II

Асем.

В переводе с казахского – «прекрасная».

Она и была прекрасной. Миниатюрная, хрупкая, с маленькими ладошками и ступнями, ростом едва ли выше метра шестидесяти. Каре из черных, как смоль, прямых волос, обрамлявшее молочно-белое лицо с раскосыми глазами. Тонкие губы, неизменно накрашенные помадой ярко-алого цвета.

Мать Асем была казашкой по национальности, а отца в ее жизни никогда не было. Жили они в России, в маленьком поселке на границе с Казахстаном. По всей видимости, недостаток отцовской любви и его участия определил выбор профессии Асем. Закончив с отличием среднюю школу, она уехала в Санкт-Петербург поступать в военно-космическую академию. Асем успешно сдала вступительные экзамены (недаром десятый и одиннадцатый классы усиленно занималась, в том числе физической подготовкой) и была зачислена на курс.

Ее мать приехала на торжественное мероприятие, посвященное приведению к Военной присяге курсантов, поплакала, глядя, как ее единственная дочь в мешковатой зеленой военной форме, сжимая автомат Калашникова в руках, стоя на плацу в кирзовых сапогах, недрогнувшим голосом с выражением приносит присягу:

«Я торжественно присягаю на верность своей Родине – Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать ее Конституцию и законы, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество»,

и уехала домой.

Спустя пять лет, после окончания академии Асем по распределению попала в тот же военный городок, где служил приехавший на год раньше лейтенант Виктор Свиридов.

* * *

В памяти по-прежнему было живо воспоминание о том, как он впервые увидел ее.

Двадцать пятого августа старый ПАЗ—3205 белого цвета, с оглушительным скрипом затормозивший на пятачке у магазина «Космос», натужно распахнул заедавшие двери.

Виктор стоял в тени плоского одноэтажного строения магазина, покрашенного известкой, и с интересом наблюдал за происходящим.

Ежегодно именно двадцать пятого августа в городок приезжала «новая кровь» – вчерашние выпускники военной академии, сегодняшние лейтенанты. Он и сам годом ранее приехал двадцать пятого августа. Виктор отчетливо помнил, как два часа трясся в духоте в том автобусе, битком забитым такими же, как и он, молодыми лейтенантами и их багажом. Сначала семьдесят километров от города Б. по шоссе. Потом еще около пятнадцати по разбитой дороге из железобетонных плит с торчащими повсюду прутьями арматуры и выбоинами, проложенной по степи. Помнил, как приехал и остолбенел, когда увидел ряд давно заброшенных многоподъездных крупнопанельных пятиэтажек (больше десяти, точно) – наследие Советского Союза, подчистую разваленное преемниками.

Полвека назад, в далеком шестьдесят четвертом году здесь была расквартирована дивизия численностью около десяти тысяч человек. В девяностые годы после распада СССР количество военнослужащих в городке резко сократилось, потребность в таком количестве благоустроенного жилья отпала. Имущество городка начали в открытую разворовывать. От некогда обжитых многоквартирных домов остались лишь железобетонные «коробки», выцветшие фасады которых еще хранили следы желто-оранжевой краски. Разобрали все, что могли унести и увезти: окна, двери, лестничные и балконные перила и ограждения. Впоследствии оконные и дверные проемы на первом этаже во всех заброшенных домах наглухо заложили разномастным кирпичом. Сделано это было для того, чтобы предотвратить разграбление (правда, чего именно было не совсем понятно, но, видимо, разграбленного) и использование заброшенных домов в качестве помойки, а также общественного туалета.

Вообще весь фонд служебного жилья городка делился на два вида: крупнопанельные пятиэтажки с тесными квартирками-хрущевками и четырехэтажные дома из силикатного кирпича с квартирами улучшенной планировки. Во всех жилых пятиэтажках окна первого этажа были наглухо заложены кирпичом. Мера была вынужденная, так как из дышавших на ладан коммуникаций в подвалах несло сыростью, из-за которой проживание в вымокших квартирах на первом этаже было невозможно. Кирпичные дома, построенные в семидесятых годах прошлого века, несмотря на убогий вид, в городке относили к категории «элитного жилья». Подвалы там были в лучшем состоянии, в подъездах было сухо.

