– Константин, привет! Давай на «ты», если не против, – ее звонкий голос уводил на площадь Барселоны, где под знойными лучами солнца улыбающиеся люди танцевали сальсу. Нет, я же говорил, что не был за границей. Видимо, роликов насмотрелся. —Социальные танцы подразумевают доверие и близкие отношения в эти несколько минут танца. Позволь пару вопросов. Есть время?

– Да, конечно, – я посмотрел на окна отчего дома. Там горел свет. Надеялся, что предстоящий разговор будет лёгким для всех. Мысли, мысли, мысли.

– Ты раньше танцевал? – как менеджер по продажам скажу, что Юля точно улыбалась при разговоре. Это сразу считывается.

– Нет.

– Почему решил, что хочешь именно танцы?

– Сложный вопрос, – я выдохнул. Это была правда.

– Понимаю, – на заднем фоне у Юли послышался сигнал автомобиля. – Смотри, я, конечно, приглашаю тебя на занятие. Рада, что ты решился, но важно решить почему именно танцы, и именно эти танцы. Латина, сальса – они непростые. В общем, тебе надо определиться, для чего все это тебе. Тогда сам поймешь, тебе это надо или нет.

– Эмм, – что за привычка чесать затылок, никогда не замечал за собой такое. – Это мечта детства. И просто сейчас сложный период. Не знаю, как сказать. Я запутался. Вернее, перестраиваю свою жизнь. – Сердце колотилось, на лбу выступили капли пота, хотя двигатель я заглушил. – Точнее, я начинаю все заново.

Пауза.

– Понимаю, – голос ее стал тише. – Скину тебе адрес смс-кой. Занимаемся по вторникам и четвергам.

– Отлично, – выдохнул я также почти шепотом. Теперь меня трясло как от холода. Я почувствовал, как леденеет спина, еще пару минут назад пылавшая от возбуждения.

– Рада, что ты решился. Жду тебя в четверг. Пока.

Я убрал телефон в карман куртки и уставился перед собой. Я действительно начинаю новую жизнь. Не меняю, не форматирую, а именно выстраиваю на чистом поле цвета… Хм, а какого цвета? Ладно, подумаю.

Так, второй пункт можно было отложить. Оставалось набраться смелости для того, чтобы выйти из машины и подняться на девятый этаж.

Я приехал. Вечером, как договаривались. Чем ближе я был к родительскому дому, тем отчетливее слышал и чувствовал свое сердце. Оно было готово выскочить подышать свежим питерским воздухом. Припарковав машину около до слез знакомого дома, я автоматически поднял глаза проверить, горит ли свет на кухне. Горел. И в большой комнате тоже. «Разговор будет максимально честным и ответит на максимальное количество вопросов. Все понятно? – я посмотрел на себя в зеркало заднего вида. – Что происходит, почему хочу помириться? Почему появился в поле их зрения? В целом почему хочу вернуться домой? Родители должны это знать».

Дотронулся до ручки дверцы, чтобы выйти – и не смог. Что-то мешало, останавливало, сигнализировало в мыслях: «Зачем тебе туда? Тебе и так хорошо?»

Было жутко некомфортно понимать, что через полчаса я буду признавать свои ошибки, соглашаться, что был не прав в чем-то. Зона комфорта в тот момент сосредоточилась в рамках автомобиля – и я не хотел нарушать это хрупкое равновесие.

Но, это надо было мне, чтобы двигаться дальше. Поэтому, спустя пять минут, я был около входной двери. Ключи я взял на всякий случай: бывало, что домофон не работал. Но все было в порядке. Я позвонил. Поднялся на этаж. Позвонил в квартиру. Отчий дом.

Открыла мама, из-за плеча которой через пару мгновений выглянул отец. Я лишь кивнул, прошептал «привет» и прошел сразу на кухню. На ней из изменений была новая скатерть и люстра. Все остальное, даже, казалось, кухонная утварь стояла, как я запомнил. В углу у плиты бутылка с растительным маслом и кисточкой. Чисто и опрятно, как всегда. То же старое пятно около раковины, которое оставил я, кажется, лет в 9. Проводил какие-то опыты.

– Все ли в порядке, сын? – отец казался ниже, чем я видел его в последний раз. добавилось и седых волос.

– Рада тебя видеть, сынок, – улыбнулась мама и ушла к чайнику заваривать чай.

– Все в порядке, – я тоже попробовал улыбнуться, но атмосфера словно ждала грозы: в воздухе витало чувство недосказанности. Родители едва сдерживали вопросы. Атмосфера была напряженная: никто не понимал, что ждать от этого визита.

