Дом Чаплыгиных стоял на краю деревни. Широкая тропа вела от дома к лесной речушке, превращавшейся летом в неширокий ручей, впадающий в небольшое заболоченное озерцо. Дальше тропинка петляла среди деревьев и кустарника вытянутой в длину рощицы и минут через десять неспешной ходьбы выводила на широкое поле. Эти поля, когда-то совхозные, сейчас были заброшены и, никем не обрабатываемые, заросли высоким сочным разнотравьем – лучшим кормом для домашней скотины.

Хорошо поработав и утолив голод, так же как и накануне, супруги стали собираться домой, как вдруг… снова раздался громкий жалостливый детский плач, а через минуту – пронзительный, душераздирающий крик. Охваченные ужасом, предчувствуя недоброе, они схватили свой скарб и побежали к дому. Пока бежали через рощицу, детский плач и всхлипывания прекратились. Открыв замок уличной двери, вломились внутрь, и… снова их встретила гнетущая тишина. Но, наученные горьким опытом, родители быстро обнаружили сына там же, где и вчера – на лежанке печи, в самом дольнем углу.

Мальчик выглядел зареванным и напуганным пуще, чем раньше. На настойчивые расспросы не на шутку встревоженных родителей отвечал лишь:

– Она снова плиходила… хотела меня сожлать, но я залез на печку, и она меня не достала. Не оставляйте меня одного, она меня сожлет!

– Да кто «она»? Ваня, кто? – безуспешно допытывались супруги, добившись лишь обратного – сын закрыл лицо руками и уткнулся головой в грудь матери.

Вечером, уложив кое-как успокоившегося ребенка спать, муж и жена в смятении пытались найти объяснение происходящему. Однако как не пытались, ничего, что могло бы хоть как-то пролить свет на эту загадку, они не придумали. Угадывалась какая-то зловещая связь между воплями на болоте и сильным испугом мальчик, но какая?

– Один день осталось, один день! Завтра все сено вывезем с поля, и уже не надо будет уходить надолго из дома, – как заклинание повторял Николай.

Ранним утром на следующий день, поцеловав в лобик спящего сынишку, Анна прошептала еле слышно:

– Сынок, потерпи, пожалуйста… всего полдня, к обеду вернемся…

* * *

Работа спорилась: погрузчик быстро грузил стогованное сено в большую тракторную телегу. Николай вилами помогал, поддерживал сползающие пласты с высокого борта, перекидывал обратно в кузов выпавшее сено; Анна граблями быстро подбирала то, что не мог взять погрузчик и прибирала остатки сена за мужем. Работать надо было быстро – каждый час аренды погрузчика стоил дорого. Наконец, закончив, и едва вытерев с лица пот, супруги без передышки, покидав инструмент в телегу, не дожидаясь, когда трактор развернется в сторону деревни, зашагали домой.

Напряженный труд отогнал вчерашние страхи и ночные кошмары, беспокойство за ребенка притупилось. Более того, обеспечив свое хозяйство сеном на весь следующий год, супруги почувствовали неимоверное облегчение от свалившегося с их плеч груза и радостно строили планы на будущее.

Они быстро пересекли рощицу и миновали заросшее тиной и камышом с кувшинками озерко, как внезапно остановились от… отчетливого детского плача за спиной. Что за зверь или птица могли издавать такие звуки?! Николай решительно развернулся в сторону болотца и собирался раз и навсегда прояснить природу этих пугающих воплей, но жена, крепко схватив его за руку, отчаянно потащила в противоположную сторону. В это время плач сменился на леденящий кровь хохот:

– Э-х-х-хе-хе, эх-хе-хе! О-о-о-х-хо-хо! О-о-о-х-хо-хо! И больше не мешкая, люди побежали к своему дому.

* * *

Мертвая тишина пустых комнат встретила их и на этот раз. С бухающим, готовым не то остановиться, не то, наоборот, выпрыгнуть из груди через горло сердцем, Николай осматривал одну из них за другой – сына нигде не было видно. Анна, закусив кулак и из последних сил сдерживая рыдания, следовала его примеру, проверяя другие помещения. К печи они кинулись первой, но на этот раз их ждало парализующее волю разочарование – лежанка была пуста.

