Когда Кнуду исполнилось двенадцать с половиной лет, отец получил отпуск и вся семья отправилась в Данию, где Кнуда нужно было определить в школу. Отец Кнуда когда-то учился в Херлуфсхольме – предполагалось, что и сын пойдет по его стопам. В качестве вступительного экзамена Кнуд получил задание написать сочинение на тему «Весенний день в лесу» и с треском его провалил. Вероятно, это больше говорит о теме сочинения, чем о способностях мальчика и тем более о причинах провала. Отец был расстроен не меньше сына, хотя последний печалился по большей части из-за огорчения отца.

Семья временно проживала в здании Блогордской семинарии и оттуда переехала на Фэлледвай. Кнуд поступил в латинскую реальную школу в районе Нёрребро. 8 июня 1893 года семья вернулась в Якобсхавн, а ему самому из-за учебы пришлось остаться в Копенгагене. Мальчика поселили в доме на улице Нёрреброгаде, принадлежавшем одному из друзей семьи, виноторговцу Петеру Йоргенсену, который проживал там вместе с семьей. Вскоре после этого Кнуд уехал в Ютландию. План заключался в том, чтобы на время летних каникул отправить его в городок Айдт неподалеку от Хаммеля к тете, которая была замужем за ветеринаром Нильсеном.

Приехав, он почувствовал себя плохо, а на следующий день совсем слег. В Хаммель отправили посыльного, и явившийся окружной доктор Шлейснер озвучил диагноз: менингит. Болезнь Кнуда оказалась серьезной, он страдал от сильных болей и периодически терял сознание. Но ему удалось выздороветь. Уже через две недели после того, как он встал на ноги, благодаря своему ненасытному аппетиту он был уже исполнен таких сил, что мог бы пешком дойти до рая. Однако болезнь отняла у него уйму времени, поэтому в Копенгаген он вернулся уже после летних каникул, и третий класс пришлось начинать с опозданием.

Он пообещал матери вести дневник, который в июне 1942 года был опубликован в специальном воскресном выпуске газеты Berlingske Tiderne со вступительным словом Йенса Мёллера, доводившегося Кнуду шурином. Дневник следовало отправить в Гренландию, чтобы держать семью в курсе происходящего и поддерживать с ними связь, невзирая на разлуку. Вне всяких сомнений, его хорошо приняли на новом месте, но даже несмотря на это зима оказалась для него нелегким испытанием, хотя и не без светлых моментов. Учился Кнуд с большим усердием.

Чтобы наверстать упущенное из-за болезни время, помимо основных занятий ему пришлось брать частные уроки сразу по нескольким предметам. Вот как мальчик описывает в дневнике один из обычных дней, субботу, 4 ноября: «Подъем в 4:45. Школа с 8 до 14. Частный урок греческого с 15:24 до 16:30. Частный урок математики с 17 до 18:15. Написал несколько писем, на часах уже десять вечера, и хочу сердечно пожелать всем вам спокойной ночи и хорошего отдыха от дневных забот».

В какие-то дни он получал больше домашних заданий, в какие-то меньше. Весь дневник отличается тщательной маркировкой времени, мы можем следовать за его автором буквально по минутам. Очевидная причина заключалась в том, что Кнуд хотел успокоить родителей, демонстрируя дисциплину и прилежание в повседневной жизни, показать им, что дела его в полном порядке, хотя на самом деле чувствовал он себя совсем худо. Жизнь по часам помогала избегать сильных всплесков эмоций, но одновременно с этим вызывала чувство давления и ограничения. В Дании все оказалось иным: сверстники, врачи, отношения со взрослыми, со школой. Ощущение замкнутого пространства пробудило в нем тоску по жизни на природе в Якобсхавне, по родителям и стране, представлявшей собой полную противоположность скудости существования, испытываемой в Копенгагене.

Гренландский пейзаж в районе Якобсхавна. Эрик Петерсен / Polfoto

Его одиночество было двойным. Первое, банальное, лежавшее на поверхности, которое было невозможно скрыть; второе – более глубинное и расплывчатое, о котором он не мог говорить прямо, но оно витало в воздухе, и родители все понимали. Что ему делать с самоощущением, полученным в дар от Гренландии? Лишь некоторую его часть можно было вписать в новую среду.

Школьная жизнь состояла из дисциплины и преодоления трудностей. Он скучал по семье, Гренландии и свободной жизни без часов. И по погоде.

