Лавируя между людьми, я не сразу заметила, что Глеб отстал и остановился. Пришлось возвращаться к блохастику, возвышающемуся посреди печального человеческого потока напряженной двухметровой статуей.

– Ну чего встал?

– Не чувствуешь? – он принюхался, странно, очень по-звериному, внимательно вглядываясь в затылки спешащих по своим делам горожан.

Я честно попыталась что-нибудь почувствовать, даже носом воздух потянула, но учуять так ничего и не смогла.

Все же я не оборотень и еще даже не хранительница, хотя это звание мне упорно навязывали. Я ощущала неприятную, холодную влажность намокших кед, слышала, как мимо нас проходят люди, чувствовала неповторимый, совершенно особенный запах метрополитена, но… это все было не то.

– А ты что чувствуешь?

Глеб нахмурился, чуть прищурился, будто бы близоруко, хотя на самом деле зрение у него было замечательное. Он видел лучше любого человека… и больше. Вот и сейчас, забавно щурясь, высматривал остывающие следы потревожившего его чувства.

– Пропало, – досадливо цыкнул, встряхнулся и тут же, как ни в чем не бывало, потащил меня к подъезжающему составу. Знай его хотя бы на два месяца меньше, я бы могла наивно посчитать, будто бы не уловив то, что его потревожило, Глеб просто на это забил, но сейчас я была куда как внимательнее, и телефон, выхваченный из кармана куртки, не остался для меня незамеченным. Как и короткая фраза, отправленная на знакомый номер.

Оборотни, быть может, и были хорошими следопытами, но колдуну, особенно темному, всегда проще поймать ускользающий след.

– Так чего ты учуял-то?

– Подрастешь – узнаешь, – фыркнул он, затягивая меня в теплый, светлый вагон.

Двери закрылись, меня ощутимо качнуло, когда состав тронулся.

– Ну я же серьезно, что случилось?

– Ничего страшного.

– Поэтому ты Богдана вызвал? Потому что ничего страшного не случилось?

– Глазастая, да? – едко поинтересовался он.

– Что-то серьезное случилось?

– Лесь, тебе рано об этом беспокоиться. Мы разберемся.

– Но…

Состав дрогнул, замедляясь, мы подъехали к остановке, и меня чуть не вынесло людской волной. Оторвало от такого надежного оборотня и лишь чудом не выкинуло на перрон, а затолкало в угол у самых дверей, вдавив в перекладину поручня. Сжавшись, я ждала, когда двери закроются, и мне можно будет хотя бы попытаться пробраться обратно к Глебу, напряженно следящему за тем, чтобы меня не вытолкали на перрон.

Наверное, все прошло бы спокойно, люди бы схлынули, двери закрылись, и мы поехали дальше, не заметь я краем глаза тонкую красную нить, тянущуюся по полу от сапожек какой-то девушки. Нить чуть заметно сияла и будто бы даже пульсировала. Такая жадная, такая голодная и отвратительная в своей ненасытности.

Из вагона я вывалилась раньше, чем поняла, что творю.

– Леся!

Озадаченный окрик блохастика не смог меня остановить, я заметила цель, я шла к ней… это была уже не совсем я. Сила, что влили в меня год назад, что столько времени зрела и приживалась, наконец, заявила о себе. Проклюнулась, пробудилась, просто появилась… не знаю. Она была, и она толкала меня вперед.

Кончики пальцев зудели от притока силы, и ничто не могло унять этот зуд. Рассеянно скребя пальцами по карманам ветровки, я спешила вдоль нити, все отдаляясь и отдаляясь от девушки. Она была мне не нужна. Зачем мне жертва, когда где-то рядом засел хищник? Даже если это всего лишь паразит… достойный противник для хранительницы-недоучки.

Люди провожали меня странными взглядами. Мчащаяся вперед, не смотрящая по сторонам девица, то и дело натыкающаяся на кого-нибудь из идущих навстречу. Ненормальная, уставившаяся себе под ноги…

Раньше мне было стыдно казаться странной, сейчас я этого даже не замечала. Я взяла след.

Паразит нашелся в неприметной темной нише. Одной из тех, которые никто не замечает, но которая все равно есть. Такое удобное тайное место.

