Мпунгу находилась в теле отпеваемой и не собиралась его покидать. А это означало, что женщина все еще была жива.

Грейс отшатнулась, обрывая ритуал на полуслове. Ох, как этого Лоа не любят… Но Эва ко всему привычная – вечером договоримся, замолим, ублажим подношениями.

Потрогав сонную артерию у отпеваемой, Грейс убедилась, что пульс отсутствует. Значит, либо сама женщина выпила… можно кой-чего выпить, чтобы инсценировать свою смерть, уж кому, как не Мамбо об этом знать – и это такой способ побега, либо эти слепые олухи просто притащили на отпевание живую женщину по своему чудовищному скудоумию.

Жрица обессилено опустилась на колченогий табурет, который обычно служил подставкой под сумки или подносы – много для чего использовалась эта часовня. Нужно было извещать коменданта. Или… наоборот – вспомнить, что она целительница и помочь несчастной бежать. Что для Грейс было куда предпочтительней. Что угодно, только бы снова не видеть этого напыщенного бравого индюка. И вообще с этой работой пора завязывать. Давно пора, сил уже никаких нет…

Сомнолог не соврал. Алексею, и правда, в кои-то веки приснилось что-то интересное – хотя и не сразу. В этом тоже не соврал. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, жадно вспоминая приснившиеся. Потом потер лицо, встал и побрел по привычному утреннему маршруту. В голове весело роились мысли, налетая одна на другую.

Так… Зона. Или концлагерь. Или даже его медчасть. Тетка. Немолодая уже, уставшая вусмерть. И у нее какой-то етицкий дар. Она этих померших и убиенных осматривает, фиксирует смерть и чистит. Хм… Чистит… Ладно, потом. Где это, во-первых? Жара и море… день чудесный… Стоп, моря не было, а вот ощущение моря было… Африка? А где у них там концлагеря? А, Куба, кстати. Вьетнам… М-да. Ладно, неважно… Пусть Куба. К ней приходит… Фидель к ней приходит. Судя по роже. И выправке… Вояка, суровый и прожженный. С бутылкой, ясно дело. И о чем-то там с ней долго трет…

На сковородке заскворчало содержимое. Алексей, не глядя, одной рукой полез в рядом стоящий холодильник, попутно напряженно пытаясь нащупать будущие сюжетные линии, бессмысленно смотря в пустоту перед собой. Разбил пару яиц, посолил, уменьшил газ, накрыл крышкой. Стал наливать воду в чайник.

…Хе, понятно о чем. Я старый солдат и не знаю слов любви… а что? Зона зоной, а жить-то надо. А она ни в какую. Она, видать, так уже устала от этих смертей, что видеть ни их, ни его рожу уже не может… а ему, значит, хоцца… Интересный контраст – романтика на зоне. Надо бы ему соперника еще, до кучи. Нет, не надо соперника – перебор. Мыльных опер еще не хватало, эта парочка и так самодостаточна… Дальше… а дальше все. Значит, танцуем с тем, что есть…

Алексей утвердил завтрак на столе и сел перед ним в позе мыслителя. Так он сидел пару минут, рассеянно шаря глазами поверх тарелки.

…Что, опять Маркеса перечитывать? Я ж застрелюсь. Не, Маркес нормально – но хоть бы один пробел был в этом его кирпиче! Останавливаешься на полуслове, начинаешь с полуслова… Так. Его, скажем, зовут Хулио, естественно – как же еще. А ее, стало быть, Хуанита. Ну точно, голимый Маркес. И название подходящее – «Хуанита»! Или даже «Хуаниты тоже плачут», домохозяйки будут в восторге… Да что меня на мыло-то все тянет – просто Хуанита! Да-а, «Просто Хуанита», ой бяда-а…

М-да, все это было бы смешно, если бы не было так мутно и скудно. Работа… В топку работу, сегодня и без меня справятся… Хулио, значит. Он чего-то намешал в бутылку, она травится, и он… а ему нужна не она, а что-то в ее хибаре! А она себя тоже от этого отравления чистит… Чистит.