Я решил, что надо говорить, как есть, максимально сжатыми и правдивыми фразами. Затем уже ответить на вопросы, если они останутся. Выдохнул, а потом набрал полные лёгкие:

– Мы разводимся с супругой. Это моя инициатива и мое решение. Мы оба поняли, что вместе больше быть не можем – мы просто теряем время, – я взглянул сначала на маму, затем на отца. Оба, казалось, ждали немного не таких новостей. – И подробности этой темы я хотел бы оставить между мной и супругой. Сейчас я встречаюсь с другой женщиной. Хочу какое-то время пожить в родительском доме в своей комнате. Еще я стал заниматься танцами, хожу в танцевальную школу.

Сказал как выдохнул. Вновь оглядел родителей. Мама вернулась к чайнику. Проверила. Минуты две-три они с отцом молча собирали стол: чайник, мёд, пряники. Мама достала тарелку с бутербродами из холодильника.

– Мы, я, – мама посмотрела на отца, когда мы сели за стол, – рады, что ты просто приехал и поделился. Но это очень неожиданно. В ее глазах читалось и недоверие, и нелепость ситуации, и вопросы, и мысли по тому, не фарс и не розыгрыш ли это все.

– Дело житейское, – сказал отец. – Как есть, так и есть.

Мама быстро справилась с чувствами и уже через пару минут засыпала меня вопросами про танцы, про жизнь, про то, как я питаюсь и т.п. На её единственный вопрос спустя, наверно, полчаса, про развод, я ответил: «Мама, прости, я не хотел бы обсуждать вопросы про брак».

Они меня услышали, за что я им дико благодарен до сих пор. После полутора часов разговора под яркий жёлтый свет, спускавшийся на нас с потолка из новой люстры, я поднялся и хотел было пойти в свою комнату – я еще не дошёл до нее с момента приезда.

– Костя, всё будет хорошо? – спросила мама в догонку.

– Не знаю, наверно, – я пожал плечами, стоя в дверях кухни. – Да, мам, всё будет хорошо.

С этого момента я начал жить в родительском доме, в своей комнате. Занимался я, по большей части тем, что формулировал свои желания и мечты на ближайшее и далекое будущее.

«А че, так можно было?» – часто возникал вопрос. Вот просто так взять и решить вопрос?

Я открыл для себя одну истину: когда ты говоришь все, как есть, не утаивая и не скрывая ничего, говоришь, что чувствуешь и обозначаешь свою позицию – мир чудесным образом встает на твою сторону. Начинаешь говорить, все тело сопротивляется. Мозг шепчет: «будешь выглядеть идиотом». Но когда надо рассказать про настоящие искренние чувства, про то, что у тебя внутри – дальше происходят сумасшедшие вещи.

Пункт один я выполнил. Это придало мне колоссальную энергию двигаться дальше.

Родители. Дорогие для меня люди. Самые дорогие, кто есть, с кем бы я хотел иметь хорошие отношения. Я хочу, чтобы они всегда меня окружали. Всё, что они в меня вложили или пытались, было с добрыми намерениями. Их желания всегда были хорошими и добрыми. Не всегда получалось найти общий язык, но то, что они хотели и хотят только добра для своего сына – это 100 %.

Я почувствовал, что буду очень жалеть, если не отплачу им той же монетой. Помочь, сказать «спасибо», что столько в меня вложили. Мне стало стыдно, что в каждом вопросе или предложении я видел лишь агрессию, направленную против меня, и пытался противостоять. На самом деле они пытались помочь, предостеречь. Если бы я изначально понимал истинную мотивацию, то и не было бы никаких ссор. Были бы другие отношения.

***

Дед закрыл дневник и слегка придавил ладонью.

Глава 5

Начались танцы или Media Luna

– Деда, и сколько ты с ними не разговаривал? – гостиную заполнял лишь свет от двух торшеров. Тишина неспеша заполняла дом. София спустилась со 2-го этажа с учебником и прошла на кухню. Вышла она с сочным яблоком.

Дед сидел по центру дивана, в центре комнаты и читал книгу. Не отрываясь от страниц, бросил:

– Ты ведь худеешь.

Хруст прекратился. Вдох и рычание. Едва слышимое, но вполне настоящее.

– Ешь, у нас скоро занятие.

Молчание и сопение. Затем хруст и активное жевание. София плюхнулась в угол дивана рядом с дедом:

– Если бы не знала, что шутишь, я бы обиделась, – она пыталась улыбнуться, но у нее получилось лишь скривиться, словно яблоко не брызгало соком сладострастия, а напоминало, что жизнь – прогулка по пересечённой местности при грустной погоде.

