Вот к кафедре «Общества Игры» подошли два парня. Все закончилось довольно быстро. Хотя Чад не слышал их разговора, но он увидел реакцию представителей «Игры». Самый длинный из троих со скучающим, равнодушным видом трижды отрицательно покачал головой и произнес три раза:
– Нет, нет, нет.
Потом к кафедре подошли две девочки, каждая обладала внешностью, по мнению Чада, способной смягчить каменные сердца представителей «Общества Игры». Чад осторожно подобрался поближе и принялся прислушиваться к их разговору.
– Здрасте! – поприветствовала всех троих одна из девочек. – Вот, увидели ваше объявление и хотим спросить, в какие игры вы тут играете?
– А вы какие предпочитаете? – спросил Длинный без всяких, даже косвенных, намеков.
– Я люблю игры для компании вроде «Твистера», – ответила вторая девочка.
– Нет, – сказал Длинный и отвернулся.
– Может, у вас проводятся игры для большой компании?
– Нет.
– Значит, играют в настольные?
– Нет.
– Так в какие же?
Девочке ответил второй по росту представитель «Игры»:
– Вряд ли вам понравится то, во что у нас играют.
– Но ведь вы ничего о нас не знаете.
Другие представители «Игры» переглянулись. Они как будто криво усмехнулись, а может, телепатически обменялись осуждающими словами, трудно сказать.
Наконец заговорил самый низкорослый представитель «Игры»:
– Давайте не будем напрасно тратить ничье время.
– По-моему, вы просто грубияны, – заметила вторая девочка. – Ваши конкуренты наперебой заманивали нас к себе. – В доказательство она помахала стопкой листовок и брошюр.
– А у вас даже листовок нет, – сказала первая девочка. – Так что вряд ли кто-то вступит в ваше дурацкое общество.
Три представителя «Общества Игры» бесстрастно и молча смотрели на девочек.
Девочки ушли, переговариваясь и кивая, – видимо, у них сложилось невысокое мнение об «Обществе Игры». И все же Чад заметил в их позах и жестах признаки разочарования. Паруса обвисли, ветер утих.
На долю секунды Чад восхитился жестокостью «Общества Игры», даже немного позавидовал им. Вот бы и он мог стать таким… Впрочем, он быстро опомнился. Девочек все-таки жаль.
Джек и Джолион куда-то пробирались. Чад брел в нескольких шагах позади и лишь вполуха слушал их разговоры. Что-то об абортах, каламбурах и мандаринах. Чад никак не мог забыть вопросы девочек и ответы представителей «Общества Игры».
– Бар в Питте уже закрылся, может, двинем в «Герб Черчилля»? – предложил Джек.
– Пошли, – согласился Джолион.
– Нет, погодите, – остановил друзей Чад. – Давайте подойдем еще к одному обществу… последнему.
IX(i). Внутри у меня еще не все улеглось после прогулки. Попробую забыть, как ужасно она закончилась. Теперь в голове ясность, мне почти не нужны мнемоники, чтобы выполнять послеобеденный распорядок. Надо воспользоваться драгоценным временем не только для творчества, но и для подготовки не к таким светлым дням.
Я выхожу на кухню, достаю из жестянки из-под печенья запас таблеток на три недели и принимаюсь раскладывать их по лоткам для льда, но в них мало места. Приятно с усилием отвинчивать крышки, которые придуманы специально, чтобы лекарства случайно не достали маленькие дети, и с хрустом вскрывать новые упаковки. Большим пальцем я выдавливаю таблетки из фольги. Это такое же приятное занятие, как и хлопать пузырьки на пузырчатой упаковке.
У меня скопилась солидная коллекция медикаментов. Диазепам, лоразепам, кодипар, диклофенак, викодин, дигидрокодеин, оксиконтин, перкоцет… Обожаю странные названия лекарств. По-моему, необычные названия тоже играют определенную роль в моем пристрастии – такую же роль для филателиста играют марки, выпущенные в чужих, далеких странах.
