Цитаты из книг автора «Консуэло де Сент-Экзюпери»

Его приглашали против его воли. А он, сам не зная почему, чувствовал себя обязанным принимать приглашения. Он был нелюдимым и одиноким. Но при этом любил хорошую компанию. Трезвонящий телефон вызывал у него ужас. Друзья могли беседовать с ним часами.

Ах! Это профессия, это священное искусство – быть спутницей великого художника! Этому ремеслу учишься только на практике, долгие годы… потому что ему можно научиться. Я была глупой. Я считала, что тоже имею право на свою долю восхищения. Я думала, это наш совместный труд… Какая ошибка! Нет ничего более личного для художника, чем его творения: даже если вы положили на это свою молодость, любовь, деньги, упорство, ничто, ничто вам не принадлежит!

– Сейчас я пишу книгу, состоящую сплошь из личных впечатлений, – рассказывал Тонио. – Я ведь не писатель по профессии. Я не могу писать о том, чего не пережил сам. Я должен выложиться целиком, чтобы выразить себя и – скажу больше – чтобы почувствовать себя вправе думать.

Напрасно он пытался заставить их принять меня.

Я не была француженкой, они не хотели меня видеть, знать меня, игнорировали мое существование. Я частенько жаловалась Тонио, а он говорил, что от этого у него начинает болеть голова…

Какая влюбленная невеста не дрожала бы перед целым кланом, считающим ее жениха своей собственностью? Я пришла из другого мира, с другой земли, из другого племени, я говорила на другом языке, я ела другую пищу, я жила по-другому. Все это и было причиной моих страхов, при этом я не могла понять, какой тактики лучше придерживаться в роли невесты. Я не понимала, почему с самого начала из-за этой свадьбы происходит столько недоразумений. Что касается денег, то мы бы могли их получить, используя книги и имущество Гомеса Каррильо: одно путешествие в Испанию – и деньги рекой бы потекли к соснам Агея… У Каррильо был даже дворянский титул – маркиз, да и Сандовали происходили из высшего общества… В моей семье были священники и даже кардиналы… В моих жилах течет кровь индейцев майя (в ту пору в Париже это было модно), идущая от Сунсинов, а легенды о вулканах могли бы развлечь высокомерных родственников Тонио… Но их удерживало что-то более глубокое, какое-то предубеждение против смешения кровей…

А еще Тонио ухаживал за мной. Он не доверял врачам из Ниццы, а потому читал странные медицинские трактаты, написанные испанскими учеными.

Да, Тонио, любовь – это как вера.

Я не мог думать ни о чем, кроме вашего лица, вашей манеры говорить. Прошу вас, поговорите со мной, почему вы все время молчите? Вам кажется, что я недостаточно страдал? Телефоны в Буэнос-Айресе – это настоящая пытка, а вы никак не желали говорить громче, отчетливее. Почему? У вас все время кто-то был? Какой же я болван, зачем я теряю время, жалуясь на свои несчастья, ведь теперь я обрел вас и никто в мире не сможет нас разлучить. Ведь так?

Он похудел, казалось, он страдает. В первый вечер, оказавшись вместе, мы так и не смогли уехать из Альмерии. Слишком сильны были наши чувства, обостренные сомнениями и болью.