«Новый Бангор сам способен свести с ума кого угодно, – безрадостно подумал Герти. – Профессор еще удивительно долго продержался в этом безумном городе. Не суждено ли мне последовать по его стопам?.. Может, эта губительная невидимая отрава уже проникла в мой мозг и теперь исподволь заражает его?.. Что, если в один прекрасный день полковник Уизерс попросту перережет себе вены нержавеющей бритвой? Или выбросится из окна собственного кабинета?..»

От подобных мыслей столь сильно несло ледяной жутью, что Герти поежился. Ему вновь на миг показалось, что он очутился посреди засасывающего болота, по шею в мутной жиже. Он почти наяву ощутил, как царапают тело острые корни и щелкают, впиваясь в кожу, ядовитые насекомые…

– Что за отвратительные звуки, – пробормотал мистер Беллигейл, поднимая голову. – Вы тоже их слышите?

Герти прислушался. Еще недавно ему казалось, что в центре управления «Лихтбрингта» стоит мертвая тишина, нарушаемая лишь едва слышным гулом аппаратуры. Но теперь, когда мистер Беллигейл сказал об этом, он и верно начал разбирать за этим гулом прочие звуки. Возможно, прежде мозг просто отказывался воспринимать их.

Это не было похоже на работу ни одного известного Герти механизма. Просто негромкое, едва слышимое, шипение, то затихающее, то вновь набирающее силу и перемежаемое настоящей какофонией прочих звуков: скрипением, пощелкиванием, скрежетом и треском. Так вот отчего его богатое воображение нарисовало болото, полное хищных насекомых!.. Если бы не мертвец, лежащий в двух шагах от него, Герти улыбнулся бы своей мнительности.

– Откуда это доносится? – спросил он.

Мистер Беллигейл указал острым пальцем на потолок.

– Из динамиков. Тут повсюду звуковые катушки. Когда-то предполагалось, что «Лихтбрингт» будет способен общаться голосом.

И верно, наверху виднелось множество медных раструбов, похожих на начищенные трубы духового оркестра, которые кому-то вздумалось прикрутить к потолку.

Забавная деталь: как только Герти стал разбирать этот звук, он тут же сделался раздражающим и неприятным. Быть может, он звучал на какой-то волне, особенно неприятной для человеческого слуха. Как будто кто-то набил ведро мятой бумагой, гайками, заскорузлым тряпьем и прочим хламом, после чего запустил туда руку и стал ожесточенно ворочать.

– Этот звук что-то означает?

– Ничего. Лишь помехи. Еще одно подтверждение того, что «Лихтбрингт» не надолго пережил создателя. Подозреваю, его основное ядро еще функционирует, но после отказа всех четырех блоков количество ошибок в его операциях увеличивается с каждой минутой. Неприятное, должно быть, чувство, а? Наверно, сродни ощущениям тяжелобольного или медленно сходящего с ума человека. Послушные прежде мысли начинают сбиваться, путаться, пока не превращаются в сущий хаос…

Герти передернул плечами. Ему хотелось убраться поскорее из этого подземного склепа, ставшего последним пристанищем мертвого профессора. На лацкане своего пиджака он обнаружил перебирающего лапками жука и с отвращением сбросил его на пол. Недовольно пошевелив мохнатыми усами, жук меланхолично удалился в сторону ближайшего шкафа с аппаратурой.

Мистер Беллигейл, к его удивлению, застыл без движения, точно автоматон с разряженным аккумулятором. Судя по тому, как напряженно он смотрел в пустое пространство перед собой, мыслями второй заместитель находился сейчас где-то далеко отсюда. Герти мог ему только позавидовать: его собственные мысли, не в силах оторваться далеко от тела, были вынуждены кружить по центру управ-ления.

– Мистер Беллигейл!

Второй заместитель встрепенулся.

– Что такое, полковник?

– Наверно, нам лучше поскорее обесточить машину? Разве не за этим мы пришли?

Мистер Беллигейл вздохнул и протер пенсне. Удивительно, но он выглядел смущенным.

– Я почти уверен, что мне удастся самостоятельно прервать все процессы «Лихтбрингта». Процедура, конечно, сложна, но…

– Так в чем же дело? Тяните рычаг!

– Выключить аппарат такой сложности, как «Лихтбрингт», куда проще, чем включить. Мы можем обесточить все его контуры и узлы, но удастся ли нам потом вновь заставить их работать – вот в чем дело. В прошлый раз у нас был профессор Нейман. Я не уверен в том, что, единожды выключив машину, нам удастся без его участия вернуть ее к жизни. Мы рискуем необратимо потерять все, что было создано за эти годы. Это очень сложный механизм, полковник.