Я собираю свою коллекцию уже четырнадцать лет, мне помогают многие уловки, в том числе и простой шантаж – оказывается, этот метод необычайно действенный. Записываюсь на прием к доктору, обычно пожилому, которому осталось несколько лет до пенсии. Постепенно упрашиваю его увеличить дозу. Как только он идет мне навстречу – все, он мой. Визиты учащаются, я прошу новые препараты, в бо́льших дозах. В какой-то момент доктор отказывает, тогда я угрожаю пожаловаться на него в медицинский совет, властям, напишу в газеты. Я журналист, говорю я, и всегда могу сослаться на проводимое независимое расследование. Врач уже влип по уши и сильно рискует.
Коллекция пополняется.
IX(ii). Я ненадолго отвлекаюсь от компьютера. Мне хочется впустить в себя внешний мир, вдохнуть его ароматы. Поэтому я подхожу к окну. И вдруг вижу чудо. Самолетик вернулся! Он снова выводит в небе петли. Теперь в небе написано: «САЛЮТ, НЬЮ-ЙОРК». Спустя несколько секунд буквы выцветают и постепенно исчезают.
Я хлопаю в ладоши, и мой внутренний мир из черно-белого превращается в разноцветный.
Вот я описываю чудесное зрелище, и вдруг мне открывается его таинственный смысл – в нем зашифровано важное послание. Итак, пора завязывать с таблетками. Я начну серьезно тренироваться. Отныне мое главное лекарство – внешний мир. А от таблеток надо отвыкать.
Обещаю. Не забуду. Начну с завтрашнего дня.
X. Они стояли по росту, самый длинный слева. На нем был шерстяной зеленовато-серый однобортный пиджак, а под пиджаком – накрахмаленная белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Рубашку он заправил в джинсы – белесые, выцветшие, такие уже лет десять, а то и больше, как вышли из моды. Стрижка у Длинного короткая и аккуратная, волосы на косой пробор. Он носил очки с большими линзами, похожие на «авиаторы». В целом Длинный напоминал молодого лондонского бухгалтера, одевшегося для выходных в Котсуолде. Двадцать пять лет, а выглядит на все пятьдесят.
Двое его спутников походили на него: рубашки тоже заправлены в джинсы, но без пиджаков и нет очков. У Среднего волосы черные и жесткие, из носа торчат волоски. Коротышка – почти бесцветный блондин. Со своими серьезными минами они напоминали аспирантов естественно-научного факультета – те тоже всегда невозмутимы, даже когда цитируют Дугласа Адамса[2] или «Монти Пайтон».[3]
Хотя обычно Чад робел, он вдруг направился прямо к кафедре и положил на нее ладони. Джек собирался что-то сказать, но Чад его опередил:
– У меня к вам предложение, совершенно оригинальная и необычная игра.
Представители «Общества Игры» не шелохнулись.
– Но если вы считаете, что оригинальные и необычные идеи – это не ваше, так и скажите, я сразу же уйду. – Чад поднял руки и собрался уходить.
– Продолжай! – велел Длинный.
– Игроков шесть, игра состоит из нескольких раундов – по одному раунду в неделю. Чем-то напоминает салонную игру в последствия. Каждому проигравшему назначается задание, которое надо обязательно выполнить, иначе он выбывает. Задания предполагают чисто психологические действия: проигравшие должны сделать нечто неудобное или унизительное для себя. В ходе розыгрышей выбывают те игроки, которые не сумеют исполнить свои задания до конца. Игра продолжается до тех пор, пока не остается один победитель.
Джолион шагнул вперед и стал плечом к плечу с другом.
– Игра ведется в обстановке строжайшей секретности, – подхватил он, будучи уверенным в необходимости упомянуть о секретности сразу же.
– Да, совершенная секретность жизненно необходима, – кивнул Чад.
– Успех в игре зависит от сочетания везения и искусства, – продолжал Джолион, – совсем как в реальной жизни…
Он замолчал и невольно задумался – тогда впервые задумался – над интересной аналогией, которая ему очень понравилась: да, игра в реальную жизнь.
– Все игроки вносят залог, – сказал Чад.
– Конечно, – подхватил Джолион, – и если кто-то отказывается выполнить задание, он автоматически теряет залог. Причем залог должен быть не мелкой суммой… Все отчужденные залоги добавляются к гран-при.
