Отношения между Верой и Тимуром только начинали зарождаться. Большую часть времени они проводили на работе в ресторане. Избегая слухов и сплетен, на глазах коллег Тимур был сдержан и не подавал вида, что яркая кокетка Вера ему симпатична, и долгое время скрывал свое влечение. Ему не хотелось, чтобы из-за особенного отношения к ней пострадала его репутация строгого администратора и расшаталась дисциплина в коллективе. Рыжеволосая красавица не выходила у него из головы, его настораживало ветреное поведение Веры, но он больше не мог сопротивляться законам природы. Начав встречаться, они договорились не позволять себе вольностей на работе, никаких сюсюканий и прикосновений. На работе они коллеги, он управляющий, она его подчиненная. А наедине они могут быть самими собой, не стесняться проявлений своих чувств. Пылкие взгляды и огонек в глазах влюбленных скрыть от любопытных коллег не удалось, как они ни старались. По ресторану давно уже расползались слухи об их взаимоотношениях.
Вера наслаждалась встречей с Тимуром. Ей было с ним так хорошо и легко, что проблемы с матерью отошли на второй план. Они в обнимку гуляли по Коломенскому парку, обходя центральные дорожки, находя более безлюдные места. Веру, знающую этот парк как свои пять пальцев, удивляло открытие новых, неведомых доселе троп. С ним она вообще на многое смотрела по-новому. Он был интересным собеседником, серьезным и вдумчивым мужчиной, у которого на первый план выходили карьерные достижения и общественное положение. Он был на пороге тридцатилетия, довольно солидного возраста, но еще не совсем зрелого. Внешне он соответствовал своему возрасту: стройный, симпатичный молодой человек, одевающийся по моде. Разве что глубокая морщинка между бровями придавала его лицу излишнюю серьезность. Ну и целеустремленность, начитанность, умение безупречно держаться делали его старше своих лет.
При нем Вера становилась более покладистой и спокойной, характер выравнивался. Он не делал ей замечаний, он не указывал на ее недостатки. Тимур ласково называл ее Лисенком, но не потому, что она рыжая или хитрая. Вера не была хитрой. А как он сам объяснял, потому что, как лиса, изящная, женственная, уверенная в себе, готовая и укусить, если надо. Находясь рядом с Тимуром, она сама хотела соответствовать ему, такому сдержанному и спокойному. С его подачи ей верилось, что она найдет путь к чему-то лучшему в этой жизни. Тимур был для нее лучиком, путеводителем по жизни. Чем больше она его познавала, тем ярче и больше наполнялась светом ее душа. Другие мужчины воспринимали ее как желанную игрушку. Отдаваясь разврату и потехам, насытившись ее красивым телом, быстро забывали и переставали интересоваться. Они не замечали ее саму, ее сущность не волновала их.
Нагулявшись вдоволь, они проголодались и заглянули в кафе. Было очень шумно и многолюдно. Обнаружив единственный свободный столик не в самом подходящем месте возле туалета, Тимур предложил уйти. Но чувство голода давало о себе знать, да и кафе было настолько уютным, что они решили остаться и расположились напротив друг друга на мягких диванчиках. В скором времени им принесли заказ.
– Лисенок, я заметил, ты сегодня чем-то огорчена. Грустна. Дома все хорошо?
– А, поругалась с мамой. Забей, – отмахнувшись, сказала Вера, затем поправила себя: – Все нормально, как обычно, не стоит переживаний.
– Может, я могу чем-то помочь? Я бы не хотел вмешиваться в ваши взаимоотношения, но если необходимо поговорить …
– Нет, не надо, – отрезала Вера.
– Рано или поздно встреча с твоей мамой все равно должна состояться. Ты не хочешь меня показывать? Ты этого не хочешь?
Вера вспомнила слова матери о Тимуре.
– Хочу, очень хочу. Просто сейчас не самое подходящее время для этого.
– Знай, я готов.
Тимур открыл пакетик с сахаром, насыпал его в чашку с кофе, долго размешивал ложечкой и отдал Вере. Затем проделал то же самое со своим кофе. Он поступал так всегда, будь это обертка от мороженого, бутылка с водой. Сначала ей, а потом себе. А Вере этот жест внимания и заботы очень нравился. Понимая, что разговоры о матери для Веры болезненны, Тимур поменял тему.
