– Ра-а-ада, Рада-а-а, чужо-о-ой!
– Это что за «Уйди, противный!»?! Нормально кричи!
– А-а-а-а! – старательно затягивала я на весь лес.
– Ксюш, уже лучше! А ну наддай еще! И прикрывайся, прикрывайся собакой! – защитник, размахивая стеком[5]и вытягивая вперед руку, одетую в специальный рукав, грозно наступал на нас с Радой.
Я никогда не видела Раду такой. Мне приходилось очень сильно упираться, чтобы она не утащила меня за собой в порыве праведного гнева. Я как будто вросла ногами в землю и чувствовала, еще чуть-чуть – и она выдернет меня вместе с куском земли и потащит вперед, словно молодое деревце.
– Ну, что молчишь? А ну кричи давай!
Стоило защитнику напомнить о моих прямых обязанностях, как я, не в силах с непривычки выполнять два дела одновременно, запуталась в поводке и грохнулась наземь. Секунду спустя я почувствовала на лице мокрый нос – Рада удивленно нависла надо мной, взглядом будто бы вопрошая: «Ну что, живая?!» Еще спустя секунду я, все в том же положении лежа, наблюдала, как Радин поводок убегает от меня по земле. И все бы ничего, но на его противоположном конце была моя собака, которая уже вцеплялась в защитника.
– Забирай! Забирай, твою ж дивизию! – голосил тот. На бегу я отметила, что у него это получается гораздо лучше, чем у меня.
– Снима-а-а-й! – орал защитник.
– Как?! – пищала я, прыгая вокруг.
– За ошейник, мать твою!
С третьей попытки я отцепила Раду с рукава и, насилу развернув за ошейник в противоположную сторону, привязала к ближайшему дереву.
– Ксю-ша, у меня к тебе серьезный разговор, – защитник гнетуще медленно стягивал рукав. – Подойди ко мне.
Потирая испачканное в земле бедро, я шла как овца на заклание. А так все хорошо начиналось.
– На кинологические курсы тебе надо, – защитник говорил это будто своей руке, внимательно рассматривая расплывавшиеся по ней синяки.
– Что-что? – переспросила я, тоже будто у руки защитника.
– Еще так сделаешь, убью! – защитник резко поднял налитые кровью глаза.
– Да мне просто сил не хватило, извините, пожалуйста, – пролепетала я.
– Ладно, но на кинологические курсы все равно тебе надо. А вот собака у тебя классная, – защитник перманентно проверял, сколько новых синяков проступает на руке за время одной сказанной им не вполне логичной фразы.
Точно в этот момент Радка рыгнула – да так неприлично громко, что слышно было и на другом конце площадки. Вопрос о кинологических курсах застыл на моем языке и камнем упал с него. С соседнего дерева камнем упала ворона.
– Да, Рада, культура так и прет! – восторженно отметил защитник, но сразу продолжил: – А если бы у меня на руке не оказалось рукава?! Ты понимаешь, что этот начальный, средней жесткости, защищает не на сто процентов? Вон че творится! Скажи спасибо своей собаке – она тебя уже сейчас сможет и в реалке защитить.
М-да, как рыгнет – все разбегутся, да еще и птицы с деревьев попадают на головы бандитам.
После этого несанкционированного покуса, как ни странно, бонусом мы получили уважение от защитника. И общий прогресс пошел вперед семимильными шагами.
Будто в подтверждение слов своего тренера, через каких-то полчаса Радка отогнала от меня пьяных, испытывавших непреодолимое желание познакомиться в парке по дороге к остановке. Пусть отогнала просто лаем с короткого поводка, но результаты работы, видимые в естественной среде обитания, приятно грели душу.
Вверх по горке отчаянно карабкались двое поддатых мужичков.
– Как думаешь, собака злая?! – громко задал один другому риторический вопрос.
Ответ последовал незамедлительно:
– Конечно, но девушка, наверное, гораздо злее!
Тогда они еще не догадывались, насколько правы.
