11

Торговый центр был похож на декорацию к плохому научно-фантастическому фильму: здание, состоящее из одних острых углов. Он возвышался над развалинами древнегреческого порта Лакидон: Марсель возвел средоточие своей торговли на памятниках своего древнего прошлого. В праздничные дни половина жителей города топталась здесь. Сегодня утром Барон тоже был в их числе: он искал рождественский подарок для Евы – не духи и не украшение, а вещь высокого класса. Но что? Его воображение спотыкалось на границе, переход через которую он считал почти невозможным, – той, которая разделят мужской и женский вкусы.

Сам он на месте Евы согласился бы на оперную сумочку^[21]. Но что понравится ей?

Де Пальма быстро прошел через отдел белья: он плохо представлял себе, как стал бы покупать такие легкомысленные вещи, и к тому же ничего не понимал в размерах. Продавщица отдела – вульгарная накрашенная блондинка с волосами цвета утреннего солнца – смотрела на него так сердито, как будто он находился на запретной территории. Он остановился перед входом в отдел дамских сумок. Сумка Евы ему не нравилась – слишком броская. Но ему хотелось удивить ее чем-то более необычным.

Де Пальма вспомнил маленький, послушный легкому касанию пальца компьютерный планшет Полины Бертон. Этот двойной концентрат высоких технологий потряс его. Бессур уверял, что все его собрание оперных записей можно вместить в одно такое маленькое устройство.

Это понравится Еве, решил де Пальма и пошел в отдел компьютерной техники. Но в тот момент, когда он сходил с эскалатора на нужном этаже, позвонил Местр.

– Я нашел кое-что по делу о смерти Фортена. Есть свидетель… Думаю, мы сейчас же должны встретиться с ним.

– Где?

– На Поркероле^[22].

– Красивое место. Ты поедешь со мной?

– Нет.

– Почему?

– Я сейчас в Торговом центре, делаю покупки к Рождеству.

– Тогда я сдаюсь.

– Фамилия человека, с которым ты должен увидеться, – Мартини. Это капитан порта. Он был очень близко знаком с Фортеном.

Восточный ветер отступал, но боролся за каждый клочок территории между островом Пор-Кро и островами Леванта и уносил с собой запахи эвкалипта и сосен. Пристань на Поркероле была мокрой от брызг. В конце набережной стоял белый сборный дом, принадлежащий капитану.

– Рад вас видеть! – приветствовал своего гостя Мартини. Фуражка плотно сидела у него на голове. – Уже много дней я жду этой минуты.

– Почему ждете? – спросил де Пальма и выбросил сигарету.

– А чего вы хотите? Я не верю, что смерть Фортена – случайность. Это был ныряльщик, не имевший себе равных. В море для него не существовало тайн.

Капитан порта был худощавым человеком в поношенном, но имевшем приличный вид дождевике и парусиновых туфлях. Он пригласил Барона в дом. Там на синем письменном столе из огнеупорного пластика были разбросаны несколько морских карт. Ослепительные лучи солнца били в окна. Мартини опустил жалюзи и сел за стол. Де Пальма снял куртку, вынул из нагрудного кармана записную книжку и устроился напротив хозяина.

– Фортен жил здесь? – спросил он.

– Не все время. Он жил на своем корабле – на «Арануи».

Мартини часто проводил рукой по губам, как делают алкоголики, когда им хочется выпить.

– На следующий день после смерти Реми сюда приходил… как бы это сказать… один человек, – сказал он. – Парижанин. И весь такой шикарный! Он мне сказал: «Не могли бы вы указать мне корабль месье Фортена?» Я ответил, что «Арануи» находится в Тулоне, потому что его забрала морская жандармерия.

– Вы хотите сказать, что корабль месье Фортена был конфискован?

– Вот именно.

– Вы знаете почему?

– Наверное, у Фортена были долги.

– Когда у него конфисковали корабль?

– Шесть месяцев назад.

– Расскажите мне о человеке, который приходил к вам. Как он выглядел?

– Деньги у него есть: это видно по одежде. Пожилой, лет шестьдесят. Лысый, низкого роста, носит маленькие очки.

Мартини встал и взял со стоявшего на столе компьютера пачку «Мальборо».

– Так вот, – продолжал он. – Этот человек мне сказал: «Не могли бы вы, когда корабль Фортена будет возвращен, лично сообщить мне об этом?» И он дал мне карточку с номером телефона.

– Эта карточка есть у вас и теперь?

Капитан выпустил через нос струю сигаретного дыма.