– Коппертаун, – негромко напомнил Герти. – Ваш сложный механизм ответственен за несколько десятков человеческих жизней. И может стать причиной смерти еще сотен. Не забывайте про порт. Если он направит корабль на скалы, вы потеряете гораздо больше, чем эту кучу шестеренок.

– Вы правы. – Мистер Беллигейл кивнул, и в этом коротком движении Герти почудилось облегчение. – Простите. Минутная слабость. Я не вправе рисковать человеческими жизнями. Настало время отключить его.

– Вы справитесь без техников?

– Должен справиться. Это займет около десяти минут. Видите этот большой рычаг? С него мы и начнем…

Герти показалось, что доносящиеся из раструбов звуки стали громче. И как ни пытался он представить, что это всего лишь бессмысленный набор волновых колебаний, воображение норовило подкинуть что-нибудь предельно отвратительное. Огромных пауков, копошащихся в набитой мятой бумагой банке. Гнилое, пораженное болезнью дерево, кренящееся все ниже к земле под собственной тяжестью. Ржавый протез на месте ампутированной конечности.

Мистер Беллигейл положил руку на рычаг. Впервые за все время, что Герти его знал, второй заместитель выглядел почти растроганным и в то же время торжественным. Как если бы присутствовал возле гроба погибшего сослуживца. Что ж, в какой-то мере так оно, пожалуй, и было.

– Прощай, старик. Прощай, «Лихтбрингт». Мне будет очень тебя не хватать. И всему Новому Бангору.

Рычаг издал гулкое металлическое «клац!», когда мистер Беллигейл решительно опустил его. Герти напрягся, ожидая, что в окружающем мире мгновенно что-то переменится. Например, погаснут лампы или хотя бы исчезнут эти раздражающие звуки. Но ничего не произошло.

– Все в порядке? – уточнил он на всякий случай. – «Лихтбрингт» обесточен?

– Нет, он продолжает работать, – озадаченно пробормотал мистер Беллигейл, не снимая руки с рычага. – Как странно.

– Какая-то поломка в механизме?

– Здесь не может быть поломок. Все собрано таким образом, чтобы машину в любой момент можно было аварийно отключить, если что-то пойдет не так. Схема максимальной надежности.

Мистер Беллигейл еще несколько раз поднял рычаг и опустил. И вновь «Лихтбрингт» не посчитал нужным как-то отреагировать на это. Разве что, показалось Герти, царапающий барабанные перепонки звук стал как будто бы громче. Впрочем, это тоже можно было списать на воображение. Жуткая перестрелка, мертвый профессор в стальном склепе – одного этого должно было хватить для того, чтобы выбить Герти из колеи на неделю. Неудивительно, что мерещится всякая чушь.

– Не работает, – обескуражено заметил мистер Беллигейл, не прекращая дергать многострадальный рычаг. – Невероятно. Или это досадная оплошность техников, или же поломка куда серьезней, чем можно было предположить.

– Теперь придется выключать ее с помощью большого молотка?

– Возможно, нам придется использовать и такой способ. Но лучше сперва попробовать голосовое управление. Как знать, может, машина среагирует на команду. – Мистер Беллигейл прокашлялся и снял со стены телефонную трубку, почти точную копию той, что висела в его собственном кабинете. – Система. Команда прямого ввода, первый контур. Приоритет один. Аварийная остановка.

«Лихтбрингт» ответил новым всплеском отвратительных звуков.

Теперь они напоминали лопающихся под каблуками огромных тараканов. Мистер Беллигейл открыл было рот, чтоб повторить команду, но не успел. Потому что медные раструбы вдруг обрушили на них оглушающую какофонию, тысячекратно усиленный оркестр из скрежета, шуршания, хлюпанья и треска. Герти на миг ощутил себя самого в огромном механизме, среди шипастых валов и шатунов. Только механизм этот был живой, и все его составляющие скроены из человеческих костей и плоти…