Так… что такое чистит? Нахрена? Души их чистит, что ли, как священник? Или это не зона, а карантин, и они там все со смертельным вирусом… Тогда понятно, чего он к ней пришел. Пожить напоследок… Нет. Они без вируса, а он…

Он узнал, что он заражен! Во!!! Нет… Вирус – это банально. А когда все здоровые, а она их все равно как-то чистит – вот это круто. Знать бы еще, как и зачем. Вот именно это и надо знать: как, а главное – зачем, в этом вся соль…

Алексей потер глаза. Ох, отвык он работать. Полчаса интенсивности мозга, и он уже начал уставать. Идеи буксовали, интерес к сюжету улетучивался. Ну, пришел мужик к бабе, а она чистит. Вот и все. И это «чистит» – единственное, что удерживало его от того, чтобы забыть этот нелепый сон, как и все предыдущие.

…Так. Блин… Чистит. Она-то пусть чистит, сон-то не о том. Они там всю ночь о чем-то спорили. В эмоциональных красках. Краски помню, о чем спорили – ни рожна не помню… Он обвинял и требовал, а она устало отбрыкивалась. С гробовой, прям скажем, усталостью – ей вообще, по ходу, все пофигу было – и он, и зона эта, и даже ее чистки…

Алексей убрал посуду в раковину, прошел в комнату, включил компьютер и лег на кровать, закрыв глаза. Внутренне осмеяв надежду что-то вспомнить в этой позе, он глубоко вздохнул и стал слушать шум кулера. Просто захотелось прилечь на пару минут. После еды, видать. В эти пару минут о сюжете он не думал. Интернет – великая штука, может чего и удастся нарыть. Хотя что он собрался рыть, Алексей и сам пока не понимал.

Через полчаса бесполезных поисков он понял одно – нужно вспомнить сон. Или махнуть на все рукой и ехать бомбить дальше – третьего не дано. И тут он вспомнил о своем пассажире – во, точно! Он все это заварил, он теперь пусть этот сон и выковыривает. Из великих глубин подсознания. В век интернета найти автора книжки, название которой еще, по счастью, не забылось, было делом пяти секунд.

…Так-с. Першин Сергей Маркович. Ага, похож. Здесь он, правда, помоложе. Ну и ладно. Маркыч, как ты меня забодал своим «молодым человеком» – еще не хватало эдакого интеллигентного «да-с»… Препод, небось, и презануднейший…

Но на сайтах ничего про преподавательскую деятельность Маркыча не было, более того – информация была, в общем-то о книге, а про ее автора – ни биографии, ни библиографии, ни званий, ни профессии – лишь фамилия-имя-отчество, да ссылка на почту. Ну и отлично, и то хлеб.

Под вечер заявился комендант.

Причем, впервые на памяти Грейс, он заявился к ней домой. Сначала, ясно дело, в комнату влетела Миа, и в позе своего любимого ритуального поклона пыталась что-то сказать, но от волнения или испуга не могла связать и двух слов. Грейс вышла посмотреть, что ее так напугало, и увидела коменданта. В одной руке у него была бутылка кашасы, а в другой то и дело мелькали четки из маленьких раковин каури. Высокий и худой, как палка, он стоял перед домом и разглядывал Террейру, что находилась тут же, во дворе. Камни алтаря, которые во время ритуальных праздников чем только ни поливали, тускло блестели в сумерках.

На улице было свежо – дуло с побережья, и Грейс поплотнее закуталась в накинутую на плечи шаль, молча испепеляя взглядом непрошеного гостя. Комендант обернулся и увидел жрицу.

– Что-то часто вы стали игнорировать мои вызовы, госпожа Холли, и я решил сам нанести вам визит, – звучно произнес он и качнул принесенной в руке бутылкой. – Это вам, выпейте как-нибудь на досуге со своими духами.

– Благодарю, господин комендант, – медленно кивнула хозяйка, – и от себя, и от своих духов.

– Мы давно с вами работаем, а по-приятельски так до сих пор и не болтали… – расплылся в улыбке гость. Улыбка его походила на оскал аллигатора – видно было, что ей он пользовался крайне редко. – Пригласите в дом?