Но и в «элитном жилье» была неразрешимая для этого военного городка проблема – комары. С ранней весны и до поздней осени назойливые насекомые безжалостно атаковали жителей городка. Вывести их было невозможно. Благоприятная среда теплых и сырых подвалов ежесекундно выпускала все новых и новых особей, которые мгновенно разлетались по квартирам.

Отличительной чертой этого затерянного в степи городка были спутниковые тарелки, огромные, метра полтора в диаметре. С телевидением, связью (в особенности мобильной) и интернетом здесь всегда были проблемы. Только в последние лет пять ситуация улучшилась – один из крупных российских операторов мобильной связи поставил неподалеку вышку, благодаря которой у жителей городка появилась возможность хоть и за бешеные деньги, но подключиться к более-менее стабильному каналу доступа к интернету.

А чего стоила бетонная скульптура веселого верблюда через дорогу от магазина «Космос» и Парка Победы…

Виктор хмыкнул.

Шедевр советской архитектуры. Корабль пустыни. Каждую весну перед Первым мая его старательно белили, аккуратно раскрашивали красками отдельные элементы: бетонную траву у ног двугорбого – в темно-зеленый цвет, бетонную уздечку – в охру. За те годы, что этот верблюд стоял там, он наверняка стал гораздо упитаннее от бессчетного количества слоев краски, нанесенных на него.

Да, убогости этому городку было не занимать.

Первое впечатление от увиденного у лейтенанта Свиридова было угнетающее. При распределении он заключил контракт с Министерством обороны на пять лет. Размашисто подписывая оба экземпляра, он с оптимизмом размышлял о прекрасном будущем, которое ждет его вдали от родных краев. Оптимизм сменился унынием, едва перед его глазами показались «достопримечательности» городка. Целых пять лет по контракту в «зоне отчуждения» показались ему тогда пыткой.

* * *

Но на лице Асем, проворно выскочившей первой из автобуса и вытащившей за собой на пыльный асфальт средних размеров чемодан, не было ни намека на уныние. Она с интересом огляделась вокруг, запрокинула голову, на мгновение подставив лицо знойному солнцу, подхватила за прямоугольную выдвижную ручку чемодан на колесиках и уверенно пошагала в сторону общежития.

Виктор завороженно глядел ей вслед и цокот ее каблучков, словно эхом отдавался в его ушах.

* * *

Ему было двадцать три, ей – двадцать два. Прошло почти десять лет. Как, черт возьми, летит время! Да и память уже не та. От воспоминаний об Асем остались лишь обрывки из самого значительного, что происходило с ними. Мелкие бытовые события просто стерлись.

* * *

Вскоре после приезда Асем предложили на выбор несколько квартир. Все они были полузаброшенные, требовали серьезного ремонта и особо друг от друга в лучшую сторону не отличались. В одной, например, раньше жила какая-то женщина с причудами, которая держала в квартире на пятом этаже коз. Самых настоящих коз.

Асем все-таки удалось найти наименее разгромленное жилище для себя, через два дома от Виктора. Новичок в хозяйственных делах городка, она решила навести справки у бывалых жителей и сама сделала первый шаг навстречу Виктору.

* * *

После утреннего собрания в офицерском клубе, проводившегося еженедельно по пятницам, Асем вместе со всеми вышла на крыльцо. Офицеры расходились, некоторые задержались покурить. Виктор быстрым шагом удалялся от офицерского клуба, когда Асем окликнула его со спины:

– Товарищ лейтенант!

Он резко остановился и с замиранием сердца обернулся. Голос у нее был звонкий, словно колокольчик.

– У вас не найдется пяти минут?

«Для вас – хоть вся жизнь!» – как последний идиот, чуть было не выпалил Виктор, но вовремя одумался и чересчур сдержанно ответил едва заметным кивком головы.

– Понимаете, – застенчиво заговорила Асем, – мне выдали квартиру… теперь нужно делать ремонт… хотя бы косметический… а я еще не освоилась здесь до конца…

Ему не требовалось долго объяснять. Виктор с готовностью рассказал, где и как можно купить необходимые строительные материалы, как привезти их в городок и, как бы подытожив сказанное, разумеется, вызвался помочь с ремонтом.

