С дороги сбившись, в дебрях заплутав,
Удравший от волков и прочих тварей,
Лицо ободрано, в крови рукав,
Он вышел на опушку цвета хмари.
Ему открылся благостный ландшафт,
Который сразу мысли о кошмаре
Прочь отогнал. Знаменами шурша,
В лучах заката замок перед ним
Вздымался ввысь. Алела черемша,
Ковром лежа пред валом крепостным,
И уползала языком в Долину,
Что за кремлем раскинулась чудным.
Паломника звала к себе равнина,
Таким покоем веяло с лугов.
Но под ногами шумная стремнина
Неслась, как войско бесов, через ров
Вдоль крепостной стены. В шальной поток
Ступить тотчас герой был не готов.
А замок завораживал и влек
К себе неисцелимого скитальца,
Как мотылька, что мчит на огонек.
Таким знакомым форт ему казался,
Как будто бы явившимся из сна,
Но все же неприступным, сколь ни пялься
На окна и бойницы. Вышина
Сооруженья странника дразнила,
Особенно фронтальная стена.
Какая-то неведомая сила
Звала, манила путника к себе,
Вселяла страх и вместе с тем целила.
Воспитанный в покорности судьбе,
Усталый, натерпевшийся невзгод,
Он медлил, не решаясь на побег,
Раздумывая, как на берег тот
Перенестись иль перекинуть мост.
Без переправы леденящих вод
Не одолеть. «Как жаль, что я не дрозд, –
Он думал, – чтоб поток перепорхнуть,
Не великан, чей богатырский рост
Позволил бы рубеж перешагнуть».
Так, паузу на размышленье взяв,
Он все высматривал полегче путь,
Как вдруг раздался Голос: «Только вплавь.
Теченье бурное, вода как лед,
Но миг пройдет, и сказку сменит явь».
И он, не мешкая, рванул вперед.
От холода пловцу сдавило горло,
И судорогой искривило рот,
Но он решил, что больше быть покорным
Нельзя. Остатки сил собрав в кулак,
Он взялся пенить реку и, топорно
Камней и волн чуждаясь, кое-как
Поплыл, закувыркался, забрыкался,
Трясясь, на сушу выполз и обмяк,
Едва дыша. Паломник оказался
У самого подножья цитадели.
Отсюда вид на крепость открывался
Совсем иной. Над путником чернели
Три каменных уступа, а над ними
Две башни угрожающе горели
В лучах заката. Гордая твердыня,
Украсившись пурпуровой тесьмой,
Сподобилась от солнца благостыни.
И тут внезапно леденящий вой
Вознесся над мрачнеющей дубравой.
Паломник обернулся. За спиной,
Там, где он только что – о боже правый! –
Стоял на берегу, металась стая,
Стезею шедшая его кровавой.
Закат, фигуры волчьи обагряя,
Углями тлел в разрезах злых белков.
Но водная преграда, отделяя
Искателя от скопища волков,
Теперь ему защитою была.
И Голос в тишине раздался вновь:
«Ты вовремя решился, удила
Бесстрашно закусив, улепетнуть,
Иначе всеми воинствами зла
Растерзан был бы. И отныне будь
Смелее, не сворачивай с прямой
Дороги ни на малость, ни на чуть».
Незримый Глас, вселяющий покой,
Умы соединяющий с сердцами,
Откуда ты доносишься такой?
Паломник, подгоняемый волками,
Набрался Веры и полез на стену.
Вгрызаясь в воздух жадными зубами,
Рассаживая локти и колени,
Не глядя ни по сторонам, ни вниз,
На следующий уровень мгновенно
Вскочил он, но, откуда ни возьмись,
Гроза, как коршун, пала на скитальца,
Столкнув его с уступа. За карниз
Успев схватиться кончиками пальцев,
Беглец повис на слизистых камнях.
Как только приподняться он пытался,
Так сразу хищник-ливень, божий страх
Внушая, забивал его в гранит.
Огонь Надежды гас в его очах,
Потоки слез лились с его ланит,
Но что-то сумасброда заставляло
Кишкой болтаться средь намокших плит
И рваться ввысь. Но вот отбушевала
Гроза, с верхов стекли каскады вод.
