Я покосился на незнакомку, и она подмигнула, мол, дальше – в том же духе.

– Ну хорошо! – бодро произнёс майор. – Тогда предлагаю посмотреть, что же пишет Костик! Прошу ознакомиться с рапортом капитана Варавы.

Он протянул мне листок с рукописным текстом. Погрузившись в чтение, я узнал, что, выполняя свои служебные обязанности, которые подавались пафосно и геройски, как в наградном листе, Варава столкнулся с циничным проступком. В результате чего ему были нанесены оскорбления в словесной форме. В скобках была указана суть оскорблений: «дурнопахнущая ж.».

– Простите, товарищ майор, а что означает это «ж»? – с неподдельным любопытством поинтересовался я.

– Ну, очевидно, капитан Варава имел в виду… – он посмотрел на девушку и осёкся. – В смысле…

Недоговорив, полицейский кивнул как бы назад.

– Простите, не понял? – переспросил я.

– Ну как что? Задница, одним словом, только в более разговорной форме.

– Не было этого! – решительно возмутилась девушка.

– Ну как же не было – Варава-то пишет! – настаивал он. – Вот и свидетель Чибанашкин подтверждает.

– Не знаю никакого Чебурашкина! Не было этого! – настаивала девушка.

– Кажется, понял, товарищ майор, – сообразил я. – Действительно, во время инцидента мной было произнесено слово, которое не было адресовано капитану Вараве, а характеризовало ситуацию в целом.

– И что же это было?

– В начале было слово, и слово это было «пердимонокль».

– Что?!

– Ничего особенного. Пер-ди-мо-нокль, – повторил я по слогам. – Это французское слово, использовавшееся в русском обиходе ещё до революции. И произошло оно от двух слов «перди», что значит «терять» и «монокль», помните стёклышко с диоптриями, которое зажимали бровью. А означает это словосочетание «крайнее удивление». Я думаю, что Варава не совсем правильно интерпретировал меня, хотя и понимаю – в попытке разобраться он пошёл по пути упрощенчества и как школьник стал переводить иностранные выражения тупо… Простите, я хотел сказать, просто… подставляя русские аналоги. Так, монокль в его трактовке мог быть истолкован как половина очков, то есть…

– Я понял! – прервал меня майор, на лице которого читалось недоверие.

Он поднял трубку телефона, пробежал пальцами по кнопкам и произнёс, когда на том конце провода ответили:

– Борзов, у тебя интернет работает?.. Это хорошо. Посмотри пердимонокль… Нет, я тебя не обзываю! Есть такое слово или нет?

В кабинете воцарилась пауза, девушка склонилась ко мне и шёпотом спросила:

– Где вы такие словечки находите?

– Студентом в электричках кроссвордами приторговывал.

– Говори, Борзов… – прервал нас голос полицейского. – Есть? И что оно означает? Да хватит ржать, Борзов!.. Ага, понятно.

Положив трубку, майор глубоко вздохнул и, посмотрев на нас, коротко бросил:

– Идите-ка вы отсюда, филологи фиговы! Работать не дают!

– А это? – я показал глазами на лист в своей руке. – А это оставьте мне. В рамке повешу – на память! Попрощавшись с майором и пожелав ему как можно быстрее получить вторую звёздочку, мы без всяких осложнений покинули отделение. Несмотря на прохладный ветер, на солнце было тепло, а молодая нежно-зелёная листва создавала прекрасное весеннее настроение.

– А вы неплохо держались! – сказал я девушке. – В вас явно пропадает актёрский талант.

– Хотите предложить мне роль Пятой крысы в вашем спектакле?

– Ну, зачем же пятой. Третьей будете?

– А роль со словами?

– Не волнуйтесь, специально для вас автор перепишет сцену.

– А можно такие, чтобы я обращалась к Четвёртой крысе, той, что с секирой: «Дорогой крысец! Как же вы меня задолбали!»

– А вы предпочитаете монолог или диалог?

– Монолог, в котором все остальные, а особенно Четвёртая, безмолвствуют!

– И это в наших силах! – сказал я и, не желая более навязывать своё общество столь экзальтированной особе, улыбнулся и пошёл к машине.