Давать от ворот поворот гостю, принесшему дары и духам, и их жрице было немыслимо, да хоть это будет сам Омулу. Лоа такого не прощают.

– Проходите, господин комендант, – посторонилась Мамбо в некоем смятении, не веря собственным ушам и с трудом представляя себе – как с этим человеком можно болтать по-приятельски. Солдафон до мозга костей, легко срывающийся на крик – на уме лишь отчеты и дисциплина, никаких неуставных взаимоотношений с подчиненными… Либо его зазомбировала наконец какая-то добрая душа, либо она все еще так и не удосужилась получше узнать своего начальника….

Еще раз оскалившись, гость прошел в комнату, откуда с писком вылетела Миа. Следом зашла жрица и приглашающим жестом указала на кресло. Сама села в другое, по ту сторону маленького столика с фруктами. Комендант сдвинул кобуру, сел и охнул, увидев стену напротив. Она вся была увешана алтарями, масками, ритуальными инструментами, и прочим инвентарем. Бубны, барабаны, трубки, бусы, засушенные ветки и букеты, кинжалы и ассегаи в едином ансамбле создавали потрясающий эффект.

– Гордость Миа, – с полуулыбкой произнесла Грейс, удовлетворенная реакцией гостя. – Если вы без моего разрешения дотронетесь до любой ворсинки на той стене, она перегрызет вам горло, и я не шучу.

– Что, правда? – расхохотался комендант и встал с кресла. – А посмотреть можно?

– Посмотреть можно.

Комендант прошел к стене и, не доходя пару шагов, остановился. Засунув руки сзади за портупею, он стал разглядывать стену, не двигаясь с места. Его предусмотрительность позабавила Грейс, и она подумала, что пару минут в обществе коменданта выдержать можно.

– Шикарно! – объявил комендант, оборачиваясь. Он без суеты вытащил руки, сдвинул кобуру на место и одернул китель. Странно еще, что волосы не пригладил, мимоходом подумалось Грейс – вот что-что, а безукоризненности его внешнего вида всегда можно было только позавидовать. Правда, пока он не начинал строить из себя генералиссимуса…

– Но я к вам, надо сказать, по делу, – продолжил меж тем комендант и его глаза льдисто блеснули. – Сегодня у нас пропал труп Хуаниты Эстер. А это ваша зона ответственности. Я мог бы вызвать сюда наряд и саму вас отправить под суд – но, как видите, я проявляю максимум доброй воли и уважения – надеясь пока, что это просто недоразумение. Итак, госпожа Холли – куда вы его дели?

– Объяснитесь. Вы хотите сказать, что я или мои духи поглотили человека?

У коменданта тут же заходили желваки на скулах. Его игривость таяла на глазах, и жрица про себя удовлетворенно усмехнулась – вот такого коменданта она и привыкла всегда лицезреть в кабинетах и тюремных коридорах: без мишуры и напускных любезностей. Стало ясно, что лицемерить с ней он больше не собирается.

– Я хочу сказать, что, когда труп выносили из часовни, – в голосе коменданта привычно прорезалась сталь, – где вы его там камлали, он еще был; а через два часа его уже нигде не было. И я давно подозревал, что от ваших плясок рано или поздно жди какой-нибудь каверзы.

Грейс встала, глаза ее сузились.

– Вот я не понимаю, дурак вы или прикидываетесь. Привозите мне забитого насмерть человека, женщину – живого места на ней нет, ключица сломана, внутренности отбиты, гематомы головы и шеи, несовместимые с жизнью, что там с ней делали по дороге ваши люди, я и думать не хочу – она полдня лежит в нашем пекле бездыханная, а я, значит, незнамо зачем ее оживляю и отпускаю восвояси? Вы в своем уме?

– Не делайте из меня идиота! – заорал комендант, багровея всем телом и сжав кулаки. – Это все ваши штучки! Ваши!!! Это подотчетная заключенная, и не вашего ума дело, как она живет и как подыхает! Она вообще из чужого свинарника, и мне тем более начхать на ее скорбный и убогий жизненный путь! Но труп был, а после вашего посещения он исчез!!!