Обессилено усевшись на стулья, супруги решили перевести дух:

– Так, думаем хорошо. Думаем. Где он может быть…

– Дверь была закрыта снаружи, ты сам ее открывал. Окна закрыты, стекла на месте – значит он в доме, – лихорадочно соображала Анна.

– Посмотри еще раз на печи, может, там игрушка какая его осталась или вещица… сообразим, что он делал. Надо восстановить хронологию событий. А я – в подпол. Не мог он, конечно, люк открыть, слишком тяжелый, но мало ли что…

Николай потянул за металлическое кольцо и с рывком оторвал квадратную крышку люка от пола. Из подполья пахнуло затхлостью, сыростью и… чем-то неживым. Так пахнет провалившаяся после весеннего паводка свежая могила. Всматриваясь в темноту в поисках лесенки: куда поставить ногу, Николай низко склонил лицо над проемом. Ему показалось, что чернота внизу как будто бы сгустилась, и он, оперевшись руками о края проема, еще ниже опустил голову в мрачный провал. Мужчина отчетливо ощущал волны опасности, какой-то враждебной всему живому субстанции, явно побывавшей здесь, а может, до сих пор притаившейся в темноте подполья, и изо всех сил таращился подслеповатыми в мрачном сумраке глазами… как вдруг… услышал пронзительный крик жены:

– Ой! Ой! Коль, Коль, иди сюда, скорей!

Мужчина быстро выпрямился и кинулся к жене. Анна, держась рукой за колено, ошеломленно всматривалась во что-то внизу, у основания печи, указывая пальцем:

– Смотри!

К задней части печи, для того чтобы забираться на лежанку, была приставлена небольшая деревянная лесенка.

– Я собиралась подняться по ней, но нога неожиданно провалилась в пол, вон, всю коленку разодрала, – возбужденно объясняла женщина.

И, действительно, там, куда указывала Анна, Николай увидел… большое, сантиметров тридцать-сорок в диаметре с неровными краями отверстие в полу. Мужчина присвистнул и, сев на корточки, опасливо провел пальцем по его краю: толстые, не менее семи сантиметров толщиной половые доски были очень грубо чем-то пропилены.

Истерзанное дерево имело многочисленные резаные следы, на спиле всюду виднелись волокна и крупные опилки, небольшие щепки. Взяв одну из них – покрупнее, мужчина поднес ее к глазам и внимательно рассмотрел. Его тело била мелкая дрожь. Потом поднял лицо к жене и убитым голосом произнес:

– Если бы я верил в чудовищ, то сказал бы, что такие следы могли оставить только их зубы. Я не знаю, каким инструментом можно так изуродовать крепкую древесину. Впечатление, будто бы доски не выпилили, а… прогрызли…

Эти слова стали последней каплей в чаще истерзанных за последние три дня нервов молодой женщины и она, больше не сдерживаясь, разрыдалась.

* * *

Весть о том, что у Чаплыгиных пропал малолетний сын, быстро облетела деревню, и к их дому тут же потянулись сочувствующие и любопытствующие односельчане. Некоторым из них вначале даже удалось проникнуть внутрь и потом, вернувшись обратно к причитающим старухам, строящим догадки мужикам, ревущим бабам, рассказать о зловещих подробностях, главной из которых являлась пугающая дыра в полу. Вместе с мужиками Николай тщательно обследовал подпол, и вскоре сельчане ужаснулись еще от одного открытия: в грунте, ниже фундамента дома кем-то или чем-то был вырыт ход, округлая дыра от которого обнаружилась в дальней, самой темной части подвала. Но больше всего людей напугала другая находка: на земляном полу и внутри самого отверстия насколько позволял заглянуть внутрь хода луч электрического фонаря, виднелись… крупные, отчетливые следы какого-то существа. Николай с товарищами долго всматривался в незнакомые отпечатки, строя догадки: что могло их оставить, пока один из мужиков осторожно не предположил:

– Похожи на лягушачьи, только очень большие.

Действительно, следы имели по четыре отчетливых углубления каждое, как от пальцев лягушачьей лапы, разделенных друг от друга перепонками. Мужики не знали, что и думать. Но еще больше их озадачил другой след – тонкая полоска в грунте, тянувшаяся за неизвестным существом.