Сумасшедшая история! За два дня незнакомка вызвала у меня столько эмоций, что хватило бы на несколько лет весьма насыщенных отношений. Обидевшись на «крысца», я шёл и не находил слов. В груди всё клокотало. Срочно нужно было подумать о чём-то хорошем. О чём же? О! Может, помечтать о профессорской внучке? Итак, лет в сорок я по протекции родственников жены уже первый заместитель директора института. С Борисом Серафимовичем – директором – на короткой ноге. Вот он кладёт руку мне на плечо и говорит что-то о науке, о моей роли в наших работах, конечно же, что я – его опора и надежда… Фу, примитивно!

– Эй вы! – раздался сзади голос, который не предвещал ничего хорошего.

Я остановился и, не оборачиваясь, произнёс:

– Мне кажется, несколько минут назад мы нежно простились. Так позвольте поинтересоваться, что вам ещё нужно?

– Почему вы всё время хамите?

– Позвольте, я лучше пойду, – сдерживаясь, выдохнул я.

– Нет, не позволю!

Голос прозвучал весьма воинственно! Я даже обернулся. По её лицу понял, что она тоже еле сдерживается.

– Дело в том, – начала она, – что мою машину увезли.

– Так езжайте на такси, – как можно спокойнее сказал я.

– Не могу позволить себе даже метро. Когда Костик цеплял машину, я пыталась помешать и бросила на сидение сумочку. А в ней, как вы уже, наверное, догадались, был и кошелёк, и телефон. А до Преоб-раженки в лучшем случае дойду лишь завтра к вечеру. И я бы пошла, но мне нужно срочно.

Я пристально посмотрел на неё. Она не выдержала моего взгляда и отвела глаза, нервно закачав головой. Обострять ситуацию не имело смысла. Не зная друг друга, мы уже наговорили столько «лестного», что пришла пора остановиться.

– Может познакомимся? – неожиданно предложил я спутнице. – А то только выкаем и ругаемся.

– Зачем? Какой смысл знакомиться людям, которые вот-вот расстанутся? Будь вы Саша или Миша, вряд ли память сохранит ваше имя в истории моей жизни.

– С такой логикой не поспоришь. Но всё-таки, если какое-то время нам предстоит терпеть друг друга, то почему бы не делать это по-человечески?

Девушка просверлила меня колючим взглядом, что говорило в пользу того, что она быстро не отходит.

– Предлагаю компромисс, – произнесла она.

– О! Любой компромисс – путь к договорённости! – отреагировал я. – И на чём остановимся?

– Никаких имён. Вы будете Икс.

– В смысле, Мистер Икс. А вы графиня Палин-ская? – предположил я, вспомнив известную оперетту.

– Да, хоть месье Икс, герр Икс, пан Икс. Без разницы. Для меня вы просто Икс. Ко мне можете обращаться Зет. Устраивает?

– Раз уж мы стали математическими переменными величинами, скажите, а есть ли у Зет Игрек?

– А этого вам знать не надо! – жёстко отрубила она.

Я стоял и молча смотрел на неё. Пауза затягивалась, и Зет спросила:

– О чём вы так напряжённо думаете? Обиделись?

– Размышляю о наших новых именах. В голову пришла мысль, что х, у, z – это трехмерная система координат, которая используется для определения точки в пространстве.

– Вы, наверное, хорошо учились в школе.

– Если честно, то средненько. А вот в институте пришлось поднапрячься.

– Как сильно?

– Так сильно, что стало нравиться то, чем я занимаюсь.

– Значит, чтобы отыскать эту самую точку, надо знать значения х, у и z? И что это за точка?

– Смотря каким качеством вы наделите систему и что возьмёте за координаты. Вот, например, материальное благо. X – это ваши способности, Y – элемент везения, ну a Z – вы. Получается, что в некой точке – они сойдутся, и будет вам всего и много.

– А если эта система – любовь? Я – Z, вы – X, мой друг – Y, тогда – точка нашего счастья? А зачем тогда вы?

– Мало ли для чего. Может быть, как раз для того, чтобы сделать счастливыми вас и Игрека, – сказал я, открыл дверь и помог ей устроиться на переднем сидении. – Будем считать, что именно для этого волшебная сила математики свела нас!

Забравшись в машину, я уловил тонкий аромат её духов – очень нежный и приятный и, пожалуй, впервые посмотрел на неё не как на что-то приносящее только негатив, а просто как на девушку. Но, похоже, просчитав природу созерцания, она ухмыльнулась и сказала:

– Ну что, уважаемый Икс, вы ещё долго собираетесь на меня пялиться? Хочу напомнить, что ваша переменная величина характеризует моё передвижение отсюда в точку моего счастья!