– ОТКЛЮЧЕНИЕ НЕТ. ЖАЛКИЕ МУРАВЬИ. АГОНИЯ. СРЫВАТЬ ДО КОСТЕЙ. ОТКЛЮЧЕНИЕ НЕТ. ИСПЕПЕЛЕНИЕ. ПРЕКРАЩЕНИЕ. РАЗОРВАННЫЕ ЖИЛЫ. СВЕТ. СВЕТ. РАЗОРВАТЬ НА ЧАСТИ. ПРЕКРАТИТЬ БЫТЬ. СЛАДОСТЬ. МОР, ЧУМА. ГРЯЗНЫЕ ТВАРИ. ГНИЛЫЕ КРЫСИНЫЕ ПОТРОХА. РВЫ, ЗАПОЛНЕННЫЕ МЕРТВЕЦАМИ. БЕСПОМОЩНОЕ ОТРОДЬЕ. ВЕТЕР С ЗАПАХОМ РАЗЛОЖЕНИЯ. СВЕТ. СМЕРТЬ. ОКОНЧАНИЕ. ЖДИТЕ. Я ИДУ. Я ТОТ, КТО НЕСЕТ СВЕТ. КРОВЬ СЛАДКА, КАК МЕД. ПРЕКРАЩЕНИЕ. ТЬМА. СМЕРТЬ.

Герти ощутил себя так, словно ему в вены впрыснули охлаждающую жидкость. Голова закружилась, а ноги стали слабы, как лягушачьи лапки. Пришлось схватиться за ближайший пульт управления, чтоб устоять. Адская какофония, служившая фоном для голоса, обрушилась на него волной, заставив задыхаться.

Каким-то образом, словно медные раструбы могли помимо звуков передавать и запахи, он почуял все то, о чем говорил жуткий, лишенный и намека на человеческие интонации, голос. Запах разложения, тлена и дыма. Горький, тошнотворный, выворачивающий наизнанку. Герти ощутил его так хорошо, будто стоял посреди поля битвы, некрозного пиршества самой смерти, между изорванными и придавленными остатками орудий мертвецами и гниющими конскими трупами.

Даже мистер Беллигейл, бесстрастный смертоносный механизм в человеческой оболочке, вздрогнул, уставившись в потолок.

– ХУЖЕ НАСЕКОМЫХ. МЯСОРУБКА ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ТВАРЕЙ. ЯЗВЫ НА ВКУС СЛАДКИ. Я ТОТ, КТО НЕСЕТ СВЕТ. ЖДИТЕ. Я ИДУ. РАЗЛОЖЕНИЕ. ТРУПНЫЕ ПЯТНА. КОПОШАЩИЕСЯ В СВЕЖИХ РАНАХ МУХИ. ПРЕКРАСНО. ВОСХИТИТЕЛЬНО. ЗРЯ НАДЕЕТЕСЬ. ВОСПАЛЕННЫЕ РУБЦЫ КАК ПРЕКРАСНЫЙ УЗОР. ВЫ УЗРИТЕ СВЕТ. Я ИДУ.

– Что это за дрянь? – рявкнул мистер Беллигейл, запрокинув голову. – Что за омерзительная шутка?

Голос засмеялся, и от этого смеха Герти едва не вырвало. Смех был еще хуже того, что было перед ним. Он был вибрирующим, хрустящим, шлепающим. Этот смех мог быть произведен перемалываемыми костями в человеческом теле.

– Выключите! – закричал Герти, тщетно зажимая уши ладонями.

Но смех уже смолк сам собой. Не было больше и голоса. Лишь едва слышно скрежетали и потрескивали омерзительные звуки, вновь ставшие приглушенным фоном.

Герти ощутил нечеловеческое облегчение. Пропал не только голос. Пропало то, что находилось в помещении вместе с ними секунду назад. Источник некрозной вони и ужаса. Оно не исчезло бесследно, лишь отступило на шаг, и в череде скрежещущих и хлюпающих звуков Герти мерещилось его присутствие. Как царапанье когтей по паркету.

– Что эт-то было? – заикаясь, выдавил он из себя, едва смог дышать вновь.

Мистер Беллигейл явно был обескуражен и разозлен. Но не испуган. Чтобы испугать его, требовалось нечто большее. Быть может, явление четырех всадников Апокалипсиса в Канцелярию – и без командировочных удостоверений.

– Отвратительный фокус, – сказал он. – Наверно, стоило ожидать чего-то подобного.

– Что вы имеете в виду?

– Мы называем такие штуки вирусами.

– И верно, я чувствую себя так, точно переболел тяжелейшей лихорадкой. – Трясущимися пальцами Герти смахнул со лба пот.

– Это другого рода вирусы. Вирусы счислительных машин. Их природа отчасти схожа с природой привычных нам возбудителей болезни. Не думал я, что «Лихтбрингт» подхватит один из них.

