Глава 5. Алиса

Я пробираюсь по двору, крадучись, почти бесшумно передвигаюсь по вымощенным дорожкам. По дереву забираюсь в окно своей комнаты и, оценив обстановку, понимаю, что тут никого не было. Похоже, что мое отсутствие так и не было никем замечено. Облегченно выдыхаю, снимаю платье и прячу его в коробку под кроватью. Туда же отправляю свои туфли на высоком каблуке, сумочку и пачку сигарет. Быстро смываю косметику и, сменив изящное кружевное белье на комплект простого, хлопкового, укладываюсь в постель. Ночка выдалась долгая, и я быстро засыпаю.

Утром меня будит чей-то крик. Я подскакиваю в кровати, понимая, что этот крик мне не приснился. По дому слышны шаги, беготня и какая-то возня.

Беспокойство в раз охватывает меня, чувствую, что случилось что-то плохое. Натягиваю домашний халат и выбегаю из комнаты. Крик повторяется, и я бегу на него, как на маяк. Добегаю до спальни папы. Не сразу понимаю, что не так с картиной, которая открывается моему взору, но, когда приходит осознание, я сползаю по стеночке, не в силах проронить и слова.

Отец лежит на постели, широко расставив руки, а мачеха склонилась над ним и громко уродливо рыдает. Она не стесняется слуг, которые прибежали на ее вопль, как и я, рыдает, не скрывая эмоций.

Отчего-то первая мысль, которая приходит в голову, о том, как она сейчас уродливо выглядит. И только потом приходит понимание, что папа не дышит. Его глаза открыты и в них нет жизни. Я, словно в замедленной съемке какого-то страшного кино, наблюдаю за суетой вокруг, а потом, как в тумане, вижу мужчину во врачебном халате, который склонился над отцом и проверяет пульс. Он что-то говорит моей мачехе, но я не слышу его.

Я и так знаю, что случилось непоправимое. Папы больше нет. Его с нами не было уже тогда, когда я услышала истошный вопль Насти. И все, что происходит вокруг, – врачи, полиция… вся эта суета… Это лишь декорации к этому ужасному факту.

Папы больше нет.

Он больше никогда не станет отчитывать меня за непослушание.

Никогда он не войдет в мою комнату, чтобы пожелать спокойной ночи.

Его больше нет.

Словно в тумане, смотрю, как его тело выносят на носилках. Отчего-то мне не хочется бежать за этими людьми с истошными воплями. Хочется закричать. Громко, дико. Но я сдерживаю себя. И этот вопль так и оседает в горле комом, который я не могу проглотить.

На трясущихся ногах плетусь назад в свою комнату и падаю на кровать. Мне так больно и страшно, но отчего-то слез нет. Это ощущается как удар, который слишком внезапный и ужасный, чтобы я могла принять его. Теперь у меня никого не осталось.

Но осознание этого факта не вызывает слез, оно рвет душу на части. Хочется выть и стонать, но на деле я лежу безвольной куклой в постели. И только через какое-то время с трудом мне удается подобрать к груди колени и повернуться на бок, свернувшись калачиком.

Я не помню, как умерла мама. Была слишком маленькой, чтобы запомнить. Но отсутствие рядом материнского тепла ощущала всегда, сколько помню себя.

Вспомнила, как папа отчитывал меня за то, что поздно вернулась после вечеринки. И подумала о том, что больше никогда он меня за это не станет ругать. И от этой мысли слезы брызнули из глаз. Почему-то именно это воспоминание стало толчком к выплеску эмоций. Сейчас я осознала, что так он проявлял свою заботу, потому что любил. А ведь раньше я не ценила этого, считая его заботу чем-то обыденным. И вот теперь, когда его не стало, мысль, что больше некому обо мне позаботиться, отозвалась болью потери.

Я накрылась одеялом с головой, стараясь отгородиться от ужасных новостей. Словно в домике, я по-детски наивно представляла себе, что весь этот кошмар мне просто приснился. Но реальность от этого не менялась. Зарывшись лицом в подушку, я горько заплакала, вымещая в нее всю боль и отчаяние.

* * *

Прошел год

– Не смей закрываться от меня, мерзавка,– кричит Анастасия в мою дверь, с силой ударяя по ней кулаком.

С тех пор, как умер отец, и моя мачеха стала владелицей всего, что у него было, она относилась ко мне как к балласту, при каждом удобном случае подчеркивая то, как ей непросто заботиться обо мне. Она решает за меня абсолютно все – что мне делать, какие книги читать, чем увлекаться… Я уже не говорю о встречах с парнями. Все, что касается мужского пола, под запретом для меня. Она контролирует каждый мой шаг и даже дошла до того, что пару раз взламывала мои странички в соцсетях.

Меня бесит это ее отношение ко мне, и терпеть это всю жизнь я не намерена. Да и не станет она заботиться обо мне так долго. По условиям папиного завещания она обязана это делать только до достижения мной двадцати шести лет. А значит, к этой дате я должна получить образование, и научиться зарабатывать на жизнь.