– Вот она. Здесь только телефон, больше ничего нет.

– Почему вы не сказали об этом раньше?

– Я пытался, но и в полиции, и в жандармерии все меня прогоняли.

– Вы знаете, где сейчас находится корабль?

– Он стоит здесь. Люди из жандармерии привели его обратно через два дня после смерти Фортена.

– Вы сообщили об этом своему посетителю?

– Нет, – сказал Мартини.

«Арануи», красивое рыболовное судно, стояло у края мола, рядом с медленно гнившими там старыми посудинами. На очень прямом форштевне были написаны белыми буквами на ярко-красном фоне регистрационные данные судна. Стекла обоих окон капитанского мостика были разбиты; в обоих случаях трещины расходились из точки удара, как лучи звезды.

Де Пальма прыгнул на палубу. Скрипнула дверь кабины рулевого. Рядом со штурвалом, сделанным из красного дерева, лежал водолазный шлем. Фортен, должно быть, не отличался аккуратностью: рядом с навигационными инструментами валялось множество самых разных вещей.

В ящике для карт лежали листы крупного масштаба 1:50 000 – разделенная на части карта побережья между Марселем и Ниццей. В центре каланки Фортен начертил циркулем два полукруга и отметил красной линией маршрут, который вел к пещере Ле-Гуэн.

Лестница вела отсюда вниз, в трюм, где когда-то хранили рыбу. Фортен устроил в нем первую из своих комнат. Это было довольно просторное помещение прямоугольной формы с кухонным углом слева и большим столом, застеленным красной клетчатой клеенкой. Книжная полка, к которой был подвешен вентилятор, была полна книг, которые покоробились от сырого морского воздуха.

Вторая комната была гораздо больше и служила Фортену спальней и сараем. Здесь стояла кушетка, сделанная из матраса, а на потолке висела желтая керосиновая лампа. В дальнем конце комнаты Фортен встроил в стену шкаф, где хранил свое подводное снаряжение – два поношенных водолазных костюма, целую коллекцию масок и сапоги.

Де Пальма перевернул здесь все предметы, но ничего не нашел и вернулся обратно.

Под столом был большой выдвижной ящик, где лежала стопка карт и рядом с ней – измерительный циркуль. Большая часть карт тоже относилась к побережью. На них было проведено много линий между мысом Моржиу и оконечностью Бухты Чуда и поставлено огромное количество крестиков, отмечавших скалы и островки. Одна линия вела к пещере Ле-Гуэн.

Де Пальма положил на стол одну карту и вынул из стопки другую. На этой была надпись красного цвета:

2° 43′ 57″ В

42° 37′ 3″ С

Координаты какой-то точки на одном из холмов возле Марселя. На участке от неизвестно чего и до неизвестно чего. Де Пальма свернул обе карты вместе в трубку и перевязал веревкой, которая валялась на полу. Он вернулся на палубу и, найдя место, укрытое от ветра и брызг, сразу же позвонил по номеру, который ему дал капитан порта. Ответил женский, немного разбитый голос:

– Это секретарь доктора Кайоля. Я вас слушаю.

– А? Простите. Я, должно быть, ошибся, – извинился де Пальма и прервал разговор.

С доктором Кайолем он был знаком уже давно. Это был психиатр, который уже много лет лечил Тома Отрана.

12

Полина Бертон никогда не погружалась под воду одна. В это утро ее сопровождал Тьери Гарсия – молодой ученый, специалист по мадленской культуре, заменивший Фортена.

Спуск ко входу в пещеру Ле Туэн проходил без помех. До глубины десяти метров рельеф сохранял свою ярко-зеленую окраску. По этому изумрудному фону были рассыпаны черные пятна, – это морские ежи укрывались в углублениях скал. Разноцветные рыбы-юнкера^[23] отщипывали кусочки от кораллин^[24]. Гарсия указал Полине на лангуста, который отступал в свою узкую каменную нору, немного опустив антенны.

Два археолога медленно приближались к тускло окрашенному, почти вертикальному спуску.

Чуть ниже их ожидало хаотическое нагромождение камней, которые каким-то образом умудрялись сохранить равновесие. На глубине восемнадцати метров свет начал тускнеть. Все цвета медленно исчезали в черноте, которая еще сохраняла синий оттенок.

Через одинаковые промежутки времени Полина выпускала в воду длинные цепочки пузырьков кислорода. Над головой у нее были серебристая поверхность моря и длинная «нить Ариадны», дальний конец которой словно растворялся в проникавшем сверху свете.

