Он с кряхтением поднялся и смерил жену подозрительным взглядом. Может, и правда подскажет дельный выход, почему бы и нет? Он снова взял Тинги за руку и вошел в портал.

Они снова оказались на дороге.

– Ну, веди, – ухмыльнулся он.

– Куда? – растерялась Тинги. – Ты мужчина, – и увидев, как ее мужчина, закатив глаза, снова побрел к пирамиде, поспешно воскликнула: – Нет-нет, пойдем в горы!

Они пошли к горам. Дорога ныряла с холма на холм, извивалась и вела куда угодно, но только не к горам. Примерно через час она опять уткнулась в курган. Темный вход исправно зиял в наклонной стене. Тонг опять уселся на дорогу.

Во имя какого дна они поперлись в неведомый мир!? Вот дома им не сиделось, а возле дома не гулялось! Не отдыхалось, не елось, не спалось. Так, ладно. Все дороги, которая суть одна, ведут в пирамиду. В пирамиде есть выход, но он ведет обратно на дорогу. Почему?

Он слышал про порталы, обладающие разумом. Такие порталы ведут туда, куда хотят входящие. Этот портал явно безмозглый, так как даже выходя из дома, я уже хотел попасть только домой.

Может, дело в Тинги?

Тонг подозрительно покосился на жену, прикидывая: попадет ли он домой, если войдет один? Ничего не подозревающая Тинги стояла к мужу спиной и восторженно вздыхала, обозревая проклятые горные вершины. Тонг мрачно понаблюдал за счастливой женой и пока отмел бегство в одиночку. Пусть повздыхает. Отвлечение внимания, отсутствие вопросов, молчание, краткий миг покоя. Но делать-то что, куда идти?

Так. Дом мы пока оставим в стороне, первейшая задача – поесть. Надо найти здесь еду. Без каких бы то ни было порталов. Без порталов, без беготни, без нервотрепки, без убийственных разочарований.

Он, кряхтя, поднялся на ноги; обернувшаяся Тинги озарила его сияющими глазами.

– Тонги, – благоговейно продышала она, – какая прелесть. Пойдем в горы?

Они снова пошли к горам. Шли неторопливо, Тонг пристально изучал чахлые кустики вдоль обочины. С одной горки он выцелил невдалеке более пышную растительность и повлек жену за собой. Чудо! Растительность оказалась леском, в леске журчал ручей и росли ягоды. То ли ягоды, то ли овощи, Тонгу было решительно все равно. Рот его наполнился слюной, в животе заурчало. Вторя животу, зловеще заурчал и сам Тонг, потянувшись за ножом. Срезав один плод с кустарника, он с равной степенью жадности и брезгливости ополоснул его в ручье, лизнул, кусил, сглотнул, поморщился, зажмурился и съел целиком. Он хотел выждать какое-то время перед второй порцией, потом махнул рукой. Помирать уже все равно от чего: от голода, яда или жадности.

Плоды оказались съедобными и питательными. Тонг в кои-то веки повеселел, его потянуло в сон. Рядом насыщавшаяся Тинги не замолкая нахваливала пищу, горы, весь новый мир и – больше всех – мужа. Странно, но Тонга это совершенно не раздражало. Завалившись на чахлую травку, он сунул под голову снятый с ноги ботинок и закрыл глаза. Его уже не беспокоил ни щебет жены, ни опасность схода лавин, ни возможный дождь, ни внезапное нашествие злючих муравьев-людоедов. Программа минимум выполнена и катись все грядущее на дно миров.

На следующий день в леске появился навес из срезанных веток, а еще через день – шалаш. Через неделю – подобие кухни, через две —другой шалаш, хозяйственный. В пустошах обнаружились тушканчики, Тонг изобрел силки и гордо ходил в пустоши на охоту. Каждый день.

Однажды, переходя дорогу, он вдруг остановился, задумался и свернул к пирамиде. Очутившись в коридоре, когда-то набившем оскомину, Тонг потрясенно остановился. Портал мерцал зеленым, тем же цветом, что и в их доме. Тонг машинально протянул руку, едва не касаясь туманной поверхности – руку окутало знакомое свечение. Застыв, как изваяние, Тонг вяло шевелил рукой, любуясь игрой родных оттенков на коже и думая о чем-то своем. Затем резко развернулся и поспешил к шалашу.