На полянке Радка легла передохнуть. Я достала из сумки сыр, который на занятии не пригодился, и уже готовилась совершить преступление века – отдать его собаке просто за красивые глаза.
– Ну фее, иду приставать! – послышалось как гром среди ясного неба.
В нашу сторону маршировал один из пьянчужек-скалолазов.
– Ну не приставай уж! Куда почапал! – прикрикнул его товарищ, уже вполне обустроившийся с бутылками на соседней лавке.
Я забеспокоилась: сейчас достанется либо пьянчужке, либо нам. А Рада лежит – и ни с места.
– Такая девушка красивая, ну как тут не пристать?! – с этими словами пьянчужка протянул Раде стаканчик, до краев наполненный пивом.
Радка не спеша встала, понюхала ему руку, затем стаканчик. Все это ей не понравилось, и она гавкнула. Второго раза не потребовалось. Молодца как ветром сдуло, только вот его стаканчик одним неверным движением опустел одновременно с «Гав!».
Над парком повис огненный закат, исчерченный полосами от самолетов, словно мелками. Мы устало брели по дорожке к остановке. Я радовалась провисшему поводку у меня в руках. Любуясь бесконечным акварельным разнообразием сюжетов закатного неба, я чувствовала себя в картинной галерее на открытом воздухе. Полной грудью вдыхала сладкий воздух, поднимающийся от нагретых за день дорожек. Позади осталась защитно-караульная служба, а также темные личности, создававшие удачный контраст полному умиротворению этой благостной минуты.
Из-за поворота показались усы троллейбуса – и мы побежали. Но та минута провисшего плетеного поводка, несомненно, успела отложиться в копилке души.
Я не знаю, что Рада нашла в нем. Он был патлат, кудлат и, по правде говоря, напоминал гиену, которая сунула лапу в электрическую розетку. Полюбила за красивые глаза? Но их наличие ставилось под сомнение – мало того, что они безнадежно терялись в спутанной жесткой шерсти, так еще и не смогли разглядеть настоящий бриллиант – бриллиант по имени Рада.
– Ча-а-арли! – протяжный позывной хозяйки доносился будто бы с другого конца района.
Чарли еще пару секунд, выпятив грудь и виляя кончиком поднятого вверх обгрызенного хвоста, красовался перед обезумевшей от любви Радкой.
– Ну, увидимся, детка. – Чарли ободряюще ставил лапку Раде на плечо, после чего исчезал даже быстрее, чем появлялся.
Рада вздыхала и отряхивалась от песка и мелких веточек, которые нацепляла, пока елозила перед объектом своей безудержной любви. Остаток прогулки она выглядела задумчивой и ушедшей в себя. Своих однопородников Рада, кстати, категорически не жаловала.
По человеческим меркам Чарли уже давно вступил в бальзаковский возраст. Но Рада считала это скорее плюсом и полностью теряла рассудок при виде великовозрастного разгильдяя с вихрами на спине и ветром в голове. Каждую встречу тот обещал, что уж в следующий раз они обязательно отправятся в закат. Только он и она. Не удивлюсь, если в будке Чарли стоял старенький Харлей.
– Ууу-ааа-ууу! – леденящие душу мотивы оглашали окрестности прохладными лунными вечерами. Чарли в действительности не нужны были никакие закаты, ему вполне хватало полной луны в полном одиночестве.
– Ууу-ааа-ууу! – с расстояния в несколько сотен метров Чарли перебирал струны юной Радиной души. Рада замирала; одинокий диск луны отражался в ее глазах уже в двух экземплярах. Даже луна – и та с парой.
Но однажды за спиной Рады возник Он. И нет, не Чарли.
На длинных телескопических ножках громоздилась обтянутая белой шкуркой сплющенная бочка. Массивная шея завершалась хрупкой и абсолютно несоразмерной остальной конструкции мордочкой, на вершине которой ходили ходуном газельи ушки. Ростом этот прикол природы превосходил Раду раза в полтора. Он был даже смешнее своей тени в свете полной луны.