Он стоял, похлопывая по узкой ладошке свернутой газетой, и по-хозяйски оглядывал спешащих по своим делам людей. Они его не видели, а он наслаждался своим фальшивым могуществом.

Высокий, сутулый, тощий, с впалыми щеками и редкими, тонкими волосами неопределенного грязного цвета. Высокие залысины, ярко выраженная лопоухость, маленькие, бегающие глазки. Паразит выбрал для себя идеальный образ, незаметный, безобидный, даже смешной. Вжился в роль, сроднился со своим телом и был так невозможно похож на человека… неприятного, некрасивого и от того особенно реального.

– Ну, здравствуй.

Он вздрогнул, когда я встала прямо перед ним, смутился, встретившись со мной взглядом, нервно дернулся. Нити у его ног запульсировали активнее, паразит стремился высосать как можно больше до того, как я перерублю каналы питания. Все девять крепких, исправно мерцающих нитей.

– Меня восхищает твоя наглость, – призналась я, разглядывая пол под ногами. Люди обходили меня, бросая неодобрительные взгляды. Кто-то даже ворчал, но мне было все равно. Я взяла своего первого нарушителя. Я крута.

Нити резко потухли, а мне нагло и чуточку истерично заявили:

– Совершенно не понимаю, о чем речь!

На одно короткое мгновение я растерялась, не зная, что нужно делать в такой ситуации, а потом сзади на плечо легла тяжелая ладонь, заставляя непроизвольно вжать голову в плечи. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто меня догнал. Страшно было даже представить, как Глеб выбирался из полного вагона… но выбрался ж таки.

– Я тебе голову оторву, – пообещали мне тихо, в самое ухо, обдавая щеку горячим дыханием.

– Ты мне благодарность вынесешь, – выразила я свое робкое несогласие тихим бормотанием, – я паразита поймала. Если бы не я, мы бы весь день по ветке катались.

Смерив взглядом тощенького мужичка, вжавшегося в стену при его появлении, Глеб злорадно оскалился:

– Ладно, мелочь, живи пока.

– Вообще-то, я молодец.

– Вообще-то, не очень, – передразнили меня, пока паразит пытался слиться со стеной. Наше внимание ему не то что не льстило, оно его откровенно пугало. И если во мне, слабосильной недоучке, особой угрозы он не видел, то огромный, сильный оборотень вселял в его серое, затхлое подобие души бесконтрольный ужас. Любая нечисть хотела жить. Всегда.

Даже у таких вот паразитов жажда жизни была в несколько раз сильнее, чем у самого жизнерадостного человека. А Глеб являлся угрозой его жизни, которую нельзя победить, но и убежать не выйдет…

– Я больше не буду, – промямлил он, прижимая к узкой, впалой груди газетку. Одет паразит был соответственно выбранному образу. Темно-серый костюм, несуразно сидящий на тощей фигуре, и застиранная желтоватая рубашка.

– Вся беда в том, что будешь. – устало ответил Глеб, тут же перейдя на деловой тон: – Вы обвиняетесь в незаконном энергетическом вампиризме второго порядка, в превышении нормы потребления человеческой удачи и в прямом воздействии на эмоции. Мера наказания – наложение запрета на питание сроком…

Замолкнув на пару секунд, подсчитывая что-то в уме, он выдал неутешительное:

– Десять лет.

– Да я же не протяну столько без пищи! – заламывая руки, паразит бросился ко мне, в надежде… не знаю, разжалобить, наверное, но был отброшен обратно к стене. Глеб, как настоящий защитник, не подпускал ко мне потенциальную угрозу.

– Ты знал, чем тебе грозит этот пир, – брезгливо заметил он, сильнее вдавливая паразита в стену, крепче сжимая пальцы на шее, – Леся, давай.

– Чего… давать? – переспросила я потерянно, пожалуй, только сейчас осознав, что не имею никакого понятия, что нужно делать с пойманным нарушителем.

Теперь стояла, смотрела на несчастного паразита, на раздраженного оборотня, которому не доставляло никакого удовольствия прикасаться к прохладной, влажной плоти, и чувствовала себя просто запредельно глупо.

Люди проходили мимо, будто бы и не замечая нас, ослепленные мягким сиянием камней в браслете Глеба. Амулет для отвода глаз… мне такой еще не сделали.