– Так следите лучше за своими трупами и теми, кто их охраняет. И не надо сваливать на меня свою некомпетентность и безответственность. А ваше предположение об оживлении трупа смеху подобно! Я Мамбо, а не безголовые Бокоры, которые якшаются с зомби. И если вы будете настаивать на своей бредовой версии, то я очень сильно засомневаюсь в вашем здравом рассудке, что мне, кстати говоря, не составит большого труда!

– Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне, ты, отродье эфы?!! – взвыл комендант, выхватив пистолет из кобуры. Выпученные глаза его налились кровью – казалось, он сейчас лопнет. Наставив пляшущее дуло на жрицу, он едва не сорвался на визг:

– Последний раз спрашиваю – где эта баба?!! Или сейчас тебя саму придется отпевать!!!

Вот оно, избавление, – подумала Грейс и, улыбаясь, закрыла глаза. – О, Эва! Вот оно, наконец-то…

В кафе играла музыка почти так же тихо, как Алексей и привык слушать у себя в машине, что резко поднимало в его глазах рейтинг заведения. Зал был хоть небольшой, но извилистый – пассажира своего пришлось немного поискать. Першин нашелся в самом дальнем углу, зато восседающий на мягком диванчике, а не на стульях, как остальные смертные.

Да, любит человек комфорт. Алексей подошел, пожал протянутую руку и сел напротив, на другой диванчик.

– Здравствуйте. У вас тут вип-места, оказывается?

– Здравствуйте, Алексей. Да нет, это обычные места, только до них редко кто доходит. И поэтому они часто свободны. Человек наш непритязателен, вечно спешит куда-то… Да-а, молодой человек – эк вас зацепило. На вас же лица нет. Вот, рекомендую витаминный коктейль, кстати.

– В ейном соке, хенерал, есть полезный минерал, – кисло съязвил Алексей, ерзая на диванчике. Это он с виду был мягкий, оказывается. – Признаться, я так и не понял – чем вы занимаетесь. В сети вообще никакой информации о вас нет.

– А зачем мне информация в сети? – лукаво подмигнул Першин. – Кому надо, тот легко меня находит. Я помогаю людям, Алексей. Например, таким, как вы. Но, надеюсь, мы встретились не для того, чтобы обсуждать чем я занимаюсь, что пью и соблюдаю ли сиесту по выходным?..

Подошла официантка с меню, сбив Алексея с какой-то эфемерной мысли, которая пришла на ум в самый последний момент.

– Не, не надо, – хмуро мотнул головой таксист. – Принесите, пожалуйста, кофе. Американо, большой.

– Булочки, бисквит, мороженое…

– Без никому.

– Простите?..

– Ничего не нужно, спасибо. Только кофе, зато много.

Официантка кивнула и ушла. Сергей Маркович без улыбки смотрел на Алексея. Выжидательно смотрел. Алексей шумно вздохнул, приводя мысли в порядок.

– Вы мне недавно посоветовали сон заказать.

– Угум, советовал. Что, не получается?

– Наоборот, приснился. То, что надо.

– Поздравляю. Я же говорил…

– Я самую важную часть там не помню, Сергей Маркович. А нужно вспомнить именно ее.

Сомнолог поднял брови, повнимательнее осмотрел Алексея, отметил его осунувшийся, раздраженный вид и некоторое время поизучал потолок кафе.

– Давайте так: расскажите, что вы помните.

Алексей скупо изложил все, что запомнил. Принесли кофе. Сергей Маркович барабанил по столу пальцами.

– И вы полагаете, что вам нужна суть их разговора?

– Конечно. А вы думаете, что и без нее все понятно?

– Разумеется. Абсолютно понятно! – и, увидев, как помрачнел таксист, сомнолог пояснил: – Вы не о том думаете.

– Так объясните.

Сергей Маркович крякнул и сплел пальцы на столе.

– Ну, смотрите. Если бы это был мой сон, я бы его понял так: моя мужская половина – она отвечает за логику, расчет и… тому подобное… – уже так затравила мою женскую половину… женская половина – это… интуиция… э-эм… фантазия…

– Творчество, – выдавил сквозь зубы Алексей – на него сейчас было страшно смотреть.

