учиться себя пересиливать. Теперь в плохом настроении могу ответить даже резко, но здравый смысл всегда останавливает: если выставят с вещами, идти мне некуда.

«Целитель не надобен? Значит, и зелья мои тем более не нужны». Естественно, вслух я этих слов не произношу, хоть и очень хочется. На самом деле я пытаюсь схитрить:

– Простите, госпожа Совкина, но мои лекарства еще несовершенны и могут нанести вред здоровью вашего мужа. И ему тогда точно понадобится целитель…

Квартирная хозяйка задумчиво жует нижнюю губу:

– Нет-нет, Соннэя, я не позволю испытывать на супружнике твои непроверенные зелья!

– Вообще-то я и не собиралась…

– Ну да, знаем мы вас, недоучек! Везде ищете, на ком бы попрактиковаться втихую!

И хозяйка, не прощаясь, семенит к двери.

– Ах да, чего я приходила-то? Ты слишком много палишь дров. Доплачивай медс за них.

– Но вы же говорили, что дрова входят в плату за съем флигеля!

– Говорила, – покладисто соглашается госпожа Совкина. – Я-то не знала, какая ты мотовка!

Учитывая то, что топлю печь один раз в день, вечером, совершенно верно, я неэкономная…

– Через четыре дня, когда зайду за платой за постой, чтобы дополнительный медс был. Не нравятся мои условия – собирай вещи.

Хозяйка флигеля уходит, а я пью земляничный чай, не чувствуя вкуса. Да, грустно, когда ошибаешься в человеке, поначалу госпожа казалась хорошей и доброй женщиной.

Обида отпускает лишь на рынке: я отвлекаюсь, закупая продукты на будущую неделю. Раньше и не подумала бы, насколько это увлекательное занятие – выбирать, торговаться за каждую медяшку. И мне совсем не стыдно. Я ведь не ворую у продавцов, а отстаиваю свое.

К слову о кражах. В Вышеграде нужно держать ухо востро, здесь даже на зачарованный кошель найдутся ловкачи.

Стоило об этом подумать, как у левого кармана плаща ощущаю подозрительное шевеление… Но прежде чем завопить: «Держи вора!» – успеваю увидеть конопатую мордашку Лисенка.

Мальчишка с хитрыми медово-карими глазами, прячущий руки в непомерно длинных рукавах куртки с чужого плеча, ныряет в проход между лавок горшечника и бондаря. Ничего не остается, как следовать за ним, одним из доверенных посланников Фликса. А еще Лисенок входит в число тех, кто знает меня в лицо.

Глядя под ноги, пробираюсь на задворки торгового ряда. С независимым видом пацаненок стоит под деревом:

– Приветствую, Соннэя. Дело есть.

– Привет, Лисенок. Какое?

Он бросает кошелек, вытащенный из рукава:

– Мэтр передал.

Корзина не дает проявить ловкость, приходится подбирать мешочек с земли. Тяжелый, похоже, Фликс расплатился медью… Не пересчитываю – Лисенок честно выполняет поручения хозяина гильдий, ведь обман обернется для него суровым наказанием и понижением статуса в гильдии.

– Благодарю. На этом все?

– Да, – кивает он, продолжая стоять на месте. Чуть поколебавшись, добавляет: – Спасибо тебе за Рыжего.

Кровь приливает к щекам. Он что, издевается?

– Прости… за что?

Лисенок щербато улыбается, а в голосе звучит горечь:

– За то, что была рядом с ним в последнюю минуту, видеть перед кончиной красивую девчонку приятней, чем рожи товарищей. – Цинизм паренька нарочит, видно, что ему на самом деле больно. – Дагер рассказал о яде. Соннэя, спасибо, что боролась за моего брата до последнего.

– Брата?..

Я не раз видела мальчишку в компании Рыжего. Но не догадывалась, что они родственники.

– Наши матери кузины.

– Сочувствую твоей утрате.

Лисенок кивает. Секунда, и под деревом уже никого нет.

На душе печаль. Слезы выступают на глазах. Не думать о вчерашнем, выталкивая из памяти случившееся, тяжело. Сейчас я понимаю, что даже мама не спасла бы Рыжего от горечавки лазурной. Против вора сыграло само время.

Уже дома заглядываю в кошелек – и обмираю. Три златника! Три!