Но пока этого не произошло, наши стычки с Анастасией стали практически ежедневными. И каждый раз все заканчивалось моим побегом в мою комнату, а она все стояла под дверью, продолжая барабанить и выкрикивать оскорбления в мой адрес.

Вот и сейчас она ворчит под дверью, все сильнее стучась в нее. И я надеюсь только на то, что замок в двери окажется сильнее ее гнева.

Шумно выдыхая и стараясь не замечать крики за моей дверью, я присаживаюсь на кровать. Смотрю на фотографии, которые стоят в рамках на тумбе рядом. В одной рамке фото мамы, в другой – отца. Надеюсь, что теперь они вместе и счастливы. Смахиваю непрошеную слезинку, и подавляю в себе рыдания. В такие минуты мне кажется, что хуже, чем сейчас, ничего быть не может. Но тут же говорю себе. Что это малодушие, а дочь Михаила Захарова не может себе позволить быть малодушной. Папа всегда умел справляться с любыми трудностями, а значит, и я смогу.

Наконец, моя мачеха выдохлась и перестала выкрикивать оскорбления в мой адрес. Громко стукнув по двери напоследок, она шумно затопала своими каблуками прочь. Ну, и на том спасибо.

«Я соскучился, детка. Заеду за тобой сегодня в десять», – читаю смс от моего парня, и губы растягиваются в улыбке.

С Лешей мы познакомились в начале учебного года в универе. Первое время я не обращала на него внимания. Но однажды нас случайно заперли двоих в аудитории на целый час. Мы разговорились, особенно не переживая о нашем заточении. Я точно помнила, что в этой аудитории должна быть лекция у другого потока, поэтому нас бы точно в скором времени нашли. И оказалось, что у нас много общего. Если в моем случае мачеха не давала мне свободно дышать, то у него дома был строгий отец.

«Хорошо, жду», – отправляю в ответ.

Резко подскакиваю в постели и заглядываю под кровать. Там припрятаны красивые вещи на случай свидания. Анастасия никогда бы не одобрила покупку вот этого малинового чуда длиной до середины бедра, она считает такие платья слишком вызывающими, хоть и одевается сама не менее вызывающе. Но, видимо, по ее логике, ей можно одеваться как угодно, а мне положено выглядеть, как монашка.

Прикладываю к себе платье и кручусь с ним возле зеркала. Мне нравится Леша, но еще больше мне нравится думать, что я смогла обмануть чертову мачеху, надевая красивое платье на свидание к парню. А еще ведь я смогла с ним встретиться, несмотря на все палки в колеса и тотальный контроль. Конечно, это пародия на свободу, но отказать себе хоть в таком малом удовольствии не могу.

Переодеваюсь и подкручиваю плойкой волосы, достаю косметичку и наношу макияж. Усердно крашу ресницы и брови, мне всегда хотелось, чтобы они были поярче. И вот макияж готов, а я счастливо подмигиваю своему отражению в зеркале.

В десять вечера выглядываю в окно и, убедившись, что никого внизу нет, вылезаю, перебираюсь на ствол дерева, которое растет прямо у окна. Аккуратно спускаюсь вниз, крадучись, добираюсь до калитки на заднем дворе. И облегченно выдыхаю, оказавшись на свободе.

Недалеко от калитки я вижу машину Леши. Вернее, это машина его отца и, наверняка он просто стащил авто, чтобы приехать сегодня ко мне. Не совсем мужской поступок, но мне все равно. Я устала от диктатуры со стороны мачехи, и сейчас мне не хочется думать о том, как выглядят со стороны поступки парня.

Забираюсь на переднее сидение и тянусь к парню в водительском кресле. Обнимаю его за шею и чмокаю в губы. Он за талию притягивает меня к себе. И через пару секунд мы страстно целуемся в машине.

– Ты такая горячая, – говорит он осипшим голосом мне в губы.

– Угу, – мычу ему в губы, продолжая целовать его.

Так проходит практически каждое наше свидание. Меня волнует та таинственность, которая окружает эти встречи, ведь нам обоим сейчас нельзя выходить из дома. А запретный плод всегда сладок. Поэтому сейчас я упиваюсь мнимым ощущением свободы.

Рука парня скользит по моему бедру, крепко его сжимая, а потом все выше. Когда он уже касается моих трусиков, я накрываю его ладонь своей.

– Не спеши, – шепчу ему в губы, чуть отстраняясь.

– Ты всегда так говоришь, – говорит, зарываясь носом мне в волосы.

Мне нравится Леша, но пойти до конца и лишиться девственности на сидении авто я не готова. Поэтому каждый раз я его тактично останавливаю на самом интересном.

– Мне уже пора возвращаться, – говорю, снова чмокнув в губы.

Парень разочарованно выдыхает, но не настаивает. Разжимает руки, и мне удается выпорхнуть из его объятий.