– Погодите, – остановил Длинный, поднимая указательный палец. Затем произнес, глядя на Чада: – Имя, пожалуйста.
– Чад Мейсон.
Средний достал из кармана джинсов блокнотик, из нагрудного кармана рубашки – ручку и что-то записал.
– Имя, пожалуйста, – повторил Длинный, переводя взгляд на Джолиона.
Джолион назвался, и Средний записал его тоже.
– Продолжайте! – велел Длинный.
– А я Джек. Джек Эндрю Томсон. Не Томпсон, а Томсон. Без «п» в середине.
– Продолжайте, – повторил Длинный. – И расскажите подробнее, какого рода задания… последствия.
Джолион покосился на Чада. Игру во всех подробностях они еще не успели обсудить.
– Вначале задания простые… смешные, юмористические, – нерешительно начал Чад.
– Да, юмористические, – повторил Джолион. Он тянул время в попытке что-нибудь придумать. – Вообще задания обсуждаются всеми игроками совместно, но на ранних этапах они достаточно легкие в исполнении и могут вызвать лишь небольшое неудобство. Например, вы извещаете всех в колледже – с помощью плакатов, заметки в еженедельнике и так далее, – что вы в определенное время и в определенном месте дадите сольный концерт.
Выражение лица Длинного не изменилось.
– Или устроите показ фокусов, – продолжал Джолион. – Фокусы – так несовременно, вы согласны?
Длинный по-прежнему никак не реагировал. Вероятно, слова Джолиона не произвели на него никакого впечатления.
– Фокусы ни за что не понравятся в Питте, – продолжал Джолион.
– Вполне возможно, придется сделать что-то совсем простое – например, явиться на консультацию с голым торсом или в бикини, если задание выполняет девушка, – сказал Чад.
Он представил себе одну девушку в синем бикини, промелькнула мысль, что ее лопатки щекочет кожаное кресло в кабинете наставника, а эссе легко лежит на коленях, как накрахмаленная белая салфетка.
– Или наоборот, – продолжил Джолион, ему показалось, что им пока не удалось произвести впечатление. – Проигравший обязан целый месяц всюду ходить в костюме и при галстуке. – Джолион посмотрел на Длинного, кажется, песок в песочных часах иссякает слишком быстро. – А залог теряет не только тот, кто не выполнит задания, но и тот, кто расскажет хотя бы одному постороннему человеку, кроме участвующих игроков, почему он так странно себя ведет. Повторяю, секретность в нашей Игре – очень важный фактор.
– Дальше по ходу Игры задания становятся все труднее, – подхватил Чад, но тут же замолчал, ведь для продолжения пришлось бы вступить на еще неизведанную территорию.
– Мы не намерены подвергать кого-либо опасности или требовать от кого-то противозаконных поступков. Но, как уже сказал Чад, задания будут постепенно усложняться и делаться все неудобнее. Лично для меня в этом заключен один из самых интересных элементов Игры – подвергаться унижению на глазах у очевидцев! Лично меня ужасает сама мысль о пении на публике. Если мне достанется такое задание, я, возможно, выкину белый флаг и сразу же лишусь залога. С другой стороны, для кого-то пение – удовольствие, и игрок будет только рад такому испытанию. Тут дело не столько в унижении действием, сколько в психологическом надрыве. Ну и конечно, кому как повезет… – Джолион снова тянул время в надежде быстро придумать какое-нибудь задание сложнее. – Например… например, проигравший обязан будет три раза обежать голышом парадный двор. – Он поморщился и подумал: «Как перепившийся регбист… Хотя это ужасно банально!»
– Или устроить выставку картин, – брякнул Чад, сразу же пожалев о своем предложении.
Длинный расправил плечи. Судя по всему, его заинтересованность постепенно проходила. В задумчивости он отвел взгляд от Джолиона и Чада и посмотрел в пространство.