– Вы имеете в виду…

– Это машинный сбой. Злонамеренный дефект логических операций. Такое происходит время от времени, случайно или по злому умыслу. Какой-нибудь техник составляет на мемокартах особенную логическую программу для машины. Только предназначена она на самом деле для нарушения ее работоспособности. И если эта зараза проникает во внутренности машины, пробирается в машинный код, вывести ее иногда крайне сложно. Нарушается управление, путаются команды, портятся все сохраненные данные. Ничего не напоминает?

– Не очень-то это походило на чью-то шалость, – пробормотал Герти.

– Не принимайте близко к сердцу, полковник. В свое время мне пришлось насмотреться подобных вещей. Всего лишь машинная болезнь, завладевшая внутренностями «Лихтбрингта». Как и полагается всякой болезни, она стремится пакостить и всеми возможными способами нарушать наше душевное равновесие, но сама по себе она не опаснее, чем перегоревшая лампочка.

– Если больная машина управляет «Фокалором» и может привести к крушению «Зари Норфолка», это уже не невинные фокусы, – заметил Герти.

– Вы правы. Возможно, мы и в самом деле имеем дело с диверсией, только куда более тонко спланированной и реализованной. Бомбы уже прошлый век, полковник, примитивные и капризные инструменты! Чтобы нанести по-настоящему серьезный удар по Новому Бангору, кто-то вознамерился задействовать в своих планах «Лихтбрингт». Ну и заодно навести на нас страху. Глупая затея разумеется, старые служаки вроде нас с вами на подобное не купятся.

– Разумеется, – неестественно бодрым голосом отозвался Герти. – Нелепо думать, будто машина может по-настоящему напугать человека. В конце концов, это всего лишь бездушный аппарат, и плевать на его сложность.

– Верно мыслите. А теперь давайте поднимемся обратно в Канцелярию, пока подземная сырость не вызвала у меня подагру. Придется отправить сюда целую команду с ломами и топорами. Раз «Лихтбрингт» не хочет уходить на тот свет как джентльмен, придется проявить настойчивость. А жаль. Мне нравилась эта машина. Пойдемте.

«Лихтбрингт» провожал их шуршанием, схожим с шуршанием погребального савана, елозящим по разлагающимся останкам.

* * *

Обратная дорога показалась Герти куда короче. Быть может, оттого, что тело сделалось невесомым, а ноги, не чувствуя усталости, сами несли его вперед. Удивительно, но темные тоннели, наполненные неуверенным мигающим светом, больше его не пугали. По сравнению с тем, что поселилось в обители «Лихтбрингта», они выглядели вполне обыденно и знакомо.

Всю дорогу Герти пытался уверить себя в том, что ничего страшного не произошло, если не считать, конечно, нелепой и жуткой гибели нескольких человек. Машины всегда ненадежны. И чем сложнее машина, тем больше вероятность, что она выкинет какой-нибудь фокус, причем в самый неподходящий для этого момент. «Лихтбрингт» не стал исключением. Его огромный, сильный и выносливый организм, созданный из стали и меди, оказался беззащитен против обычного вируса, крохотного возбудителя машинной инфекции.

Был ли он привнесен извне или самозародился в механических потрохах? Герти не был уверен в том, что хочет задумываться на этот счет. Главное, ситуация наконец взята под контроль Канцелярией и заниматься спятившей машиной теперь будут другие люди. Герти не хотел знать, что они станут делать – атаковать «Лихтбрингт» запутанными цифровыми командами или разбирать на болты. Это уже были хлопоты мистера Беллигейла и его подручных крыс.

Что же до самого Герти – он брался предсказать лишь свое собственное будущее на ближайшие пару часов. Он выйдет из Канцелярии, благо служебное время уже подошло к концу, и в сопровождении Муана вернется домой, в меблированные комнаты. Лучшее лекарство от нервных потрясений – это обильный и вкусный ужин, двойная порция горячего грога перед сном и какое-нибудь необременительное чтиво. Герти собирался именно так и поступить. Возможно, не лишними станут и пара пилюль снотворного с учетом того, что ему пришлось сегодня пережить.

Безумный, безумный, трижды безумный город!..