Анна, выпив изрядную порцию успокоительного, сейчас в окружении соседок лежала на кровати, отказываясь верить в страшную правду, а хозяин дома с горящими глазами схватил двустволку и в сопровождении нескольких мужиков выбежал на крыльцо.

Летний вечер стремительно закатывался. Солнце вот-вот собиралось спрятаться за линию горизонта. Охваченные неудержимым порывом, группа сельчан, во главе с Николаем пошла в сторону болота, откуда несколько дней раздавались зловещие звуки: плач, всхлипывания, хохот. Оказалось, что не только Чаплыгины слышали их, но и еще несколько человек. Толпа становилась все многочисленнее, и увлекаемая азартом охоты, а может быть, из сострадания, тоже двинулась вслед за обезумевшим от горя отцом.

Быстро достигнув заболоченного озерца, люди рассредоточились по его берегу в надежде что-то отыскать, и их усилия не оказались напрасными. Почти сразу на невысоком обрыве, в полуметровой толщине светло-коричневой глины, кто-то обнаружил… такое же отверстие, как и в подвале дома Чаплыгиных.

Одна, противоположная часть берега была недоступна людям, так как представляла собой сплошную топь, заросшую густым камышом. В темноте зарослей угадывались очертания большой коряги – полусгнившего ствола тополя, давным-давно вырванного с корнем и упавшего в воду. В это время красный диск солнца, показавшись из-за небольшого облачка, прощальным лучом осветил болото и торчавшую у берега корягу. Через минуту солнце окончательно скрылось за горизонтом, и окрестности погрузились в быстро сгущающиеся сумерки, но этого времени оказалось достаточным, чтобы кто-то из деревенских заметил на коряге нечто необычное и криком:

– Смотрите, смотрите! – привлек внимание остальных.

В лучах солнца перед десятками пар человеческих глаз предстало… какое-то, никем из них ранее не виданное, размером с дворнягу, существо. Оно сидело к ним боком, почти спиной, и на крик повернуло голову. Все без исключения от приступа ледяной волны первобытного ужаса потеряли дар речи и оцепенели. Чудище имело лягушачье тело, покрытое темно-зеленой грязной, лишенной шерсти или чешуи кожей. Туловище покоилось на четырех лапах, две из которых – задние, были мощными и явно приспособлены для прыжков. Лапы были увенчаны длинными пальцами с перепонками, на концах которых виднелись загнутые коричневые когти. Туловище дополнял длинный, не менее метра хвост как у ящерицы. Шеи у чудовища практически не было – голова как-будто вросла в покатые плечи. Когда существо медленно повернуло в сторону людей голову, то многие из них отшатнулись, настолько необычным и отвратительным было увиденное: голова чудища была… человеческой! Ее лицо было, несомненно, женским, скорее даже молодой девушки или совсем девочки. Люди разглядели спутанные, темные волосы до плеч, не скрывавшие треугольных, остроконечных ушей. Рот был непропорционально большим для этого лица и в свирепом оскале обнажил два ряда длинных острых зубов:

– Э-х-х-хе-хе, эх-хе-хе! О-о-о-х-хо-хо! О-о-о-х-хо-хо!

Казалось, что еще мгновение, и монстр в два-три длинных, по высокой дуге прыжка преодолеет разделявшее его от людей расстояние и вонзит когтистые лапы в грудь ближайшего из них, остервенело разрывая горло несчастного острыми клиновидным зубами.

Неожиданный мерзкий хохот вывел людей из оцепенения и, растолкав сельчан, Николай вскинул двустволку. Раздались один за другим два выстрела, но за секунду до этого неизвестное существо спрыгнуло с коряги в густые заросли камыша, и с шумом раздвигая высокие стебли, ушло в темную воду.

– Кикимора! Это кикимора! – прошелестело среди толпы, и чья-то догадка разом охватила сельчан. – Это кикимора украла Ванятку, кикимора!

Древнее языческое слово хлестануло сознание Николая. На ум пришли позабытые детские воспоминания о душах неродившихся детей, воплощавшихся в болотных чудищ. «Неужели, неужели все это правда?», – ошеломленно думал он, едва передвигая непослушные ноги по пути к дому.

20.01.2014 г.