* * *

Это была самая счастливая осень в его жизни. Он до сих пор помнил все в мельчайших подробностях.

За год службы Виктор успел обзавестись автомобилем. Подержанным и повидавшим в этой жизни многое, однако, верой и правдой служившим хозяину, «фольксвагеном» поблекшего темно-зеленого цвета. В академии, когда он жил в казарме, машина была ему ни к чему – его свобода передвижения была ограничена до предела. По большому счету, личную свободу он не обрел и в городке – чтобы выйти за КПП в собственный выходной день, необходимо было заранее написать рапорт на имя командира воинской части, пройти инструктаж у начальника штаба о правилах поведения офицера в общественных местах. И далеко не всегда этот рапорт подписывался командиром.

Да и идти-то за КПП было, по сути, некуда. До ближайшего мало-мальски крупного населенного пункта (города Б.) – почти девяносто километров, из них около пятнадцати – по разбитой бетонке. Но, тем не менее, жажда свободы довлела над военнослужащими. Благо, в заграждении из колючей проволоки, густо намотанной на выкрашенные белой и черной краской невысокие опоры, с годами появлялось все больше дыр. Сквозь эти прорехи офицеры на своих автомобилях прямо по степи покидали пределы городка. Главное, по ухабам и песчаным насыпям добраться до бетонки.

Командование части регулярно вело борьбу с нарушителями контрольно-пропускного режима: проложенные офицерскими автомобилями тропы вручную перекапывались солдатами. После этого в степи появлялись новые пути отступления. Когда перекапывали их, офицеры засыпа́ли предыдущие траншеи.

Так и жили – в постоянном противостоянии.

На этом «фольксвагене» Виктор и Асем привезли все необходимые материалы. Пугая своим шумным появлением пасущихся в степи верблюдов и поднимая за собой столбы пыли, они не раз делали вылазки в город Б. то за шпатлевкой, то за обоями, то за линолеумом.

К зиме ремонт был закончен. Асем успела до наступления холодов утеплить старые окна, затыкав щели ватой, а потом поверх проклеив их лейкопластырем, и к Новому году в ее однокомнатной квартирке стало тепло и по-домашнему уютно.

* * *

Ежеквартально всем офицерам (и членам их семей) в городке выдавали общевойсковой паек. У Асем глаза округлились, когда она впервые увидела количество полагавшегося ей от государства продовольствия. Мука, гречка, перловка, рис, макароны, говяжья тушенка, рыбные консервы, масло растительное, масло сливочное, молоко длительного хранения, сгущенка, куриные яйца, чай, сахар, соль, лавровый лист, молотый черный перец, горчичный порошок, уксус, дрожжи, томатная паста, свежие овощи: картофель, капуста, свекла, морковь, лук… Все это измерялось мешками и коробками. Асем даже выдали килограммовый кусок голландского сыра, жестяную, как из-под тушенки, банку растворимого кофе, пакет изюма и зачем-то огромную оранжевую тыкву килограммов на шесть. С голоду не умрешь.

Виктор веселился от души, глядя, с какой заботой Асем укладывала в багажнике его «фольксвагена» это добро. Он-то, получая паек не первый раз, точно знал, что почти половина выдаваемых продуктов, хоть они и были весьма сносного качества, ему никогда не пригождалась.

Офицеры в городке наловчились за деньги сдавать ненужные им продукты на рынок в городе Б., а Виктор безвозмездно делился своим пайком с одной женщиной из гражданского персонала.