В день Рождества Кнуд пишет: «Вместе с дядей и тетей ходили в церковь. Господин пастор Риндом прочитал прекрасную поучительную проповедь. После церкви пришел Гедде и пробыл у нас несколько часов. Ужасная непогода, дождь льет как из ведра, высокая влажность. Наверняка вы празднуете Рождество при хорошей погоде с трескучим морозом, а Кристиан сегодня долго гулял. Чуть было не забыл упомянуть про ваш рождественский подарок, которому я очень обрадовался, как и вашим письмам, я был так счастлив, так счастлив! Одно только жаль, что не смогу вам описать ничего из того, чего там у вас нет. В 17 часов меня попросили отправиться в Кляйн, где я пробыл весь вечер. Мы скоротали время за рождественской игрой и частично за игрой в “½ 12”. Огромное спасибо тете за крону и пару варежек. Рождество в Гренландии в тысячу раз лучше, чем здесь. Несмотря на красиво украшенные магазины, настоящего новогоднего настроения у людей здесь нет».

Не обошлось в ту зиму и без радостных моментов. В конце ноября Кнуда пригласили на школьный бал. Получив приглашение, он тут же занялся юными дамами. В его дневнике упоминается 12 приглашений на танцы, так что вечер выдался на славу. Даже если это был его единственный бал, провел он его блестяще.

После Рождества погода улучшилась, ударил мороз и начались катания. Коньки брали верх даже над домашними заданиями. А потом он заболел свинкой.

Всю зиму мальчик посещал священника, а 1 апреля 1894 года вместе с другим Кнудом, сыном Петера Йоргенсена, прошел обряд конфирмации. Для него это был великий день. Расмуссен упоминает, что он серьезно подготовился к конфирмации – возможно, так все и было, а может, он писал это, чтобы просто порадовать родителей. День конфирмации был славным, но на следующий день вновь воцарилась непогода, и на душе стало пусто и грустно. В этот день он сильно скучал по Якобсхавну.

С помощью дневника Кнуд пытался описать ландшафты страны, по которой так тосковал: «Наступила зима, все покрыто снегом и льдом. Вдали от городского шума воцарилась изумительная тишина, время от времени прерываемая лаем собак. Залив Диско полностью замерз. В шести милях от Бреддена виднеется скопление людей, собравшихся на лов акул. Вдали на горизонте появляются сани, запряженные полдюжиной собак, которые с невиданной скоростью приближаются к рыбакам. Похоже, это Лукас, только что прибывший с лова на Отоке».

Так или иначе, благодаря своим дневниковым записям, письмам домашним и сочинениям о Гренландии, Кнуд приобрел навык переносить на бумагу свой мир, что заметно облегчало его страдания. И это был важный духовный опыт.

В конце марта он заявил, что больше не хочет вести дневник, потому что записывать было нечего.

В Якобсхавне он привык постоянно находиться в центре внимания, отправной точкой была семья, в которой все происходило, а вокруг были друзья по играм, гренландцы, вольный край и природа.

В Копенгагене тоже имелось свое окружение, но совсем иное. Семья была так далеко, что письма туда доходили с полугодовым опозданием. Чтобы справиться со всем этим, он должен был отыскать внутри себя опору, обрести уверенность, не зависящую от посторонних факторов, а исходящую изнутри.

Сведения о последующих нескольких годах жизни Кнуда Расмуссена довольно скудны. Имеются некоторые указания на то, что в этот период он переболел воспалением легких. Во всяком случае, в итоге ему пришлось три года просидеть в одном классе. Но в 1896 году дела пошли на поправку, к тому же из Гренландии вернулись родители.

Отец получил место священника в Лунге-Уггерлёсе, и Кнуд переехал в отдельную комнату в Биркерёде. В августе он поступил в латинскую реальную школу, где был зачислен в 4-й класс (примерно уровень 1-го курса). Слухи бежали впереди него, поэтому Кнуд был принят с восторгом. Сколько гренландской крови текло в его жилах? Он хорошо говорил; черные, как уголь, волосы были гладко зачесаны; изогнутый, как у индейца, нос; звучный голос. Он чувствовал себя как дома. Из воспоминаний его одноклассника:

Наш новый феномен оказался прекрасным товарищем, веселым и жизнерадостным. Его непохожесть вызывала у людей интерес, рассказы и песни произвели неизгладимое впечатление, и вскоре он занял прочную позицию. На учителей он тоже произвел благоприятное впечатление, обладая большой работоспособностью и восприимчивостью ко всему, что касалось воображения.