– Ты смелая? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Я уверен, ты смелая и боевая. Как насчет прыгнуть с парашютом?
– О, нет! – Вера рассмеялась. – Не настолько.
– Я тоже пока не решаюсь, – улыбнулся Тимур. – Может, начнем с малого? Полетаем вместе в аэротрубе?
– Прикольно! – Ее глаза заблестели. Вера снова себя поправила: – Мне кажется, это более безопасно и интригующе.
– Значит, договорились. В следующий общий выходной летим.
– А ты уже пробовал? – спросила Вера.
– Нет. Для тебя, как и для меня, это будет впервые. Хочу ощутить эти эмоции с тобой.
– Я думала, мы пойдем на Клода Моне.
– Не думал, что тебя это увлечет.
– Ты так много про него рассказывал, что мне стало интересно… – Вера сделала серьезное лицо и начала, как ученица у доски, рассказывать выученный урок: – Моне – отец импрессионизма. Он прошел долгий путь от насмешек и нищеты до всемирного признания. Обожал свой сад в Живерни, его вдохновляли цветы, пейзажи, но и жен, детей он тоже рисовал. Был дважды женат. Первая жена умерла от туберкулеза, осталось двое сыновей. Вторую он взял с шестью детьми, но она потом тоже умерла. У него была катаракта на обоих глазах, даже после операций он не переставал рисовать. Некоторые его полотна стоят миллиарды. Его имя стало брендом, в честь него до сих пор называют рестораны, салоны красоты и многое другое.
– Ты так внимательно меня слушала, – смущенно опустив глаза, сказал Тимур. – Значит, решено: пойдем на его выставку тоже.
Он встал, сел рядом с ней на диванчик, обнял ее нежно.
– Лисенок мой внимательный. Лисенок любит слушать, – сказал Тимур, смотря в ее зеленые глаза, поправляя локон, выпавший из прически.
Они молча сидели в полной идиллии, их руки и ноги сплелись как ветви деревьев. Только посетители кафе, направлявшиеся в уборную, беспокоили Тимура. Мужчины всех возрастов, рас и мастей, проходя мимо них, не отводили масляных взглядов от Веры. Их даже не смущало, что девушка была не свободна и сидела не одна, они не скрывали своих грязных желаний. Сама Вера почувствовала волнение Тимура. Он больше не мог этого терпеть. Он оплатил счет и молча направился к выходу. Вера поспешила за ним.
– Подожди, ты очень быстро идешь. Что случилось? Я что-то сделала не так?
Он резко остановился. Она поравнялась с ним. Глаза их встретились.
– Я должен… должен знать… Ты моя? – собравшись с духом, спросил Тимур.
– Конечно, я твоя. Твой Лисенок, – гладя его по волосам, улыбаясь, сказала Вера.
– Нет! Ты не поняла, Вера… – вздохнул Тимур. – Я должен понимать…
Она все хорошо понимала.
– Я твоя и только твоя, – ответила Вера и закрепила свои слова поцелуем.
Вернувшись, на пороге дома Вера встретила удивленных мать и сестру. Марго посмотрела на часы: без пяти десять вечера.
– Что-то случилось? Все нормально? – спросила Ника, переглядываясь с Марго.
– Зашибись, сестренка, – с улыбкой сказала Вера.
– Вот это да. Первый раз пришла вовремя, – сказала Маргарита.
– Ты опять недовольна?
– Довольна, просто поражена. Я не пойму, ты пьяна? – присматриваясь к дочери, спросила Маргарита.
– Трезвая я. – Вера дыхнула матери в лицо в подтверждение.
– Мама, ты не видишь? Да, она пьяна от любви, – хихикнув, сказала Ника.
– Тимур сказал, что не надо расстраивать маму. Сказано – к десяти быть дома, значит, к десяти, – сказала Вера. – Он хороший, а ты не хочешь с ним знакомиться.
– Все равно это ничего не решает. Один раз это не считается. Его мне здесь еще не хватало, – размахивая руками, пробормотала Марго и ушла в свою комнату.