– Вот-вот, именно творчество… Так затравил, что моя женская половина уже смертельно устала! Она имеет великий дар и с его помощью делает какую-то важную, тяжелую – эмоционально тяжелую – работу, которую никто больше делать не хочет. Но ей – этой моей половине – она кажется чрезвычайно нужной! И похоже, что этого никто не ценит, а мужская моя логика ей еще и палки в колеса вставляет! И если я свою логику не уйму, то моя женская половина уже готова все бросить к чертовой матери, и я могу остаться без интуиции и фантазии вовсе!

Над столом повисло гнетущее молчание. Алексей смотрел на сомнолога, как кролик на удава. Действительно, с этого ракурса многое становилось понятным. Да что там многое, кардан и форсунки – все становилось ясно, как день!!! И его писательский застой, и отсутствие идей, и даже его нынешние тщетные потуги придумать хоть что-то стоящее. И сейчас он ощущал лишь одно: судьба его фантазий целиком зависит от того, что скажет сейчас вот этот человек напротив.

Сергей Маркович, видимо, прочувствовал его состояние и сбавил обороты. Кашлянул.

– Вам, Алексей, нужно понять, кто все эти замученные и убиенные, которых она чистит.

Алексей с трудом отодрал от сомнолога намертво прилипший взгляд и отрешенно отхлебнул кофе, не чувствуя ни температуры, ни вкуса.

– Что там понимать… Книги это… мои ненаписанные книги.

По комнате пролетел маленький торнадо. Маленький, но мощный – это торнадо всегда все делал бегом. Он имел кулачки, зубы и ногти, а в некоторые моменты еще полное отсутствие инстинкта самосохранения. Но торнадо еще и рычал как одержимый, поэтому комендант успел обернуться и даже выстрелить, но пуля лишь чиркнула Миа по щеке, оставив пустяковую царапину и след от ожога. Пустяк для Мамбо, и говорить не о чем.

Миа сдала свой главный экзамен, и становилась такой же Мамбо, как и Грейс. Так как поняла наконец то, что наставница талдычила ей день и ночь, год за годом: Вуду – это самопожертвование. И любовь. Так что женской тюрьме не придется больше посылать своих почивших за тридевять земель, у них будет собственная Мамбо, и она заслужила свой ассон по праву.

Грейс шагнула вперед и ткнула коменданта пальцем в хитрую точку за ухом. Тот рухнул, как подкошенный, а вот с разъяренной Миа пришлось повозиться. Этот смертоносный вихрь Грейс еле оттащила от беспомощного мужчины, у которого в глазах вместо ненависти стоял теперь лишь слепой ужас. А ведь Мамбо не зря сомневалась в его умственных способностях: какой дурак еще будет размахивать пистолетом всего в двух шагах от заветной стены Миа? Воистину, он получил то, что и заслужил – все, до чего дотянулась кекере, было изодрано в кровь. Чудо, что уцелели глаза, но уж к чудесам Грейс была привычна.

Гладя по спине вцепившуюся в нее ученицу, которая отчаянно ревела в голос, хотя за годы обучения у Миа не было замечено ни слезинки, наставница отрешенно думала, что теперь делать с комендантом. И у нее было великое множество вариантов. О, этот бедолага совершенно забыл, к кому заявился в дом качать права. Магия Вуду – магия рабов, не имевших под рукой абсолютно ничего, что можно противопоставить хозяевам. Ничего, кроме глины и бешеной ненависти. Так появилось Вуду, и жрицы его в совершенстве изучили все, что можно сделать с ненавидимым человеком…

Грейс передернуло. Какое счастье, что она не Бокор. Ненависть – их стезя, а Мамбо пусть практикуют свою. Рабы ведь еще и своих родных оберегали – и вот это как раз и привело к возникновению истинной Магии.

Миа потихоньку успокоилась. Подняла зареванное лицо, смешно шмыгая носом.

– А я думала, что мертвых вы любите больше, чем живых…

Грейс захохотала. И этого смеха стены дома не слышали отродясь. Как и не видели слез Миа – не иначе сегодня был день чудес.