Первая реакция – испуг. Это ошибка, Фликс напутал, заплатив больше. Следом приходит радость: мэтр начал высоко ценить мою работу, значит, мне проще будет собрать необходимую сумму!

И лишь потом накатывает разочарование. Плату не повышали – мне заплатили столько, сколько и должны были. День красоты я провела одна, без целителя Херта, внешностью Корицы занималась тоже я. Да и Рыжий… Рыжего я не спасла, но выложилась серьезно. Так что за мои услуги рассчитались сполна, заплатив ни больше ни меньше.

Достаю из-под кровати дорожный сундук, потертый, весь в щербинах и сколах. Купленный в лавке подержанных магических вещей, он исправно служит, защищая содержимое от любопытных глаз и нечестных рук.

До крови уколов палец об острый уголок замка, шепчу отпирающее заклинание, и крышка поднимается сама. Под одеждой и тетрадями, на дне сундука, две шкатулки. Одна хранит двадцать пять златников, хотя бы еще столько мне нужно собрать к концу весны, к празднику Расцвета великой Ма, орохорской богини жизни и смерти. Другая шкатулка, почтовая, принимает магические послания, но только от одного человека, и вестей от него я жду с нетерпением и страхом.

Вот и сейчас, спрятав заработанные монеты, открываю ее в надежде получить письмо с доброй вестью. Пусто. Дядя Энтоль, дальний родственник отца, как и я веривший в милосердие Создателя, ничем меня сегодня не радует. Впрочем, и не огорчает тоже.

Остаток дня тонет в привычных заботах: готовка, стирка, выполнение домашних заданий…

Засыпаю с мыслью о родных, и они мне снятся. Улыбающаяся мама сама делает мне прическу, вплетая живые цветы. Рассеянный отец, погруженный в мысли об очередном эксперименте, входит в мою спальню. На кончике носа сползшие очки, в руках два бархатных футляра, неизменная записная книжка оттопыривает карман камзола. Поцеловав маму, а затем и меня в висок, молча вручает подарки и уходит. Он торопится в лабораторию, забыв, что пора собираться на бал дебютанток. Мама смеется, говоря, что ее муж верен себе, обижаться на него глупо, все равно не заметит. В коробочках обнаруживаем удивительной красоты гарнитуры: мамин из платины и черных бриллиантов, мой из золота и аметистов…

Просыпаюсь со слезами на глазах. Сон – порождение моей фантазии, я так и не попала на свой первый бал, а футляр с изящными серьгами, браслетом и колье с лиловыми камешками папа вручил перед отъездом в Ирдию, наказав открыть его в день моего рождения.

Увы, исполнить просьбу не удалось. Гарнитур я продала, когда сбежала из дома тетки. Ювелир, изготовивший его по эскизам отца, вернул всего лишь полсуммы – четырнадцать златников. Я не обиделась, понимая, что он рисковал, имея дело с беглянкой, которую полагалось сдать страже.

Серое утро понедельника рисует морозные узоры на окнах. Иней сединой лежит на ветвях печально-черных деревьев. Зима в Вышеграде не всегда сурова, и пока можно благодарить Создателя за хорошую погоду.

Улыбаясь солнечным лучикам, настойчиво пробивающимся сквозь грузные тучи, иду по двору ВАМП. До начала первого занятия больше часа, в библиотеке сейчас студентов нет, можно особо не спешить. Словарь по орохорскому, взятый на прошлой неделе, неудобен: транскрипция дается только к сложным в произношении словам. Для студентов второго курса, с которого начинают учить язык степняков, это, может, и приемлемо, ведь всегда можно обратиться к искуснику за помощью, но не для меня, самоучки. А изъясняться с четырехрукими придется уже на празднике Расцвета великой Ма: вожди не уважают чужаков, которые высказывают свои просьбы через переводчика. Надеюсь, библиотекарь подберет мне что-то более легкое.

– Близард! – окликают позади. – Близард, подожди!

Голос смутно знаком, и я останавливаюсь.

Три широкоплечих студента, явно с боевого, быстро оказываются рядом.

Я могу похвастаться хорошей памятью на схемы и заклинания, но никак не на лица. Начинаю лихорадочно вспоминать, где я могла пересечься с окликнувшим меня брюнетом и русоволосыми близнецами. В библиотеке? На полигоне перекинулись парой слов? Может, помогла выполнить задание по их спецкурсу «Самопомощь до прихода целителя»?