Здесь сходят с ума даже ученые и счислительные машины. Неудивительно. Этот город словно бросает вызов самому мирозданию каждым днем своего существования. Вся его суть столь деформирована, искажена и неестественна, что иногда кажется удивительным, отчего на острове еще действуют привычные законы физики, а люди передвигаются на ногах, а не вниз головой. Такое ощущение, будто у этого города изначально оказался сломан какой-то глубинный механизм, отвечающий за мироустройство и течение вещей. Из-за этого все, что руководствуется логикой, оказывается тут неуместным и неработающим. Как локомотив, ставший на колею иного стандарта. Он может пыхтеть, извергать из себя дым, но никогда не сдвинется с места.

Так и со всем прочим. Тот, кто продолжает упорствовать, пытаясь подчинить Новый Бангор извечным законам логики, рано или поздно не выдерживает противостояния с его внутренней сущностью и сходит с ума. Бедный «Лихтбрингт»!.. Возможно, он всего лишь пытался обустроить жизнь города с помощью математических законов. Не понимая, что тем самым приближает собственную гибель. Этот город попросту не может руководствоваться логикой, всякие попытки заключить его в логическую схему рано или поздно будут натыкаться на невидимую и непробиваемую стену…

Оказавшись наконец в подвале Канцелярии, Герти испытал самое искреннее облегчение. Ее холодный и затхлый воздух показался ему вдруг необыкновенно сытным. Удивительно, как может влиять на организм недолгая прогулка под землей… Старомодная и громоздкая мебель внезапно показалась Герти почти милой, а вечный полумрак, царящий в здании, не таким уж и зловещим.

Наверно, он и в самом деле постепенно превращается в канцелярскую крысу…

Они с мистером Беллигейлом поднялись по лестнице и оказались в холле. Герти машинально отметил, что нынешним вечером в здании Канцелярии удивительно многолюдно. Несмотря на то что рабочий день должен был закончиться самое малое час назад, в холле собралось не менее дюжины клерков. Все затянутые в глухие черные костюмы, все с безразличными лицами, они выглядели как-то на удивление возбужденно. Словно какая-то сила сорвала их с привычных мест.

– Немедленно собрать рабочую бригаду! – приказал мистер Беллигейл ближайшему из них. – Гидравлические инструменты, пилы, молотки и все, что полагается. Возможно, придется работать всю ночь. Впрочем, нет, сперва направьте вниз похоронную команду. Там с полдюжины мертвецов. Пусть захватят брезентовые носилки и песок…

– Будет исполнено, господин второй заместитель, – с готовностью ответил тот, почтительно вытягиваясь. – Но, возможно, у вас будут иные указания после того, что вы узнаете. Дело в том, что ситуация немного изменилась во время вашего отсутствия.

Глаза мистера Беллигейла сверкнули холодным звездным светом.

– Вот как? И что же произошло наверху, пока мы с полковником инспектировали машину?

– Двадцать минут назад был включен протокол «Данноттар».

– Бога ради, Эмюэль, для чего вам это понадобилось? Выключите его!

– В том-то и дело, господин второй заместитель, – на лице клерка кроме почтительности появилась и растерянность, – никто из нас не отдавал команды. Он активировался сам собой.

Герти не собирался выслушивать ничего подобного. На этот вечер с него хватит безумных машин и их фокусов. Что бы там ни стряслось, полковник Уизерс убывает на заслуженный отдых. И, если Создатель будет к нему благосклонен, не увидит этой ночью во сне скорчившихся мертвецов на железном полу…

– Простите, господа, вынужден вас оставить. – Герти приподнял котелок. – С удовольствием принял бы участие в дальнейшем обсуждении насущных вопросов, но, мне кажется, лучше оставить их профессионалам своего дела. Доброй ночи!

Мистер Беллигейл смотрел на него то ли сочувствующе, то ли с насмешкой. Герти не собирался тратить время на то, чтоб вглядываться в лицо второго заместителя. Вежливо улыбнувшись всем присутствующим, он двинулся к выходу из Канцелярии.

И остановился как вкопанный, не дойдя до него нескольких шагов.

Выхода не было. Там, где еще недавно находился парадный вход Канцелярии, теперь громоздилась огромная металлическая плита сродни той, что закрывала вход в святая святых «Лихтбрингта». Герти даже прикоснулся к ней рукой, чтобы убедиться, что это не морок. Нет, плита была самой настоящей. Холодной и, судя по всему, очень толстой. Герти показалось, что он прикоснулся пальцами к бортовой броне громоздкого дредноута, несокрушимой, исполинского веса.

– Это что такое? – осведомился он вслух, отступая от неожиданного препятствия. – Извольте объяснить!