Лежа в кровати, Вера думала о Тимуре, о прошедшем дне. На столе возле окна в вазе стояла алая роза, подаренная им. Ей столько раз дарили огромные красивые букеты. Но эта одинокая роза, одна сторона которой освещалась светом от уличного фонаря, а другая оставалась в тени, была прекраснее всех. Так в тени оставалось и ее будущее с ним. Что ее ждет дальше, она не знала, но жизнь начинала обретать смысл. Эта неизвестность будоражила и возбуждала ее. Под порханье крыльев бабочек, которых в ее животе становилось день ото дня все больше, она уснула.
Дни проходили, сменяя один другим. Как-то, возвращаясь домой после суток на работе, Маргарита увидела недалеко от дома главную сплетницу двора бабу Маню. Та считала, что день прожит зря, если она не перемолола кому-то кости или не разузнала про соседей что-то пикантное. Воспользовавшись моментом, когда старушка повернулась к ней спиной, Марго резко изменила маршрут, чтобы незаметно проскользнуть к подъезду. Но мимо бабы Мани муха не пролетит, да и мышь в норку к себе ничего не затащит.
– Ой, Вера, Верочка, – закричала вдогонку баба Маня, жаждущая поговорить.
Маргарита оглянулась, понимая, что избежать разговора не удастся.
– Здравствуйте, баба Маня! – сказала Маргарита.
– Ой, Маргарита! Вы с Верой так похожи, обозналась, обе красавицы. А от нее вообще глаз не отвести. Видела ее с новым кавалером под руку, провожал ее. Машина у него хорошая, иномарка. Ничего так, солидный, симпатичный, пылинки с нее сдувает. Хорош, хорош. А она прямо куколка, изменилась, повзрослела, за ум взялась. А младшая у тебя умница, вся в тебя. Порфирий Олегович без ума от нее, говорит, такая рука легкая, что он забывает, как боится уколов. Ника всегда поможет, отзывчивая, добрая девочка. Хорошие они у тебя, работают, помогают, не бездельничают как эти Ивановы из двести семьдесят первой квартиры. Хорошо воспитала, молодец! Дай Бог, Дай Бог! Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. А муж, царствие ему небесное, золото был. Сколько уже прошло?
– Пять лет, – с грустью в глазах сказала Марго.
– Ой, ой! Может, замуж выйдешь? Поди, плохо без мужика. Ты ведь баба-то еще хоть куда. Вон я тебя за Верку приняла.
– Я со смены, баба Маня.
– Поди, устала, да?
– Да.
– Я быстро, что спросить хотела-то. Не знаешь, кто ремонт начал у вас в подъезде делать? Вот сволочи, в выходные дни шумели, остатки старой мебели возле мусоропровода оставили. Поди, руки отвалятся, если на улицу в мусорный контейнер отнесут. Ругаться собралась.
– Нет, не знаю. Меня дома-то не бывает.
– Ну, давай, не буду задерживать. Давай, иди, поспи! Больные, поди, тяжелые были, работа в реанимации нелегкая у тебя.
Зайдя в квартиру, Марго разулась, положила сумочку и ключи на столик в прихожей. Надела тапочки, пошла к себе в комнату переодеваться. Дочек уже в доме не было, они ушли на работу. В квартире царили тишина и спокойствие. Но на душе спокойствия не было, скука и тоска одолевали Марго. От ощущения сжигающего одиночества подступил ком к горлу.
Облачившись в домашний халат, Маргарита пошла на кухню перекусить. Работе она отдавала себя полностью и не помнила, когда ела в последний раз. Она не хотела готовить, не было ни желания, ни сил, но желудок сводило. Оставалось лишь на скорую руку сделать яичницу. Открыла холодильник. Приготовленная еда была аккуратно разложена по контейнерам, оставалось только разогреть. На тарелках, накрытых пищевой пленкой, красовалась закуска: колбаса и сыр. Ника постаралась, чтобы мать после смены не утруждалась. Несмотря на голод, Марго захлопнула холодильник. Ком, стоящий в горле, не уходил, аппетит пропал. Это было так тоскливо – есть одной. Она решила занять себя домашними делами, чтобы прогнать грусть. Окинув взглядом квартиру, Маргарита поняла, что везде, кроме комнаты Веры, царила безукоризненная чистота. Требующего стирки грязного белья и глажки не было. Посуда вымыта и расставлена по местам. Ника постаралась избавить мать от домашних дел.