– Мы уходим, – крикнул он издали. – Там зеленый портал, собирайся.

Из шалаша послышалась возня, затем высунулась всклокоченная голова заспанной Тинги.

– А? – переспросила она, – давай утром. Я очень хочу спать.

– Ты и так целыми днями спишь! – взвыл Тонг. – Собирайся, а то я уйду без тебя! Дома доспишь.

Обреченно вздохнув, Тинги скрылась в шалаше и, судя по всему, начала одеваться. Тонг едва не приплясывал от нетерпения.

Почти бегом они направились к пирамиде. Тонг – бегом, Тинги – едва поспевая, сонно ворча и запинаясь на каждом шагу. Влетев в коридор, Тонг чуть не лопнул от злости. Портал снова был белым.

Теперь ему стало ясно – дело в проклятой Тинги! Она не хочет домой! И что, уговаривать ее? Напомнить про Роззи, Баззи, МомГанги и ПопМанги? Про родню, друзей, подруг, соседей? Про пряный глинтвейн по вечерам, про ее родную кухню, любимый диван, сад за окном? Она все забыла, или тощий лесок лишил Тинги рассудка?

Тонг смотрел на жену и желваки на его скулах ходили ходуном. Он не станет ничего ей напоминать – мужчины лишены болтливой хромосомы, а Тинги, если не совсем дура, должна сама все понять. Видит небо, если портал сейчас не позеленеет, то завтра он уйдет один. Жена с каким-то обиженным удивлением смотрела на мужа и, похоже, не понимала в чем дело. Тонг скрипнул зубами:

– Он был зеленым. Захоти домой, Тинги. Сильно и поживее.

Тинги распахнула глаза. Ошарашенно вздернув брови, она попыталась захотеть домой. Но на лице ее, сначала сосредоточенном, все более отражалось разочарование. В конце концов она виновато посмотрела на Тонга, и вздрогнула. Тот сиял. Посмотрев на портал, Тинги робко улыбнулась. Портал снова был зеленым.

– Умница! – завопил Тонг, схватил жену за руку и подскочил к порталу. Многозначительно подмигнув Тинги, он скрылся в зеленом мареве. Она за ним.

Они снова вышли на дорогу. Сзади горы, впереди круг, пирамида и чертова дыра в бездну. Тонг застыл, напряженно соображая. Портал был зеленый, домашний. Но вышли они опять здесь – это что же, теперь их дом? Вероятно, потому что благоверная так считает? Ну, хорошо.

Он вырвал руку из ладони жены и решительно направился к шалашу. Тинги торопливо семенила следом и виновато вздыхала.

Раскатав все шалаши по жердочке – по веточке, размозжив о ближайший ствол сложенные припасы, зашвырнув силки с самодельным коробом в разные стороны, Тонг остервенело начал топтаться по плодоносящим кустам, одновременно пытаясь вырвать их из земли. Раздирая руки в кровь, он бушевал минут десять, уничтожая и сравнивая с землей все, что было в леске ценного и что они создали за все это время. Тинги лишь молча вздрагивала, в глазах набухали слезы обиды.

Отведя душу, Тонг наконец утих и осел на ближайшую мягкую кочку. Грудь его тяжело вздымалась, по вискам тек пот. Досадливо рассматривая разодранные ладони, Тонг угрюмо додирал отставшую кожу ногтями и зубами, морщась и цедя проклятия.

Тинги тоже опустилась на землю. Отирая непрошеные слезы, она слепо взирала на остатки их нового дома и изувеченные кусты. Минут через десять поднялась на ноги.

– Пойдем к порталу, Тонг, – бесцветно обронила она. – Тут нам уже не жить.

Тонг окинул жену сложным взглядом – в нем присутствовали доля вины и удивление. Тяжело вздохнув, он тоже поднялся на ноги. Плохо, что так вышло. А потому что не надо его доводить. Он разозлится, психанет, осатанеет, начнет бушевать и кого-нибудь пристукнет.

Они двинулись в путь. Дорога, пирамида, вход, коридор.

Портал. Зеленый.

Подозрительно сверля жену пристальным взглядом, Тонг тщательно взял ее руку, висящую как плеть, и шагнул в портал.