На глубине тридцати метров Полина долго водила лучом фонаря по поверхности скалы, поднимавшейся, как стена, над едва видимым отсюда дном.

Природная наблюдательность еще никогда не подводила ее. Полина заметила, что несколько водорослей и один спирографис^[25] сорваны со своих мест. Она запомнила это и отодвинулась от стены.

Тридцать восемь метров. Полина опустила глаза и отыскала взглядом вход в пещеру. Перед входом ее ждал Гарсия. Над входным отверстием висела табличка из нержавеющей стали:

МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ.

ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Теперь Гарсия плыл первым, а Полина – на расстоянии двух метров позади него. Два раза ее баллоны задевали поверхность скалы, и скрежет стали, царапавшей известняк, резал Полине уши. Свист редуктора с каждым медленным вдохом становился все пронзительнее и все больше привлекал к себе внимание.

Полина не позволяла себе ни о чем думать до тех пор, пока не выйдет из этой длинной каменной норы. Ей казалось, что холодная вода сдавила ее, как невидимые тиски.

Когда женщина-археолог выплывала из первого подводного зала, ей показалось, что в одном из бесчисленных туннелей, проникавших в каменное чрево горы и в нем терявшихся, был виден свет лампы ныряльщика.

Сразу за выходом ее ждали на скале веревки и алюминиевая пластина, необходимые для продолжения спуска. Два техника, которые спустились сюда раньше, уже приготовили для них эти вещи и теперь устанавливали освещение.

Полина выпрямилась. Ее ноги еще болели от холода и движения ползком по туннелю.

Женщина-ученый сняла ласты, откинула с головы капюшон и сделала несколько шагов в сторону длинных, окрашенных в черный и желтый цвета реек, которые служили ориентирами при топографической съемке.

– Сюда нужно больше света, – сказала она, показывая на участок, находившийся в полутени. – Сегодня и в ближайшие дни мы будем работать здесь.

Каждое слово отдавалось странным эхом от сводов этого подземного зала в глубине пещеры Ле-Гуэн. Один из техников установил прожектор на выдвижную треногу и включил его. В пещере зажегся яркий свет, и она стала похожа на мокрое горло, покрытое сыпью ржавого цвета.

Над головой Полины были ясно видны три рисунка ладоней. На каждой из них не хватало пальцев.

Стена пещеры была изрезана косыми линиями. Во время первых раскопок команда Палестро и Кристины Отран лишь поверхностно осмотрела эту часть пещеры и обнаружила только изображения ладоней. Новым исследователям надо будет изучить здесь все или почти все.

Полина сделала много снимков, стараясь как можно точнее нацеливать аппарат на каждый участок пола и стен, потом отложила фотоаппарат.

– Зажгите факел, – приказала она, открывая свой переносной компьютер.

С самого начала своих раскопок в пещере Ле-Гуэн Полина пользовалась тем простым освещением, которое применяли первобытные люди: оно позволяло лучше представить себе их намерения. Каждый сеанс работ фиксировался на пленке, и кадры сразу же передавались на аппаратуру обработки снимков. Фотоаппарат мог рассмотреть то, что ускользнуло от человеческих глаз. Полина взяла палку, пропитанную смолой, и зажгла ее.

– Тьери, ты не мог бы погасить прожекторы?

Желтое пламя факела заплясало посреди темноты, и фигуры на стене словно зашевелились. Освещенные сбоку, линии на разрушенном временем камне превратились в глубокие черные надрезы. Полина провела факелом вдоль стены, и стал виден еще один вырезанный рисунок – изображение барана, а потом что-то вроде птичьей головы.

– Похоже, это какой-то хищник, – пробормотал Тьери, державший фотоаппарат.

– Возможно, если только это не второй «убитый человек».

Она подошла к рисунку. В колеблющемся свете факела казалось, что фигура на стене оживает.

– Смотри, это вроде бы тело – туловище и конечности. А там – кривой клюв, как у орла.

Рисунок, нанесенный на стену, заканчивался на изгибе потолка. Полина провела по линиям пальцем.

– Эти две большие линии могут изображать копья или что-то подобное, что летит к нему. Что ты на это скажешь?

– Это в точности как у другой фигуры «убитого человека» – той, которую мы нашли в первом зале.

Вдруг Полина наклонила свой факел. Его огонь качнулся влево. Рисунок исчез, и на его месте появилась ограда из линий, начерченная вокруг него.