Рада обернулась – и обомлела. Таинственный незнакомец еще даже не поздоровался, а Рада в своих мыслях уже сыграла свадьбу и родила десятерых детей. Какая фактура! Ничто больше не имело значения. Образ Чарли безвозвратно удалялся с жесткого диска Радиной памяти.
Из-за угла показалась хозяйка неведомой зверушки. Мы с мамой еле сдержались, чтобы тотчас же не подбежать к ней с одним-единственным вопросом. Наконец она сравнялась с нами.
– Ну что, Бэлл, нашел себе невесту?
– А чья он помесь?! – только и выдохнули мы.
– Бэллушка-то? Грейхаунд и немецкий дог, – хозяйка как бы невзначай ответила на привычный вопрос.
Рада с Бэллом уже смешно припадали к земле, приглашая друг друга играть. На попе абсолютно белого пса красовалось единственное черное пятно – будто он сел на окрашенную лавочку.
Собаки кружились в любовном танце, когда послышался странный тоненький писк. Это был Чарли. И он все понял.
– Детка, я все решил! Собирайся, мы отправляемся на край земли! Теперь мы вместе навсегда! – Чарли не хватило совсем чуть-чуть, чтобы успеть произнести это вслух.
Но Рада его даже не замечала. Чарли стоял неприкаянный, как одинокий гриб в лесу, выглядывающий из-под листика. Он еще раз попробовал приблизиться – но могутное тело Бэлла издало утробное рычание. Казалось, маленькая длинная мордочка здесь вообще ни при чем.
– Ууу-ааа-ууу-ууу! – неслось где-то вдалеке, становясь все тише. Пусть Чарли и не успел оказаться в нужное время в нужном месте, но он определенно был готов написать новые песни до следующего полнолуния. Несчастная любовь – спонсор творчества и двигатель прогресса на все времена. Тоже нужные вещи.
– Офигенно! А-фи-ген-но!
Защитник снимал на телефон наше с Радой хождение рядом.
– Вот, буду теперь всем клиентам демонстрировать как образцово-показательное!
Я ходила по площадке будто бы во сне – а в ушах звучал Моцарт. Рада плыла рядом, не отводя от меня глаз и ловя каждое мое движение. Еще месяц назад такое выполнение казалось мне недостижимым.
– Ты заметила хоть, что сама стала правильно двигаться? – защитник с видимым удовольствием закурил. – А то раньше ходила, будто в тебя кол вставили!
Мы разговорились, и я между делом поведала, что вчера гуляла с собакой два часа в парке под дождем.
– С дождевиком? – тоже между делом поинтересовался защитник, туша сигарету о лежащий на обочине кирпич.
– Нет, – посмеялась я.
Защитник выпрямился:
– Ну, с зонтом?
Я покачала головой.
– Прямо так, что ли? – воскликнул он.
Я закивала сквозь смех.
– Ну, точно будешь кинологом!! – защитник все равно нет-нет, да смотрел на меня, как на инопланетянку.
– Иногда и в нормальной семье рождается собачник! – ответила я ему своей любимой фразой[6].
– Да, кстати, – вспомнил вдруг защитник. Я уже почти прицепила к Радиному ошейнику поводок, но при слове «кстати» карабин щелкнул мимо кольца. – Я тут заметил: ты почти перед каждой командой говоришь собаке «Та-ак!» – защитник вернул меня с небес на землю.
Я покатилась со смеху – век живи, а всегда узнаешь о себе что-то новое, когда на тебя посмотрят со стороны.
– О, подожди, я ж сегодня свою овчарочку взял с собой! Сейчас приведу, посмотришь нашу послушку! – защитник метнулся к вольерам. Пусть мы с Радой и показали класс, так что выше только звезды, но защитник определенно причислял себя к последним.
Из вольера вылезло что-то маленькое, рыжее и скукоженное. Постепенно оно распрямилось, и я узнала в рыжем существе немецкую овчарку. Она непрерывно суетилась и поскуливала, бегая небольшими кругами и восьмерками. По завершении очередного цикла собака заискивающе подбегала к защитнику, снова становясь маленькой.