Победой упоенный небывалой,
По взятому порогу взад-вперед
Расхаживал паломник, сам не зная,
Какой еще его экзамен ждет.
«Ну, это разве буря? – вдохновляя,
Вновь Голос в нем знакомый зазвучал. –
Ты ведь и так промок, переплывая
Поток. Ступай на следующий вал!»
Послушный доверительному Гласу,
Искатель дальше подниматься стал.
Стемнело. Только месяц безучастно
Сиял в ночи, с гурьбой пытливых звезд
На человечьи глядя выкрутасы.
А человек карабкался и полз,
На собственную немочь обозленный,
Гюрзою вился, эдельвейсом рос,
Тянулся, как безумец, ослепленный
Любовью, на балкон к юнице чистой.
И вот уж он, успехом окрыленный,
Взбирается на следующий выступ,
Встает с колен, как вдруг морозный вихрь,
Кидаясь в драку с бесшабашным свистом,
Без всяких околичностей пустых,
Обрушивает тысячи ударов
На смельчака – по шее, в грудь, под дых,
В лицо, в висок – жестоко, щедро, яро.
Беглец, припав к земле, живой насилу,
Ища приют от нового кошмара,
Волочится к стене, где власть ветрила
Не так страшна. И надо же – спасен!
Вокруг него все ходуном ходило,
А он сидел, покоем окружен.
Как описать, чему он был свидетель,
Что чувствовал, чем наполнялся он?
Все познавал – и грех, и добродетель,
И жизнь, и смерть – во всем вскрывался толк,
От озарений становился светел
И счастлив он. Помалу ветер смолк,
И слезы Знанья с щек, искрясь, скатились,
И правды вкус усвоился, прогоркл,
И силы будто удесятерились.
И Голос еще громче слышен стал:
«Покуда ты еще не впал в немилость,
Скорей наверх, покинь свой пьедестал.
В любой момент он может расколоться.
Нет времени. Штурмуй последний вал!»
Почуяв, как земля под ним трясется,
Герой взмывает ввысь. Вскипает кровь
В груди его, сияет ярче солнца
Бескрайняя в душе его Любовь.
Ему искусы новые не страшны.
Не дрогнет в нем ни длань, ни перст, ни бровь,
Когда степенный образ между башен,
Гремя доспехом, на пути встает.
Пылает меч в руке его, украшен
Таинственными знаками. Вот-вот
Коснется он мечом груди героя,
Медлительно идущего вперед
С высоко поднятою головою.
– Постой! – велит Привратник величавый. –
Кто ты, поднявшийся сюда тропою
Спасительной, и по какому праву
Ты здесь в преддверьи Рая, отвечай? –
Разносится над Божией заставой.
Сглотнув колючий ком при слове «Рай»,
Паломник, трепеща от возбужденья,
Ответствует блюстителю: «Узнай,
Я – тот, кто сотворен для восхожденья,
Тот, кто бессрочный подписал завет.
Я снова жажду воссоединенья».
Привратник молча слушает ответ.
Меч пламенный ложится смирно в ножны.
Вещает страж: «Ступай за мной вослед».
Дверь в башне справа, скрипнув осторожно,
Приотворяется. Они к порогу
Подходят… То, что мнилось невозможным,
Сбывается. Светает понемногу.
Внимает небо трелям соловьиным.
Конец Пути становится прологом.
Встает Звезда над золотой Долиной.
Бывает так, что, ловлей увлеченный,
Об осторожности не думает ловец.
И, жаждой барыша разгоряченный,
Сам жертвою становится слепец.
Случилось как-то Насреддину
В речную забрести долину
С рыбацкой сетью за плечами.
Мудрец, хоть и чуждается пороков,
О Боге помышляя днями и ночами,
Но иногда и он в нужде глубокой,
Как пес, себе повсюду пропитанье ищет.
Молитва – не всегда достойная замена пищи.
И Насреддин, от голода забыв
Приличия и страх, презрев закон,
Плетеной сетью перекрыл залив,
В котором лов был строго запрещен.
Когда ж приблизился желанный миг,
И Насреддин стал на берег тянуть
Трепещущие снасти, тут как тут
На горизонте рыбнадзор возник.
Инспектор не спеша подплыл на лодке
Как раз, когда Мулла схватил язя,
О проекте
О подписке