– Подойди, положил левую ладонь ему на лоб, скажи, что он виновен, и назови срок наложения наказания.

– Ты же уже назвал.

– Я не хранитель, я могу обвинить, вынести приговор вправе лишь хранительница или городовой, – нетерпеливо мотнув головой, он грозно велел, – давай.

Я послушно подошла, нервно вытирая вспотевшие ладошки о ветровку.

Какая там ладонь?

Левая?

Кожа у паразита оказалась прохладной и какой-то резиновой, что ли. Совсем неприятной на ощупь.

Проговорив скороговоркой все, что мне было велено, я вздрогнула от жара, обжегшего ладонь, но руку упрямо не отдернула, дожидаясь, когда жар спадет, и кожа под ладонью вновь станет прохладной.

Паразит тихонечко всхлипывал, по щекам его текли крупные, мутные слезы, которых он не замечал. И на лбу его, чуть припухлая, розовела какая-то странная буква «О», как ежик утыканная десятью короткими палочками – руна запрета, если верить моей ненадежной памяти. Сроком на десять лет.

Мой первый приговор.

– Хорошо. – Отпустив тощую шею, Глеб брезгливо отер ладонь о стену. Осмотрел ее и остался почти доволен увиденным. – Ты молодец.

– И что, это все? – В случившееся… не верилось. Ну предположим, мы его поймали, предъявили обвинения. И сразу что? Осудили? Один злобный оборотень и хранительница-недоучка?

– А что тебе еще надо? – удивился Глеб, равнодушно следя за оседающим на грязный пол паразитом, которого не держали больше ноги, подгибаясь под тяжестью свалившейся на него беды. Десять лет без пищи… самая жесткая диета из всех возможных.

– Ну я даже не знаю, может быть, суд? Чтобы все было по закону.

– Ты – хранительница, – устало и чуточку раздраженно напомнили мне, рассеянно вытаскивая из кармана пиликнувший телефон, – ты и есть закон. И права твои неоспоримы.

Паразит бездумно уставился в одну точку, позабыв о том, что нужно контролировать свое тело, результатом стали чуть съехавший нос и неестественно низко опустившиеся уголки губ. Не имея сил держать форму, нечисть просто слегка поплыла, что, впрочем, было не очень страшно. Врожденный дар отводить глаза позволит ему скрыться от ненужного внимания, и завтра утром интернет не взорвется из-за видео, запечатлевшего чуть подтаявшего мужика.

Быстро пробежав глазами сообщение, Глеб нахмурился и сразу стал решительно невыносим:

– Напомни-ка мне, Леся, сколько разделов кодекса ты уже успела прочитать?

– Ну… – это был очень нехороший вопрос, который ему совсем не стоило задавать, но сказать об этом я, конечно же, не могла.

– Ну?

– Я решила, что сначала будет лучше изучить бестиарий.

– Ты должна знать свои права и обязанности, – отрезал Глеб, – должна знать законы, и уже только после этого начинать изучение нечисти.

– Законы я учила. И точно знаю, какие классы нечисти и что именно имеют и не имеют права делать, но должна же я быть в курсе, кто именно входит в тот или иной класс. – Вялая попытка оправдаться осталась незамеченной. Меня снова куда-то потащили, совершенно позабыв о страдающем паразите, он получил свое наказание и больше не должен был нас интересовать.

Вся правда заключалась в том, что кодекс был скучным. Мучительно скучное, совершенно непонятное нагромождение правил, норм и условий, которые никак не выучить просто потому, что невозможно их хотя бы зачесть. Страшная нудятина же.

– А куда мы?

– Ты возвращаешься домой, а мне нужно встретиться с Богданом.

– О, а можно с тобой? – оживилась я. Ведь там, где Богдан, всегда есть Крис, а ее увидеть я бы очень хотела. Неделю ведь даже не созванивались из-за каких-то ее ведьмовских заморочек.

– Нет.

– Ну Глеб!

– Домой. Кодекс учить.

А ведь всего пару минут назад я была почти героем. Паразита сама нашла, даже приговорила его без всяких накладок. Все прошло гладко, я бы сказала профессионально.

И что я за это получила?

А ничего я не получила, меня просто послали. Да, домой, но послали же.