Посылаю ему воздушный поцелуй и бегу к калитке, ведущей на задний двор. Легко и бесшумно открываю замок, пробираюсь во двор и крадусь к дереву, не забывая поглядывать по сторонам. Забираюсь назад в свою комнату. И только оказавшись в своей комнате, я могу выдохнуть, понимая, что и в этот раз моя ночная вылазка осталась незамеченной.

Глава 6. Николай

– Уходим отсюда, – командую в трубку мобильного Стасу. После того, как мы потеряли треть своих людей в этой стычке, понимаю, что сегодня нам не победить. А значит, приоритет номер один – сохранить жизни тех, кому удалось уцелеть.

После того, как Максима выбрали на пост мэра города, среди криминальных банд начались разборки за власть. Раньше Князеву удалось сильно расширить границы подконтрольных ему владений, но теперь шакалы почуяли, что без вожака империя Князя может дать трещину. И все, у кого хватало наглости и смелости, дорвались до оружия, пытаясь отхватить себе кусок пожирней. Но, словно этого мало, вчерашние друзья стали поглядывать по сторонам в поисках друга понадежнее.

Я глубоко вдохнул, зажимая рукой бок, из которого сочилась кровь. Мне надо к Хирургу, как можно быстрее. А потом придется на пару недель залечь на дно. Это я хорошо понимал. Но оставить своих ребят никак не мог.

– Ну, где вы там? – рявкает в мобильный Стас. Он сидит во внедорожнике. Ему удалось выбраться первым из перестрелки, и теперь он сидит за рулем внедорожника, ожидая меня.

– Выходим, – говорю в трубку. Подхватываю Вовку, перекинув его руку через шею, чтобы удобней было тащить. Парня сильно зацепило, а своих мы не бросаем.

Ребята начали выбегать из ангара. За ними были слышны выстрелы, но я лишь видел, что они уверенно отступают. И сейчас хотел только, чтобы все остались целы.

Парни запрыгивали во внедорожники, стоящие возле ангара. Последними выходим мы с Вовкой, тот еле переставляет ноги. Не успел я подумать, как Стас выскочил из внедорожника и закинул в ангар гранату. Подхватил Вовку под вторую руку, и вот уже мы бежим к внедорожнику что есть силы.

Бок болит, в глазах плывет, но я собираю волю в кулак, не давая себе раскиснуть. Добегаем до машины, успеваем спрятаться за ней до того, как раздается громкий взрыв. Да, нехило Стас «закрыл за нами двери».

Закидываем Вовку на заднее сидение внедорожника, парень не может сидеть, поэтому мы кое-как укладываем его на бок. Сам я забираюсь на переднее пассажирское сидение, а Стас запрыгивает в водительское кресло.

– К Хирургу. Живо. – Командую я, и Стас резко жмет на педаль газа. Машина с ревом трогается с места. Когда-то давно Влад Волошин, теперь больше известный как Хирург, крупно подставился. Ему грозила расправа от наших «коллег», но Князю удалось отбить его. И теперь парень предан ему душой и своими золотыми руками. Каждый раз, когда надо кого-то подлатать, мы едем к нему. Работает он быстро, и полиции о таких визитах не сообщает.

– Я смотрю, тебя тоже зацепило, – кивает Стас в сторону моего окровавленного бока.

Я инстинктивно зажимаю рану рукой, стараясь замедлить потерю крови.

– Есть немного, – отвечаю хрипло.

У меня темнеет в глазах, но я не даю себе расслабиться и отключиться. Нужно доехать до Хирурга, точно знаю, что по возможности нужно оставаться в сознании. Да и что там с Вовкой непонятно, совсем он затих на заднем сидении.

Когда машина тормозит возле здания клиники, Стас выходит и открывает заднюю дверь. Взваливает себе на плечо Вовчика, и тащит к входной двери. Я наблюдаю за ним, изо всех сил стараясь встать. Наконец мне это удается, и я вываливаюсь из внедорожника.

Кое-как удается дойти до входной двери, хватаюсь за ручку и захожу в коридор больницы. В глазах все плывет, но я не впервые в этих стенах, и у меня получается идти, едва перебирая ногами. Ко мне подбегает кто-то, я не могу разобрать черты лица человека, но когда он начинает говорить, узнаю Хирурга по голосу.

– Блть, какого хрена? – его голос едва различим, и слышится все тише. – Почему на ногах?

Мои ноги становятся ватными, и я оседаю на пол. Пытаюсь ухватиться за стену, но все никак не получается ее нащупать.

– В операционную его. Быстро. – Последнее, что слышу перед тем, как сознание проваливается в темноту.

* * *

Я плыву по волнам, с силой загребая руками. Мне нужно на другой берег, точно это знаю. Но как бы я не махал руками, как бы не рвался вперед, берег не приближается, а наоборот, мне кажется, что он все дальше. Набираю побольше воздуха в грудь, ощущая как больно простреливает огнем в боку.