Всеобщий любимчик теперь жил в доме родителей, по которым уже успел порядком соскучиться. Его товарищей всегда ждал теплый прием в доме приходского священника, родители любили гостей.

Кнуд учился в одном классе вместе с Адамом и Йоханнесом Поульсенами, сыновьями актера и режиссера Королевского театра Эмиля Поульсена, и на протяжении многих лет поддерживал с ними связь.

Приближалось время экзаменов. С языками дело обстояло прекрасно, с математикой чуть хуже. Предметом специализации была география. Один из приятелей предсказал Кнуду, что тот обязательно вытащит билет о Латинской Америке, поэтому Кнуд повторно изучил тему и захватил в школу учебник. В школе он случайно столкнулся с учителем, который поинтересовался: «А вы не забыли почитать о Латинской Америке?»

Кнуд был уверен в победе. Однако когда наступила его очередь, ему попался билет на совершенно другую тему. До этого момента он пребывал в такой уверенности, что теперь был просто потрясен. Он даже хотел уйти, и его еле уговорили остаться. Результат: несдача!

Это был провал. Из воспоминаний Херлуфа Мёллера, одного из одноклассников Кнуда: «Это явилось для него сокрушительным ударом, и те часы, которые он пролежал, уткнувшись лицом в землю, в лесу неподалеку от города, вероятно, были одними из самых мрачных в жизни». И все же он сумел преодолеть себя и решил попробовать еще раз. Если ничего не получится, то он вырвется отсюда и уедет в Гренландию, а там будет видно. После летних каникул Кнуд вернулся в латинскую реальную школу в Нёрребро, где продолжил учебу на протяжении двух последующих лет. Он хотел быть студентом и очень старался.

Шестилетний Кнуд Расмуссен (слева) с сестрой Вильгельминой в гренландской одежде, Копенгаген, 1885 год. Архив издательства Gyldendal

Вместе с ним в одном классе учился Эрик Риндом, сын священника, проводившего его конфирмацию. Юноши готовились к вступительному экзамену в 5-й класс, после которого начинался отсев. Целый год они встречались в доме пастора в Лунге и жили там в период экзаменов. Адам и Йоханнес Поульсены, которым удалось сдать сессию раньше, делились со всеми остальными подробностями. Картина выглядела довольно обнадеживающей. В итоге Кнуду удалось исправить ситуацию, пересдать экзамен и получить отличную отметку. По результатам экзамена он перешел в следующий класс.

Предыдущий учебный год поделился для него на два уровня. Первый представлял видимую сторону, о которой можно узнать из воспоминаний товарищей. Это было фасадом, «экстерьером». Второй уровень – переживания внутренние, эмоции и чувства.

Во время учебы в школе Кнуд знакомится с учителем Хансом Сёренсеном, который был на 14 лет его старше. В своей книге о Кнуде Расмуссене Нильс Барфод уделяет особое внимание этому знакомству, называя его «крайне важным». Ханс Сёренсен являлся для Кнуда Расмуссена своего рода наставником и опорой. Прочитав его сочинения, он стал защищать его перед учителем датского языка, который демонстрировал непонимание условий гренландской жизни.

Они настолько подружились, что даже обменялись портретами и бывали друг у друга в гостях. Какое-то время они снимали вместе квартиру в Копенгагене, но после того, как Ханс Сёренсен получил назначение в Орхус, друзья в письмах попрощались. Когда Кнуд рассказывал ему о своих знакомствах с девушками, Ханс Сёренсен напоминал ему, что тот не должен забывать и о других вещах, что было совершенно оправданно, поскольку общение с девушками отнимало у Кнуда слишком много времени.

На школьной сцене была поставлена любительская комедия, в которой Хоструп сыграл Солдата-Шутилу^[5], а Кнуду досталась роль лейтенанта Вильмера. Ему нравились музыка и песни, и он с радостью отдавал все силы развитию певческого таланта. Обладая природным обаянием, Кнуд производил благоприятное впечатление на юных дам. Скучать уж точно не приходилось.