– Знакомься, это Цилли!
– Очень приятно. А почему она бегает с прижатыми ушами? – спросила я для общего развития.
Защитника этот вопрос будто бы застал врасплох:
– Да потому что она твою хочет сожрать, а я не разрешаю!
Мы с Радкой лишь удивленно переглянулись.
Защитник походил с овчаркой рядом – в целом неплохо, но иногда та подвисала и при повторной команде резко выбегала чуть вперед, еще сильнее прижимая уши.
Но во время демонстрации комплекса я уже не удержалась:
– А это у нее «сидеть» или «стоять»?
Собака скованно стояла на полусогнутых. Что «сидеть», что «стоять» на расстоянии выглядели у нее почти одинаково.
Защитник ответил испепеляющим взглядом. Но затем выдавил:
– Это – «стоять».
Я не стала больше ничего говорить – и так понятно, что Вселенная спустя месяц восстановила равновесие.
После импровизированных показательных выступлений мы, как ни в чем не бывало, продолжили занятия по защите. Но теперь защитник в принудительном порядке склонял меня к покупке для Рады «строгача» – такого железного ошейника с рядами тупых шипов.
Не знаю, была ли это месть за провал Цилли, но защитник не унимался:
– Да, у Рады отличное ОКД. Но когда у нее в поле зрения возникает рукав – сама видишь, она вся там. Это не дело. Купи строгач завтра же.
Мы препирались, наверное, целый час. Очевидное неравенство сил в итоге вынудило меня признать поражение.
– Возьми, не пожалеешь! Тем более, она у тебя тянет поводок!
Я мяла в руках Радину шлейку и чувствовала ком, подступающий к горлу.
Следующим вечером мы расположились посреди комнаты – я, Рада и строгач. Ведь мне дали партийное задание научиться его застегивать. Раз за разом я пыталась скрепить тугие звенья на шее не подозревающей о подставе Рады. У меня уже немели пальцы, а чувство вины зашкаливало, когда я свернула строгач в клубок и в слезах от души запульнула в противоположный конец комнаты. Он ударился о шкаф с посудой, и мы с Радой еще несколько минут сидели, обнявшись, под звук дрожащих в шкафу тарелок.
На следующий день я ехала на площадку с твердым намерением подарить строгач защитнику.
Шел конец мая, и в троллейбусах царила духота. Не спасали даже пара окон, открытых с риском быть загрызенными теплолюбивыми бабульками.
У Рады от жары текли слюни, и она натуральным образом оплевывала пространство вокруг себя. Сквозь годы помню те взгляды: сначала удивленные на пол, затем полные осуждения – на меня.
– Девушка, а вы знаете, что собаку нельзя везти без намордника? – вдруг прицепилась тетка с соседнего сиденья. С духом она собиралась не меньше десяти минут.
– А она разве вас трогает? – бесстрастно поинтересовалась я. Не хватало еще в такую жару напялить намордник. – Она на вас даже не смотрит.
– Нет, но может! А с вас потом штраф возьмут за такое, и не одну тысячу рублей! Это я вам из доброты говорю, если что! – в троллейбусе брызгала слюной уже не только Радка.
– В таком случае, коли начнется проверка, я надену.
Тетка, было, открыла рот для новых возражений, но в разговор вмешался мужчина.
– Вы чего пристаете к ребенку?! – рявкнул он. – Собака вас трогает?!
Тетка так и застыла с открытым ртом.
– Она вас трогает?! – повторил мужчина.
– А, а, не-е-т, – пролепетала зачинщица.
– Собака воспитанная, дрессированная – не видите, что ли? – мужчина продолжал наступление.
– Да я, я… из хороших ведь побуждений!
Уверена, самым большим желанием тетки было выпрыгнуть из троллейбуса на ходу.
– Тоже мне страна советов! Все, чтоб вы отстали от ребенка, чтоб я больше не видел, как вы докапываетесь!
О проекте
О подписке