Вере Петровне было за пятьдесят. Она за копейки работала посудомойкой в солдатской столовой. В городе Б. у Веры Петровны жила (практически за чертой бедности) большая семья (дети и внуки). Каждый раз, когда Виктор стучался в фанерную дверь квартиры Веры Петровны, она со слезами на глазах смотрела, как он затаскивает мешки с мукой, крупами и овощами, коробки с консервами и сгущенкой в ее пустую кухоньку с покрашенными мрачной синей краской стенами, где стояли только старая плита-развалюха, колченогий стол и табурет. И всегда он подкладывал к общевойсковому пайку от себя или коробку шоколадных конфет, или пару пачек лучшего, какое только можно было найти в городе Б., печенья, или банку дорогого, более-менее качественного, растворимого кофе. Иногда он приносил ей ставшую ему ненужной или малой одежду и обувь, кое-какой камуфляж (все предварительно тщательно выстиранное и выглаженное). А когда однажды зимой Виктор обнаружил, что из-за разбитого оконного стекла в квартире Веры Петровны было холоднее, чем на улице, он быстро сбегал в один из заброшенных домов, нашел там целое стекло, принес его и заменил. Поэтому для Веры Петровны Виктор был не иначе как ниспосланный небесами ангел. Женщина души не чаяла в нем и всегда неловко улыбалась сквозь слезы, понимая, что отблагодарить его ничем не сможет, хотя Виктору от нее ничего взамен и не требовалось.

Асем была тронута заботой Виктора о Вере Петровне и впоследствии сама стала передавать часть своего пайка женщине.

* * *

Шло время, закончилась зима. Виктор и Асем не спешили съезжаться. Каждый из них жил в своей служебной квартире. Обоих это вполне устраивало.

Боевые дежурства у Виктора и Асем чаще всего не совпадали, вместе им удавалось проводить немного времени. Да и Асем, как иногда казалось Виктору, не торопилась подпускать его близко. Она все равно оставалась для него недочитанной книгой. Вероятно, это небольшое расстояние между ними и делало их отношения крепче.

Асем была немногословна. Даже выпитый ею алкоголь (что случалось крайне редко) не делал ее разговорчивее. Ее взгляд был гораздо красноречивее любых слов.

Но Виктор ни капли не сомневался в Асем. Чтобы чувствовать себя любимым, ему в тот момент не нужно было делить с ней кров – хватало проведенного вместе времени.

* * *

На задворках магазина «Космос» находился заброшенный спортзал. Свободного времени в закрытом городке было хоть отбавляй, и чтобы банально не спиться и не умереть от скуки, приходилось самостоятельно придумывать себе развлечения. Поэтому под предводительством Виктора его однокурсники практически сразу по приезде в городок получили разрешение командира воинской части привести это помещение в относительный порядок, чтобы ходить туда заниматься. На самодельных тренажерах, сделанных из чермета и вручную покрашенных краской, прямо как в начале девяностых, лейтенанты развивали мускулатуру и, безусловно, оздоравливались.

Постепенно о том, что в заброшенный спортзал ходят заниматься молодые лейтенанты-красавчики, узнали школьницы, выпускницы одиннадцатого класса. Это сейчас им уже под тридцать, а тогда этим слишком быстро взрослевшим девчонкам было, максимум, лет по шестнадцать – семнадцать.

В конце зимы несколько таких школьниц, человек пять, стали караулить лейтенантов у спортзала. Они, стараясь привлечь внимание молодых людей, прогуливались возле входа именно в то время, когда лейтенанты шли заниматься. Постреляв глазами, они стайкой продолжали кружить рядом со спортзалом, выжидая, когда же закончится тренировка, и им удастся снова бросить несколько взглядов на приглянувшихся офицеров. Заговорить первыми школьницы по юности лет стеснялись, а потому все их усилия сводились к красноречивым взглядам, которые и должны были, по их мнению, донести нужные сигналы до лейтенантов.

Лейтенанты все замечали, но виду не подавали. Практически каждая из школьниц была дочерью какого-нибудь офицера старше по званию и выше по должности. Учитывая чересчур юный возраст, каждый лейтенант отдавал себе отчет в том, какие последствия может иметь роман с кем-либо из этой стайки, а потому идти на сближение не торопился. Школьницы в свою очередь пытались форсировать события. Они окольными путями, через кого-то узнавали имена и фамилии лейтенантов, адреса, номера телефонов. Наряды их становились все откровеннее, а поведение – раскрепощеннее.