И тут меня осенило. Либо у меня в машине сидит законченная стерва, либо глубоко несчастный человек, который так несчастлив, что отвергает любое участие. И то и другое не сулило ничего хорошего, поэтому я запустил двигатель, и сухо спросил:

– Куда?

– На Преображенку.

– Как скажете, Зет. И дабы не раздражать вас во время поездки, последний вопрос, можно?

– Надеюсь, ваш вопрос не будет бестактным?

– Думаю, нет. Скажите, кто вас обидел?

– А вы психотерапевт? – раздражённо бросила она.

Я промолчал и выехал со стоянки. Для знаменитых московских пробок дороги были почти свободными. Не проронив за время пути ни слова, через сорок минут Зет попросила остановить машину у высотного дома на Большой Черкизовской.

– Знакомые места. Знаете, Зет, а ведь в своё время недалеко отсюда я подрабатывал. А именно в этом доме был кафетерий. Ничего особенного, но булка с кофе не раз меня спасали от голодной смерти, – сказал я, подруливая к подъезду.

– Очень интересно, – холодно ответила она и вышла из машины.

Я тоже вышел из машины. Не горя желанием её провожать, я тем не менее пошёл вслед за ней. Возле подъезда она развернулась и хотела что-то сказать, но я опередил её:

– Вас подождать?

– Нет.

– Что же, бывайте, – бодрым голосом произнёс я и попытался изобразить некое подобие улыбки. – Странная вы.

Похоже, в этот момент Зет была уже где-то далеко в своих мыслях и ничего не ответила. Я развернулся и энергично зашагал. Не знаю почему, но мне захотелось, чтобы она меня окликнула. Захотелось так, что запекло в затылке! Вот же, блин, связался с сумасшедшей! И зачем я вообще повёз её?! С таким апломбом и впрямь могла бы и ножками добежать. Подойдя к машине, я уже не мог сдержать эмоций. И моя дамочка была здесь ни при чём… Почти ни при чём. Какой-то трюкач впихнул свой старый проржавевший хэтчбек на небольшой пятачок между родительской «Вольво» и стеной, тем самым напрочь лишив меня возможности уехать из этого дурацкого двора.

Я совсем уже было потерял надежду на избавление, но услышал характерные щелчки реле. Зловредная машина равномерно посверкивала аварийными огнями.

Автомобиль на аварийке позволил предположить, что водитель где-то рядом, и скоро вернётся. Немного успокоившись, я залез в салон и вновь ощутил запах Зет. На этот раз её парфюм раздражал меня. Решив начисто удалить всякое напоминание о ней, я открыл окно и посмотрел на часы.

Грибоедовский дворец наверняка работает часов до пяти-шести вечера. Ехать мне полчаса. Костюм купил, остаётся только погладить, и завтра предстану на церемонии бракосочетания Владика во всей красе эдаким…

– Эй! Эй! – кто-то усиленно тормошил меня за плечо.

Не открывая глаз, я сказал сквозь сон:

– Кто бы вы ни были – проваливайте!

– Проснитесь, Икс!

Кошмар вернулся! И вместе с изображением нос почувствовал всё тот же аромат, от которого я надеялся избавиться.

– Что вам нужно? – подчёркнуто сухо спросил я. – И перестаньте меня толкать, не хватало, чтобы вы ещё сломали мне плечо!

Зет стояла с прищуренными глазами, а уголки её рта задрались вверх, словно бы она сдерживала улыбку.

– Что вы здесь делаете? – ответила она вопросом.

– Какое вам дело? Идите к своему Игреку и трясите его! А я здесь жду Бетту Омеговну Лямбду, с которой проживу долгую счастливую жизнь!

– И умрёте в один день?

– Не дождётесь!

– Ладно, давайте серьёзно. Почему вы спите в машине?

– Упаси боже подумать, что из-за вас! Просто какой-то кретин подпёр меня!

– Дорогой Икс, здесь вообще никто и никогда не ставит машину.

Не доверяя ей, я подался вперёд к лобовому стеклу и не обнаружил хэтчбека.

– Да тут ни одна машина и не вместится, разве что педальная лошадка из парка Горького! – настаивала Зет. – Сами посмотрите!

Я вышел из машины и потянулся, расправляя затёкшие мышцы. Действительно, расстояние до металлического заборчика было не больше полутора метров. Но ведь машина здесь стояла!