Джек кашлянул и, хотя слышал об Игре впервые, начал говорить:
– У нас есть и другие идеи. Можно, например, вступить в левацкую студенческую группировку и произнести речь, которая будет признана расистской или сексистской… Такие речи их больше всего заводят, потому что у них напрочь отсутствует чувство юмора… Или, например, проигравший будет обязан прочесть лекцию о Маргарет Тэтчер и объявить, что для вас она не злодейка, а, наоборот, героиня и спасительница нации. Надо будет внушать высоколобым либералам, что убивать аргентинцев на Фолклендах было необходимо, а Тэтчер спасла экономику, дав хороший пинок шахтерам. – Джек ухмыльнулся, собственное предложение нравилось ему все больше и больше. – Представьте, что тут начнется! Аудитория взорвется, ведь лектор разворошит их уютный муравейник… Настоящий бедлам! С тем, кто произнесет такую речь, не будет разговаривать ни один человек во всем колледже.
Длинный снова слегка оживился и, задумчиво прикусывая губу, спросил:
– А что еще?
– Да мыслей у нас до фига, – ответил Джек. – Постепенно задания делаются серьезнее и мрачнее. Но мы уже рассказали достаточно, чтобы вы уяснили общий смысл.
Длинный повернулся влево и приказал:
– Запиши его имя.
– Томсон без «п», – напомнил Джек, пока Средний заполнял третью строчку в блокноте.
– Ну а почему вы обратились к нам? – спросил Длинный.
– Нам нужно финансирование, – ответил Чад.
Представители «Игры» переглянулись и, видимо, без слов пришли к согласию. Сначала улыбнулся один из них, потом заулыбались все трое.
– Десяти тысяч фунтов вам хватит? – спросил Длинный.
– Как вы понимаете, предложение делается небескорыстно, – добавил Средний.
А Коротышка осторожно и вместе с тем язвительно подхватил:
– Вам придется представить официальную заявку. Объемом… думаю, достаточно будет одной стороны листа формата А4.
– Извините, десять тысяч фунтов? – спросил Чад. – Вы сказали – десять тысяч, верно?
– Да, мистер Мейсон, десять тысяч фунтов, или примерно двадцать тысяч ваших американских долларов, – ответил Длинный. – Если вы представите нам заявку. И если мы ее одобрим.
Чад изо всех сил старался не расхохотаться.
– Мы вынуждены настаивать еще на одном важном условии, – продолжал Длинный. – При каждом раунде или розыгрыше на всем протяжении Игры обязательно будет присутствовать хотя бы один из нас троих. Наше присутствие необходимо не только на розыгрышах, но и при выполнении заданий. Отказаться от данного условия нельзя. Мы ни в коем случае не станем вмешиваться. Мы всегда будем действовать всего лишь в качестве молчаливых наблюдателей, если только не произойдет какого-нибудь существенного нарушения правил. И последнее. В заявке вы должны подробнее описать характер заданий.
– Нам очень понравились идеи… – Средний глянул в блокнот, – идеи мистера Томсона.
– Пожалуй, вам стоит развивать стратегию в направлении, намеченном мистером Томсоном, – сказал Коротышка.
Затем Длинный застегнул пуговицы на пиджаке:
– Мистер Мейсон, мы не раздаем деньги кому попало. Для этого требуется нечто особенное. Но у вашей игры, как нам кажется, есть потенциал.
Средний взял маленькую вывеску «Общество Игры», а Коротышка достал из заднего кармана джинсов карточку и что-то записал на ней.
– Связаться с нами можно только по этому номеру. Номер мобильного телефона, так что на вашем месте я не стал бы напрасно тратить время, пытаясь разыскать нас в каком-нибудь колледже или другом учреждении.
– Мобильник, – фыркнул Джек. – Значит, вы богатенькие извращенцы?
В Питте мобильный телефон тогда имелся только у одного студента – виконта и будущего наследника одного из самых крупных состояний в Европе.
Словно намеренно не замечая Джека, Длинный взял карточку у Коротышки и протянул ее Чаду.
– Вам дается время до понедельника, – произнес он. – Скажем, не позднее полудня. Место встречи выберите сами, позвоните и дайте нам знать. – Он дважды стукнул костяшками пальцев по краю кафедры.