* * *

Однажды совершенно случайно Асем, возвращаясь с покупками из «Космоса», услышала обрывки девчоночьего разговора за магазином. Повинуясь неведомому инстинкту, она, стараясь двигаться бесшумно, прокралась вдоль беленной магазинной стены к разросшимся кустам, больше похожим на ивняк, и осторожно выглянула из своего укрытия.

Как раз в этот момент распахнулась дверь спортзала, и на улицу вышла компания лейтенантов, среди которых был Виктор. Школьницы, секунду назад со скучающим видом подпиравшие железный забор с погнутыми прутьями, встрепенулись.

Даже Асем заметила, как подбоченились лейтенанты, увидев «караул». Когда до нее наконец дошел весь смысл разговоров школьниц и их прогулок у спортзала, она пришла в бешенство.

* * *

Виктор пришел домой буквально через двадцать минут после того как Асем видела его, выходившим из спортзала. Он устало бросил в угол прихожей спортивную сумку, разулся и прошел в кухню.

Картина, представившаяся его взору, впечатляла.

Вся немногочисленная посуда, которой располагал холостяк Виктор, разбитая на мелкие осколки, валялась на полу в куче сахара – стеклянная сахарница вместе с содержимым тоже попалась кому-то под горячую руку. Два больших кухонных ножа были воткнуты в деревянный косяк на уровне глаз.

Виктор метнулся в комнату.

Почти вся его одежда, включая военную форму, была разбросана по комнате. Он схватил рубашку, другую и понял, что они облиты чем-то красно-оранжевым, жидким и липким. Оказалось, кетчупом и малиновым вареньем. Шторы в комнате были изрезаны на мелкие полоски и теперь больше напоминали самодельные жалюзи.

Напоследок Виктор заглянул в ванную.

Зубная паста, пена для бритья, лосьон после бритья, одеколон, шампунь, невесть откуда взявшаяся в его хозяйстве пена для ванны – все было вылито в заткнутую пробкой раковину. Чтобы смыть этот «коктейль», нужно было пальцами влезть в эту мерзкую жижу и поддеть пробку.

Виктор в недоумении посмотрел на свое отражение в помутневшем зеркале. Кому, а главное, зачем, понадобилось устраивать такой кавардак в его квартире? Дверь не выломана, значит, замки открыли ключами, которые были только у Асем.

Ответ был очевиден, но Виктор не мог понять мотив.

Он схватился за телефон.

– Чтобы я больше не видела тебя в окружении этих нимфеток! – не дав ему слова сказать, рявкнула в трубку Асем. – Учти, в следующий раз подожгу твою квартиру!

Виктор, вытаращив глаза, ошарашенно смотрел на свой мобильный телефон. Он не ослышался?!

Тихая и покладистая Асем превратилась в фурию. На пустом месте! Он ни разу не взглянул в сторону ни одной из этих школьниц!

Выйдя из ступора, Виктор посмотрел на часы и подскочил, как ужаленный. Через сорок пять минут ему заступать на боевое дежурство, а у него вся одежда в соусе из кетчупа и варенья. Чертыхаясь, он ломанулся к шкафу, в надежде отыскать хоть что-нибудь чистое. Тщетно, вся форма была испачкана. Он вовремя вспомнил о висевшем во встроенном шкафу в прихожей комплекте, ставшем ему малым. Еле втиснувшись в брюки и с трудом застегнув на вдохе китель, он помчался на боевое дежурство, решив отложить возникшую из ниоткуда проблему беспочвенной ревности до лучших времен.

* * *

Наутро Асем с виноватым видом встречала Виктора с боевого дежурства горячими пирожками и убранной квартирой.

Уставший, он, снимая всю ночь душившую его слишком маленькую рубашку, обреченно приготовился утешать Асем.

Ее слезы не заставили себя долго ждать. Едва Виктор вонзился зубами в пирожок, Асем зашлась в беззвучных рыданиях. Он чувствовал себя последним идиотом, спешно пытаясь разжевать и проглотить кусок злополучного пирожка, и обнимая дрожавшие плечи Асем.

Она проплакала у него на груди больше получаса, что-то бормоча и всхлипывая. Не спавший всю ночь Виктор из последних сил боролся со сном, но уже чувствовал, что скоро отключится.