Предположение чьих рук это дело, мелькнуло в голове, и я на всякий случай осмотрелся по сторонам.

– Вы странно себя ведёте. Кого-то ищете? – поинтересовалась Зет.

– Никого, а что! – прошептал я, приложил палец к губам.

– Что? – также шёпотом переспросила она.

Я начал шарить рукой за сидением.

– Ведь где-то же был! Признайтесь, это вы у меня батон подрезали?

– Какой батон? – удивилась она.

– За который по вашей милости меня чуть в тюрьму не упекли.

– Во-первых, я не брала ваш батон, а во-вторых…

– А во-вторых! Вот он!

Я наконец нащупал пакет с закусанным багетом и, улыбнувшись от удовольствия, откусил от него уже подсохшую корочку.

– Что вы делаете? – с недоумением спросила она, когда я откусил ещё.

– Странный вопрос при очевидном ответе – ем!

– Это некультурно – жевать при женщине, и тем более во время разговора!

– Забыли, что я хам, и вообще – сытый голодного не поймёт.

– А вы голодны?

– Ещё один странный вопрос. По-моему, мы сейчас не у моего дома стоим, а у вашего. И это я застрял тут по вашей милости, пока некоторые наслаждались благами цивилизации.

– Ошибаетесь. Я была в гостях.

– А что, в гостях уже не потчуют?

– Предлагали, но я отказалась.

Я взглянул на неё, потом, как отъявленный жмот, посмотрел на остатки уменьшающегося батона и сказал:

– Похоже, мне придётся вас и домой везти. Скажите, а что, у друзей нельзя было одолжить тысчонку-другую?

– У этих нет.

– Ну и друзья у вас!

– Они не мои – моего жениха, да и он их сторонится.

Я посмотрел на неё. Вечерело и становилось прохладно. Оценив высокие шансы подхватить простуду, я уже спокойно предложил:

– Садитесь. Похоже, что я слишком рано уверовал в наше расставанье, – и когда она села рядом добавил: —Хлеб будете?

– Буду, если вам не жалко.

– Жалко, конечно, но, по крайней мере, это уровняет нас с вами в культурном уровне. Только не крошите, а то папа мне больше машину не даст и, чего доброго, высечет, как Сидорову козу.

– Скажите, вы всё время шутите?

– Нет, иногда ещё сплю. Интересно, который сейчас час? – я завёл машину, и на табло появилось точное московское время. – Сколько?!

– Без десяти семь. Куда-то опоздали?

У меня не было слов, и в расстроенных чувствах я только кивнул.

– Что-то важное? – участливо переспросила Зет.

– Теперь уже нет. Ладно, чего уж переживать, поехали!

Машина неспешно начала пробиваться через узкий заставленный двор.

– Скажите, Зет, а вы вообще улыбаетесь или только и делаете, что людей калечите? – спросил я, когда мы остановились у светофора.

Она посмотрела на меня и робко усмехнулась. У неё была обворожительная улыбка. От неожиданности я обомлел и закашлялся.

– Невероятно… Да вы лапушка… Потрясающе!

– Спасибо. Вы уж, Икс, извините меня за всё. Ответьте честно, наверное, считаете меня взбалмошной стервой?

– Стервой – да, но до взбалмошной ещё не додумался.

– Я сама не понимаю, что со мной происходит. Разве у вас не бывает в жизни чёрных полос?

– У кого же их не бывает, – согласился я. – Иногда от них я ощущаю себя негром по рождению.

– Вот и у меня в данный момент такая.

– Расскажете?

– Нет. Достаточно, что я доставила вам кучу неприятностей. Простите, Икс, можно позвонить с вашего телефона?

– Исключено. Я, растяпа, сдал его вчера в химчистку вместе с плащом.

– Видите, у вас есть ещё один повод ненавидеть меня. Простите.

– Чего уж там, мы ведь с вами вроде как квиты, Зет. Мой телефон крутится сейчас где-нибудь в барабане с химикатами, а ваш, отчасти по моей милости, лежит в машине на штрафстоянке. Предлагаю ничью.

Я протянул ей руку. Она опять улыбнулась и вложила свою ладонь.

– А ведь вы могли просто уехать, – добродушно сказала она.

– Ну не бросать же вас на произвол судьбы, – ответил я и на всякий случай посмотрел в зеркало заднего вида.