Он оказался дома. Причем, похоже, в тот же миг, что и несколькими неделями раннее, когда первый раз входил в белый портал.

– Передумали? – удивилась МомГанги. – Постой, а где Тинги?

Тонг обернулся – Тинги рядом не было. Похоже, она с ним и не выходила. Ошарашенно глядя на свою ладонь, еще мгновение назад крепко сжимавшую руку жены, Тонг судорожно пытался сообразить, как это возможно. Если люди идут в портал взявшись за руки, они обязательно выходят в таком же составе! Исключений до сегодняшнего дня еще ни у кого не было. Но, видно, все происходит в первый раз, на то они и неведомые миры – ничего нельзя предугадать заранее.

Тонг хмуро просверлил взглядом портал, белый и безжизненный. Осталась? Улетела черт знает куда? Исчезла? Ну что за наказание…

Он, так и не удостоив свояченицу ни ответом, ни взглядом, шагнул в портал. И вышел там же, двумя метрами далее, рядом с МомГанги.

– Передумали? – удивилась МомГанги. – Постой, а где Тинги?

Цедя проклятия, Тонг снова шагнул в портал, и снова оказался рядом со свояченицей.

– Передумали? – начала свояченица, но Тонг так на нее рявкнул, что МомГанги испуганно захлопнула рот. И начала медленно багроветь.

Почему портал белый? – билось в мозгу у Тонга. – Для меня теперь родной дом – чужой? Да, без Тинги – пожалуй… Я так сюда рвался, и теперь чертовы порталы все как один будут выплевывать меня в коридор собственного дома, к вечно вопрошающей дуре. К дуре и к остальным соседям, родственникам, идиотам и сволочам, они лишь с Тинги шелковые. И что теперь делать?

Домой идти. И приходить сюда каждый день, пока портал не позеленеет. Странно, радость от пребывания в родном доме его только раздражала, без жены это было всего лишь милое, привычное, но мертвое строение: живым его делала Тинги. И дом, и самого Тонга.

Саданув кулаком по стене, Тонг шумно зашагал прочь, отпихнув с пути возмущенно охнувшую МомГанги.

– Ты еще попихайся, скотина! – зло заорала свояченица на весь дом. – Куда Тинги дел, паразит!? Вот я братьев-то приведу, они тебя спросят…

Здравствуй милый дом… какого дна я сюда рвался?

Белый портал насмешливо переливался у него за спиной. Незримая вершина вселенской пирамиды маячила в небе. Насквозь пронизывающий все миры круг бесстрастно очерчивал границы недозволенного, дробясь и закручиваясь в бесконечную спираль.

Спасти Хуаниту

Радио работало еле слышно, создавая фон, но не акцентируя на себе внимание. Так, как и должно работать радио в машине. Двигатель нужно слушать, а не музыку.

– Бухарестская, пятнадцать, на Достоевского, тридцать восемь, – сухо, обыденно.

Алексей, нехотя cкривясь, потянулся за рацией:

– Логан четыреста пятнадцать, буду минут через… пять.

Он зевнул, взглянул на часы, завелся, вырулил из «кармана» и вдавил газ.

– В Ленинграде-городе, – уныло забасил он, – у пяти углов… что ж вас в ту степь-то все тянет…

Ну да. Любимые трущобы, рай для туристов и эстетов. Ни разъехаться, ни приткнуться. Ни въехать, ни выехать, да еще и с ночи навалило – того и гляди, встрянешь на потеху клиенту… Да нет, заказ – это святое, радоваться надо. Сейчас пока… так скажем, свободно, да и редко так попадешь, в пять минут-то. Но что-то Алексею не радовалось. Давно уже.

Уточнив у диспетчера, он встал у парадной. Потер затекшую шею, снова взглянул на часы. На улице подмораживало, клиенты выходить не спешили. Хотел пообедать, но в топку этот центр. После следующего заказа перехватим чего-нибудь.

Вышел мужчина. Пожитой уже, с бородкой, одежда небедная. В руке то ли портфель, то ли папка. Клиент как клиент, бедные на такси по булочным не ездят, как известно. Сразу выцелил машину, сел на переднее сиденье. Вздохнул, посмотрел приязненно:

– На Достоевского?

– Точно, – усмехнулся Алексей, – на него.