– Вот, парни, это та самая Близард, – презрительно кривя губы, произносит черноволосый. – Хорошенько запомните и не имейте с ней дел, если хотите жить.

Меня бросает в жар:

– Прости, что ты сказал?..

– «Простите, что вы сказали, эрд», – поправляет один из близнецов. – Перед тобой, деревенская подстилка, Аестас Эйлерт Монтэм, граф Фрайд.

– Что-что?..

Непонимание, жгучая обида смешиваются с удивлением, вызванным тем, что напротив меня стоит внук герцога Монтэма, правителя этих земель. Сокурсницы шепчутся, что юноша перевелся из столичного университета, чтобы быть ближе к захворавшему деду.

– «Что-что»! – дурашливо передразнивает меня второй брат. – Девка вдобавок еще и глухая! Не рассчитывай, что в конце семестра кто-то из боевиков согласится стать твоим напарником. Все курсы будут знать, что поступила сюда ты через постель Вогара.

От стыда горят не только щеки, вся я.

– Я не любовница декана, клянусь святыми покровителями!

Считая, что некрасивые слухи уже стихли, как же я ошибалась! Если молодых людей не переубедить, ославят на весь свой факультет, если не на целую академию… Создатель, дай сил! Показывать медальон святой Виржии – значит породить новый виток сплетен, поэтому он мой последний аргумент.

– Вступительный экзамен и сессию я сдавала перед комиссией, искусник Вогар лишь добился для меня права начать учиться в середине года…

– Врешь! – прищуривается брюнет.

– Мои слова легко проверить, – шепчу чуть слышно.

Я выдерживаю прямой презрительный взгляд и вижу, как сомнение зарождается в чернильно-черных, словно безлунная ночь, глазах, а за ним – и сожаление. Наследник герцога Монтэма открывает рот, но произнести что-либо не успевает.

Один из близнецов хватает меня за руку:

– Взгляни на куколку, разве волокита Вогар мог пройти мимо такого цветка и не опылить?

Мне больно, и не только из-за вывернутого запястья. Почему люди везде ищут грязь?!

– Отпусти девушку, Раулл, – раздается позади нас.

В спокойном голосе неожиданного защитника мне чудится тихое рычание зверя.

Светловолосый смуглый парень широтой плеч не уступает боевикам. Его синие глаза сверкают злостью.

– Гарден, проходи мимо. – Молодой граф раздосадован: ни он, ни близнецы не заметили его появления – парень подкрался незаметно, как сумеречный хищник.

– Пройду, как только принесете извинения эрдессе.

– Простолюдинке? Да ни за что! – фыркает Раулл, но отпускает мою руку.

– Учась на целителя, она получает право называться эрдессой, – напоминает о законе мой защитник.

– Пусть сначала доучится, – презрительно морщится второй близнец.

Он прав. Ненаследуемый титул полагается целителям, боевикам и некромантам неблагородного происхождения после выпуска из академии, но не раньше.

– И мы возвращаемся к причине ваших нападок. – Студеный голос блондина приглушает запал аристократов, и даже граф отводит глаза. – Обвинения серьезны, мы можем подняться к ректору и потребовать разрешения обратиться к Неспящему Оку. Пусть артефакт покажет день, когда девушка сдавала экзамены. И если ей не оказали протекцию, вы извинитесь. Попросите прощения прилюдно, при всем факультете целителей.

Граф Фрайд примирительно произносит:

– Спокойнее, Гарден. Что девчонка – протеже Вогара, нам сообщила ее сокурсница. Аристократка ведь не унизится до того, чтобы оговорить простолюдинку?

Мой защитник снисходительно ухмыляется:

– Ай-ай, какая детская наивность, граф!

На скулах Фрайда вспыхивают багровые пятна.

– Зачем Элизаре Нейсс клеветать на нее? – Он бросает на меня пренебрежительный взгляд.

– Может, потому, что до моего прихода Элизара считалась лучшей адепткой потока? – говорю сама себе.

Печально, что в угоду ущемленной гордости родовитая магичка готова потоптаться по чужой репутации. А ведь я не стремлюсь к первенству, даже желания такого нет! Я стараюсь держаться в тени, но не все преподаватели понимают мою позицию.