Чаду показалось, что Средний и Коротышка вздохнули с облегчением, а может, даже с благодарностью. Длинный кивнул своим низкорослым спутникам, и они ушли гуськом. Первым шел Длинный, совсем как утка, которая ведет выводок. Вскоре над толпой осталась видна только его голова.
XI(i). Сегодня меня разбудило солнце. Должно быть, вчера вечером я не задернул шторы из-за волнения после прогулки, первым днем тренировки. Кстати, надо больше гулять.
Целых три года, с самого начала моего затворничества, я просыпался только от противных звуков мусоровозов, которые приезжают каждое утро. Они занимаются сизифовым трудом – убирают мусор большого города.
Но сегодня я просыпаюсь от радости. Я совершил поразительное новое открытие. Позвольте вначале коротко рассказать своего рода предысторию. Моя квартира на местном жаргоне называется «паровозиком». Такое название она получила из-за планировки: три узких и длинных помещения идут друг за другом, как купе поезда. Кухня находится сзади, гостиная впереди, а спальня – посередине. Дверные проемы имеются, но двери есть только на концах. И если на кухню и в гостиную свет извне еще проникает, спальня в моем «паровозике» – настоящее сердце тьмы.
Поэтому утром, когда я впервые просыпаюсь в залитой солнцем спальне, я вдруг замечаю в изножье кровати большой платяной шкаф. Откуда он взялся? Нет, конечно, я помню, что там стоял большой платяной шкаф. Хотя с женой я развелся, рассудок еще не окончательно меня покинул. И все-таки… Сколько времени, оказывается, я не раздвигал шторы и не поднимал жалюзи!
Более того, я не очень-то люблю свет настольных ламп или люстр. В спальне нет ни одной неперегоревшей лампочки. Если подумать, мне одному чем еще можно заниматься в спальне, если не спать? В темноте! Более того, для самых мрачных часов у меня имеется фонарик на бечевке, иногда я вешаю его на шею. Фонарик я включаю, когда он нужен. Когда нет – экономлю батарейки. Настенные или потолочные светильники приходится включать только в том случае, если какая-то работа требует задействовать обе руки.
Но я отвлекся от более насущных вопросов. Да, сегодня утром я замечаю в лучах солнца шкаф, и меня посещает интересная мысль. Шкаф так давно не открывался, что я позабыл о его содержимом.
Позвольте ненадолго вас покинуть. Душа требует открытий. Обещаю, я сразу же расскажу о находках.
XI(ii). Настоящий ад! Девять, десять, одиннадцать часов назад я спустился в какой-то круг ада. Большой шкаф – не что иное, как пыточная камера самого Сатаны.
При свете фонаря я жадно разглядываю содержимое. Вот что находится в шкафу: «Монополия», «Змеи и лестницы», «Родео», шахматы, «Угадайка», «Улика», «Операция», «Риск», нарды, «Пятнашки», «Эрудит», покер на костях, «Морской бой», «Уно», шашки, маджонг…
Сначала я бурно радуюсь. Мне кажется, что я набрел на настоящую сокровищницу, на пещеру Али-Бабы. Столько игр! Столько материала для тренировок! Настоящий тренажерный зал для ума.
Сначала я вытаскиваю коробку с любимой семейной игрой «Монополия» и выбираю противников.
Я кидаю кубик первым и покупаю, покупаю, покупаю. Мои вымышленные противники играют безрассудно, свою собственность я продаю по выгодным для себя ценам. И все-таки, несмотря ни на что, я проигрываю. Кубик против меня, вскоре мне не хватает даже на булочку в булочной. Конечно, «Монополия» – ужасно глупая игра. В ней многое зависит от везения. Такую тупую игру даже заканчивать не хочется. Доску я швыряю через всю комнату, а бумажные доллары подбрасываю в воздух. Рву карточки «События» и «Счастливый случай». Никогда в жизни не буду больше играть в эту тупую, идиотскую игру.
Я решаю выбрать игру, в которой не все определяется везением. Вынимаю «Эрудит» из старой коробки, раскладываю доску на кровати и снова испытываю растущее волнение. Я решаю сыграть один на один (не для увеличения шансов на выигрыш, поймите, а просто немного подкорректировать расклад).
О проекте
О подписке