Поначалу молчали. Врут, что таксисты – завзятые болтуны. Это было раньше, а сейчас, если клиент деловой и балагурить не настроен, мы и помолчать можем. Но начал разговор как раз клиент, бдительно отследив криво зевок Алексея. Да, а что – зевок не воробей, иногда выскакивает не вовремя…

– Не высыпаетесь, молодой человек? – В вопросе пассажира сквозила снисходительная ирония. Улыбка у Алексея вылезла так же непроизвольно, как и треклятый зевок.

– Простите, – склонил он голову, – сплю как младенец, не беспокойтесь.

– А я и не беспокоюсь – я интересуюсь. Это, в некотором роде, моя сфера деятельности.

Мгновенье Алексей вспоминал термин:

– В некотором роде? Вы сомнолог?

– Ого! – улыбнулся уже клиент. Улыбка у него была широкая, искренняя – что как-то не вязалось с внешней невозмутимостью. – Какой подкованный водитель. Да, и сомнолог тоже.

Он раскрыл папку (это все же оказалось папкой) и продемонстрировал Алексею небольшую книжицу. На обложке, на фоне сиреневого тумана, было вытиснено «Сон и явь». Подкованный водитель скосил глаза и приподнял бровь:

– Это ваша?

– Моя, – кивнул сомнолог. – Занимаюсь, так сказать, неизведанным. И просвещаю иногда – богатая сфера, надо признать. И преинтереснейшая.

– И моя, – уныло хмыкнул Алексей, – В некотором роде. Прям коллеги.

– Вы тоже занимаетесь снами? – весело изумился пассажир.

Они замолчали, дожидаясь, когда машина обгонит облепленный снегом трактор, который тарахтел так, что заглушал разговор. Клиент прикрыл открытое минуту назад окно.

– Да нет, не снами. Рассказы писал когда-то… очерки, сценарии – наследие бродяжнической юности…

– О! – восхитился сомнолог, – и что же сейчас не пишете? Извоз… э-эм… ближе к сердцу?

– Сюжетов нет, – кисло скривился таксист и весело стрельнул по клиенту глазами, – стоящих сюжетов. Идей… Таких, чтоб прямо как бомба. Решил пока в народ выйти. Вдруг сюжет ко мне прямо в машину сядет?

– Ну-у, молодой человек, – развеселился пассажир, – эдак вы долго ждать будете, когда у него… так сказать, у сюжета вашего, ноги до вас дойдут… Я, кстати, знаю способ гораздо проще и интереснее.

– Нннда? – удивился таксист, – и какой же? Если не секрет.

– Сон! – торжественно объявил сомнолог. – Разумеется, сон – и это не секрет. Ложитесь спать и спокойно себе заказываете свою бомбу.

– И она мне прям тут же приснится…

– Ну, может, и не прям тут же, но приснится, не сомневайтесь.

– А вы его растолкуете?

– Вовсе не обязательно, – пожал плечами собеседник. – Ваш сюжет вы спокойно поймете и без толкований. Скорее всего. Да и вообще – сомнолога вам обычно и не требуется, сами все прекрасно способны уловить.

– Это кому это «нам»? – подозрительно заломил бровь водитель – залихватски, как ему показалось. Какой-то грустной рассеянностью повеяло от слов пассажира, захотелось его подбодрить, что ли…

– «Вы» – это… те, кто ищет. Кто подошел к порогу… неизведанного. Или ищет этот порог.

– Хм, – потер щеку Алексей. – Не знаю насчет порога, а сон заказать – спасибо, попробую. Что-то как-то у меня заказанные сны не сбывались никогда.

– Вы плохо хотели, – наставительно поднял палец клиент. – Плохо. Сны транслируют скрытую информацию нашего подсознания, и с этим не шутят, молодой человек! Это не забава. И не развлечение. М-м… Развлечение, конечно, но не сны под заказ. Вот в них, как раз, и нужно испытывать острую необходимость.

– Понятно, – кивнул таксист, – будем испытывать.