Марго вернулась к себе в комнату, поняв, что делать по дому нечего. Пощелкав пультом и не заинтересовавшись ни одной программой, она выключила телевизор. Ощущение кома в горле нарастало. Жизнь на работе протекала по-другому, кипела, бурлила, Маргарита чувствовала себя там уверенной, нужной, ей восхищались. А дома уверенности не было. Вера не сегодня-завтра выйдет замуж. Ника рано или поздно тоже. Она останется совсем одна, у девочек будут свои семьи. И даже любящий муж ее тоже покинул и отправился на небеса. Так распорядилась судьба. Нить, связывающая ее с дочерями, изо дня в день становилась тоньше. Маргарита знала, что девочки смогут прожить без нее. Они выросли, она чувствовала, что все меньше они в ней нуждаются. Ника будет хорошей хозяйкой, с ее спокойным покладистым характером у младшей все сложится хорошо. Вера целеустремленная, боевая, не пропадет и не даст себя в обиду.
Маргарита уронила лицо в ладони от безысходной предсказуемости и определенности ее одинокого будущего. Порой она сама не понимала, чего хочет. Зарыдала диким воплем, дав выход чувствам. Нарыдавшись вдоволь, до состояния, когда горло распухло, а нос перестал дышать, она провалилась в глубокий сон.
Погружаясь в свои страхи, теряя контроль над собой, эгоистка Марго не замечала своих материнских ошибок и опрометчивых поступков по отношению к дочерям.
Прошла неделя после убийства Марии Образцовой. Дело стало громким, благодаря средствам массовой информации. Интернет и некоторые газеты, опубликовавшие заметки о происшествии, пестрили заголовками: «Освободительница душ», «Освобождая души», «Убийца освобождает их души и вырезает им язык», «Освобожденные убийцей». Так разыскиваемая убийца получила прозвище, и теперь даже полицейские называли ее Освободительницей. Такое внимание прессы к этим двум убийствам и излишняя осведомленность граждан могли помешать расследованию преступления. Однако некоторые нюансы, касающиеся почерка убийцы, все же удалось скрыть от пронырливых репортеров. Такие подробности, как вложенная в руку жертв фигурка весов и отрезанный язык в мусорном ведре, остались тайной следствия и не были обнародованы.
Расследование приобрело значительный масштаб. Дело Марии Образцовой объединили с делом Натальи Соколовой. Следственно-оперативную группу увеличили до четырех следователей, не считая возглавившего группу начальника первого отдела, полковника юстиции Михаила Зуева.
Медведев рассматривал следователей, которых собрали за огромным столом для обсуждения личности преступницы. Члены группы были знакомы друг с другом. Ведущим следователем назначили Медведева. Единственной женщиной в группе была лейтенант Светлана Осипова, натура флегматичная, спокойно реагирующая на выпады мужчин в коллективе. Макс относился к ней с симпатией и уважением, она умела слушать, методично и четко выполняла работу. С напарником Осиповой майором Мухиным Макс когда-то вел одно дело. Этот тщеславный и высокомерный тип любил создавать проблемы. Мухин, как всегда, с ухмылкой на лице, сидел напротив, чем раздражал Макса еще больше. Майор Медведев не был доволен, что придется вести совместное расследование с Мухиным. Надо признать, что неприязнь между майорами была взаимной.
Психолог-криминалист доктор Беркович раздал каждому участнику совещания папку с документами, где был изложен составленный им психологический портрет убийцы. Беркович умел так глубоко проникать в недра разума преступников, что зачастую обнаруживал далеко не чудовищ, а несчастных или психологически травмированных людей, запутавшихся в жизненных обстоятельствах или не оправившихся после душевного потрясения. Внешне он походил на Винни Пуха из советского мультфильма: полнота, костюм темно-коричневого цвета, а самое главное – взгляд его круглых удивленных глаз. Когда он говорил, то создавалось ощущение, что он получает удовольствие от звучания своего голоса, манер, самого себя в целом. Сочетание невинного взгляда Винни Пуха и самоуверенного голоса Берковича казалось Медведеву противоестественным и действовало на нервы. Он предпочитал либо слушать эксперта, либо смотреть на него.
О проекте
О подписке