Расмуссен был немного старше своих одноклассников и, несмотря на свою потребность всегда находиться в центре событий, все же держал с ними дистанцию. В те времена добраться до пасторского дома в Лунге было не так-то просто, поэтому он подумывал о том, чтобы снять комнату. Однако, арендовав подходящее жилье в Нюхавне, он почувствовал себя в изоляции. Письмо к матери от 8 февраля 1899 года Кнуд начинает с благодарности за отправленные ему варежки, копченое мясо и сыр, которым он питался несколько дней подряд. Затем пишет, что ему нравится заниматься вместе с Эриком Риндомом: «Я бы не выдержал такого длительного одиночества. Очень скучаю по дому, поэтому мне трудно сосредоточиться на учебе». Однако в нем нарастало чувство неловкости из-за того, что он столько времени проводил в семье Риндома, – в особенности перед матерью семейства, постоянно его кормившей. По крайней мере, он это все так ощущал. Письмо заканчивается просьбой позволить прихватить с собой нескольких приятелей в следующий раз, когда он приедет погостить домой на выходные.

Помимо отсутствия средств его одолевала экзистенциальная пустота, он жаждал чего-то великого и неописуемого. Время от времени стремления обретали форму, как, например, в приведенном ниже стихотворении о Гренландии:

Моя страна

 
Говорят, ты, страна моя, и бедна и нага,
И не греют тебя солнца лучи.
А земля твоя – скалы, из камней берега,
Да полярные льдины,
Что сжимают в объятьях твою
Снежную грудь.
Твоя музыка – лишь завыванье штормов,
Твои вёсны тебе не дарят цветов. <…>
Да, одета ты в лед с головы до ног,
Отчизна моя благая,
Не цветут твои розы, и бук не пускает корней
На взморье твоем, где пена играет.
В ритме бешеном волны
Бьются о твой королевский хребет.
Твоя сила незрима,
Но камни вместо хлебов
Никогда ты не дашь им в ответ.
<…>
Люблю тебя, моя страна! Ты – молодость моя.
Мальчишкой был я,
Когда тебе отдал я веру, и зарок свой сохраню
До часа последнего жизни моей.
Застывшая музыка в звуках пустыни!
Глас волн твоих, шторма раскаты
Поют мне жизни бодрые напевы.
Ты думу думаешь,
Укрывшись снежным покрывалом,
Я слышу сердца стук, я вижу слезы на твоих щеках.
Во льдах ты топишь прошлое своих деяний,
Грядущее сокрыто от твоих очей,
Но силишься его прочесть ты
В загадке полярных сияний^[6].
 

Характерной чертой этого стихотворения является то, что оно не слишком складно написано. Слог корявый, напряженный, подобен ситуации, в которой тогда находился сам автор. Главный его мотив – тоска.

Последний учебный год изменил отношения Кнуда со школой и принес проблемы. Причиной послужили как внешние обстоятельства, так и ухудшение отношений с учителями. Он чувствовал себя чересчур взрослым для всей этой бесконечной зубрежки, детских выговоров и педантизма. Чаша его терпения переполнилась, и он с головой погрузился в общественную жизнь. Кнуд был прямолинеен, и это помогало преодолевать любые препятствия. Он позволял себе то, на что не решались другие. Как-то раз в гостях у Эмиля Поульсена он исполнил одну из песен Хайзе из репертуара королевского театра – довольно дерзкая выходка в такой компании, но ее приняли. Причем под гром аплодисментов.

Он любил общество, количество приглашений неизменно росло, но при этом стала хромать успеваемость. Школа то и дело наступала ему на пятки.

Школа была делом малым, а мир огромным, и он решил, что после окончания учебы посвятит себя искусству. Вопрос был в том, какому именно. Стать актером? Певцом? Обладая от природы великолепным голосом, Кнуд завел знакомство с молодым певцом по фамилии Торслефф, недавно вернувшимся из-за границы и преисполненным новых идей о методиках преподавания пения. Его теория о естественном освобождении голоса вызвала немалый интерес среди публики. Всю весну Кнуд посещал занятия и учился свободно владеть голосом.

Кнуд Расмуссен в Латинской реальной школе Биркерёда. Арктический институт, Дания

А может, ему все-таки лучше стать писателем? Он пытался опубликовать свою статью в нескольких журналах, но, увы, безуспешно. В голове маячили планы об издании небольшого томика гренландских легенд. И хотя на тот момент их так и не удалось реализовать, уже по самой этой идее можно было судить о зарождавшемся внутри него направлении будущих занятий.