Грейс вертела в пальцах монету. Бронзовый кругляшок всего в полкобо, давно она таких не видела. У торговца пучок мангровых листьев стоил одну кобо. Это если тебе самой лень выйти во двор, чтобы их сорвать. Монета была зажата в кулаке у повешенного, и чтобы разжать у него кулак, потребовалась сила Эва. В монете была пробита дырка, в которую, надо полагать, раньше вдевали шнурок. То есть, казненный перед смертью монету никому не отдал, а предпочел сам отнести ее духам. А может, он так оплатил услуги самой Грейс, подумалось ей с улыбкой. Вот мы и определили себе цену. Ну, что же – Лоа тоже любят пошутить, и их шутки бывают куда злее.

А вот в монете она зла не нашла – наоборот, Грейс чувствовала, что этот бронзовый кругляшок с ноготь большого пальца был единственной его ценностью. Сегодня суббота, стало быть, монету отдадим Ошун, кинув в реку. А Ориша воды, может, отдаст ее своей сестре Йеманджа. Море и упокоит память.

В коридоре зашуршали чьи-то торопливые шаги. Такую поспешность здесь проявляла лишь Миа, любое поручение она выполняла только бегом. Даже в тех ритуалах, которые следует проводить максимально медленно. Нет, нужно ее как-нибудь напоить чем-то, вроде отвара зомби – ну как можно так бесполезно растрачивать энергию – нет, чтобы направить ее на что-то нужное! На обучение, например…

Полог качнулся, впуская кекере, ее главную помощницу. Миа привычно – быстро, но почтительно – опустилась на колени и коснулась лбом истершихся циновок. Грейс вздохнула. Без толку ей объяснять, что незачем полировать циновки при каждой их встрече, счет которых в течение дня идет на десятки. Миа есть Миа, всегда стремительная и чуть запыхавшаяся.

– Иалориша…

– Поднимайся, лань моя. Что там опять стряслось? Пожар?

– Нет. Вас вызывает комендант.

Лукавые бесенята в глазах Грейс потухли. Выслушивать распоряжения дуболома, который и так уже сидел в печенках и считал Грейс чем-то вроде прыщика в причинном месте, не улыбалось.

– Что, еще один?

– Да, Иалориша.

– Третий уже. – Грейс потерла виски. – Каррефур в них сегодня вселился, не иначе.

– Да, только не третий, а третья. – Увидев немой вопрос наставницы, Миа пояснила: – Она нездешняя, из женской тюрьмы. Вы же знаете, у них своей Мамбо нет, вот и привезли к вам.

– Понятно. – Грейс встала. – Она уже в морге?

– Она уже на алтаре.

– Спасибо, лань моя. Передай коменданту, что свою работу я выполню, а к нему на этот раз не пойду. А если он будет так частить, так и вовсе могу забыть к нему дорогу. – Грейс повернулась к алтарю Эва, чтобы проверить, не погаснет ли свеча до ее возвращения, а когда повернулась к выходу, Миа уже снова полировала лбом циновки:

– Иалориша…

Подойдя к порогу местной часовни, Грейс опустилась на колено, чтобы нарисовать веве папаше Легба. Предыдущий затоптали служители, занося новое тело и вынося предыдущее. Перед порогом светлело уже меловое пятно от бесчисленных символов, которые Грейс каждый раз чертила перед ритуалом отпевания. Да, ритуал нельзя начинать без покровительства папаши Легба, Лоа перекрестков и дверей. Грейс достала истершуюся уже пембу, начертила новую печать, произнеся краткое приветствие, и добавила:

– Прости, дорогой, что зачастила – у них там сегодня прорвало.

Войдя, Грейс окинула взглядом женское тело, лежащее на алтаре – оно, казалось, сплошь состояло из кровоподтеков – эту, похоже, просто забили насмерть. Жрица, покачав головой, зажгла свечу у алтаря Эва: кварцевый камень перед свечой матово заиграл отраженным светом. С помощью Эвы душе усопшей, мпунгу, придет очищение и покой. Грейс взяла ассон и, напевая привычный речитатив, приготовилась к встрече с Эвой, концентрируя энергии трех миров и входя в транс. Транс был необходим, чтобы Лоа получила доступ к телу. Мпунгу должна очиститься. От печати насилия и злобы, от тюрьмы и побоев. От земных забот и болезней. От скверны. Мпунгу ярка, невесома и свободна. Ничто ее не должно тянуть назад – Духи встретят мпунгу и… отведут… Духи…