– Дорого бы я дал, чтобы определить время создания этих рисунков!

– Может оказаться, что первый и второй рисунки разделяют тысячи лет. Мы возьмем пробы из надрезов, а потом увидим, что скажут в лаборатории.

– Значит, отправим пробы в лабораторию, в Жиф-сюр-Ивет?

– Да. Можешь включить освещение.

Полина погасила факел, окунув его в ведро с водой.

– В одном я уверена, – сказала она. – Косые линии означают отрицание того, что нарисовано ниже их. Они имели магическое значение. Люди вернулись сюда, увидели этих «барана» и «убитого человека» и решили от них отречься.

– Почему?

– Ты задал единственный хороший вопрос, мы не скоро найдем ответ на него, – усмехнулась Полина.

– Кристина Отран пыталась ответить…

– Ее теории заходили слишком далеко, – сухо произнесла Полина. – Она уже была наполовину сумасшедшей. Не все можно объяснить магией. Она говорила, что с этих рисунков собирали кальций, потому что считали, что он заряжен магической силой.

Тьери опустил голову. Имя Кристины Отран ни разу не было произнесено с самого начала раскопок, словно на него было наложено табу. Никто не говорил о том, что произошло в этой пещере.

– Ох! Смотри, еще один отпечаток! Правая ладонь! – внезапно воскликнула Полина и вдруг словно окаменела.

На отпечатке не хватало большого пальца и одной фаланги среднего. След ладони был точно такой же, как на фотоснимке из службы криминалистического учета, который ей показал де Пальма. Контур рисунка был очень четким: раздвинутые пальцы и ладонь были окружены пятнами охры и красной краски.

– Что-то не так? – спросил Тьери.

– Нет, все нормально. Просто у меня в уме мелькнула глупая мысль.

Сказав это, Полина невольно вздрогнула. Потом она сделала несколько пометок в своей записной книжке и наброски рисунков.

Вдруг раздался звук, похожий на рычание. Тьери Гарсия весь напрягся и бросил на Полину вопросительный взгляд. Она движением головы указала ему на дальний конец пещеры.

– Я думаю, это ветер пролетел сквозь глубокую щель, которая там есть. Раньше был еще один вход в пещеру, как раз над большим колодцем. Шесть лет назад его засыпал обвал.

– Странно, но звук очень похож на мужской голос.

– Надеюсь, это не доисторические шаманы просыпаются ото сна, – пошутил Гарсия.

– Не шути с такими вещами! Человек никогда не знает, что может случиться.

Потом они еще два часа измеряли каменные выступы и ребра, чтобы описание пещеры было полным. Примерно в полдень Полина направилась к большим точкам, которые были поставлены углем вокруг негативных отпечатков ладони.

– Надо взять образцы красок, отправим их на датировку, – пояснила она. Потом подумала несколько секунд и добавила: – Отправим их в лабораторию сегодня.

– Я займусь этим, – пообещал Гарсия.

Баллоны были еще влажными, когда Тьери Гарсия надел их себе на плечи. Жюльер Марсо, техник из Управления подводных археологических исследований, который в этот момент устанавливал видеосвязь с поверхностью, спросил, сомневаясь:

– Ты уже поднимаешься, Тьери?

– Я должен отнести это в лабораторию сегодня вечером.

Взгляд Марсо сосредоточился на коробке, которую Гарсия держал в руках.

– Что это такое?

– Образцы красящих веществ, которые мы обнаружили возле большого колодца. Полина хочет, чтобы анализы этих проб были сделаны как можно скорее, а поскольку сегодня пятница, их нужно срочно отправить.

Марсо посмотрел на большие водонепроницаемые часы, которые носил на руке.

– Ты едва успеешь попасть в Марсель до закрытия почты.

Гарсия выпустил немного кислорода из редуктора, подтянул ремни своего снаряжения и вошел в воду. Если двигаться достаточно быстро, не нужно будет делать остановку для декомпрессии, поэтому он увеличил скорость. Меньше чем через четверть часа он оказался на глубине меньше тридцати пяти метров. До конца туннеля оставалось всего десять взмахов руки. А после этого он до конца будет плыть только по открытому пространству.

На последнем повороте все вокруг стало белым: мелкие частицы глины, устилавшие пол этого узкого прохода, всплыли вверх и замутили воду так, что не стало видно почти ничего. Гарсия выругался. Свет фонаря, который был у него на голове, отражался от воды, непрозрачной и молочно-белой из-за глиняной взвеси, и ослеплял его.