– Я не шутил, – дед и не думал смотреть на внучку. – Кто я такой, чтобы про все эти диеты и прочие модные активности рассказывать.

Девушка не обратила внимания на последние слова деда. Спрятавшись на кухне, она с большой кружкой какао села учить основы менеджмента. Да, программа курса дизайна и архитектуры не отличалась от интенсива в бизнес-школе. Но, по словам отца, это «важно для будущего благосостояния и умения мыслить стратегически».

София мало когда понимала отца. Знала только, что он много трудится, чтобы ей с мамой было хорошо. Поэтому она и привязана больше к деду, чем к родному отцу. Жаль, что это обыденность в нашем мире – но справедливости ради отметим, что и у Константина не всё было гладко. Его стремление быть лучше и сильнее сказывалось на здоровье и постепенно делала его хуже.

София была в отца. И это нормально, стоит заметить. Любую неудачу или нестыковку результатов с запланированным идеалом она воспринимала как конец света. Деду ничего не оставалось, как внушать ей с детства, что конец света если и будет, то он уже наступил, и поэтому, не о чем переживать. «Если только о том, задралась ли юбка», – подмигивал он ей каждый раз, когда она в гневе бросала всё и вся.

Через полчаса из кухни донеслось: «Ты так и не ответил». Затем показалась черноволосая пухленькая мордашка.

– Отец не расстроится, если ты сегодня не выучишь весь учебник? – дед все же посмотрел на внучку. Вновь улыбка. Тот же ясный взгляд с небольшим прищуром. – А то опять засидишься – и всё.

София вмиг оказалась рядом.

– Не хочу бежать впереди паровоза. Это уже за второй семестр, – кивнула девушка в сторону кухни. – Хватит. Ой, дед, я рассказывала тебе, с кем я учусь? Ну, на танцах. Я ведь пошла. Не смогла не пойти.

Дед склонил голову. Выждал пару секунд: продолжит говорить или нет:

– И там такой парень. Да? – ни намека на иронию или снисхождение. Искреннее любопытство.

– Да, – по лицу Софии побежали алые мячики. Посидела с минуту, нахмурившись. – Ну вот. Мы начали с латины. Деда, это такая красота. Блин, я тоже так хочу. Записалась на четыре дня в неделю. У них еще всякие выступления, поездки.

– И мальчики рядом, – подмигнул старик.

– Ну дед, блин, – девушка вскочила и собралась уходить, но через секунду передумала. Вернулась и уставилась на деда: – Так что, несколько лет ты почти не общался с родителями?

– Почти, – старик поёрзал. – И это были не самые приятные годы, как я осознал потом. Мне…

Что-то застучало на каменной столешнице в кухне. София выпалила «ой» и умчалась. Дед встал и подошел к музыкальному центру. Поискал что включить. Никто из присутствующих не собирался выгонять темноту из дома, и она в благодарность отступила от гостиной. Казалось, даже стало чуть светлее. И это было верное решение с ее стороны: ведь если старик включил бы верхний свет, он бы убил всё.

Фламенко. Когда-то он и его танцевал. С кем – с еще одной женщиной, страстно желающей научиться танцевать. Как и он сам. Он перепробовал все, но каждый раз относился к танцу и партнерше, как к самой большой ценности, что только может быть. Он вел их всегда почти скрытно, словно они сами знают, что делать. Их движения были продолжением его. Их дыхание было ответом на его вдох. Их взгляд блуждал лишь в его глазах.

Он жил в танце.

Он ожил в танце.

Он выжил в танце.

– Это мама, говорит, что приехали, – София встала рядом и стала смотреть, что дед хочет поставить из музыки.

– У них все хорошо? – пальцы деда замерли на Карлосе Сантане.

– Да, судя по голосу и плеску воды, – хихикнула София.

– Она это заслужила, – дед улыбнулся кому-то и развернулся к внучке. Протянул правую руку. – Ну а теперь – танцы.

***

Мы договорились о первом занятии. Да. Я ведь тебе это уже говорил, да? И родителям рассказал, что учусь танцевать… А через пару дней не смог отвертеться и от встречи в баре с друзьями – день рождения бывшего коллеги – и вновь поделился своей радостью.

Знаешь, зря я это сделал. Но внутренний предатель молчал, а проснулся только за полночь, когда меня уже обсмеяли как могли. Хотя нет, просто закидали своими страхами и завистью.

Откуда страхи? Я решился идти к своей мечте, а они до сих пор боятся. Знаешь, София Константиновна, страх останавливает нас. Всегда. Это природа, мозг бережет нас. Но надо уметь отличать страх от лени и нежелания что-то делать. Да, и, пожалуй, страх еще надо отделить от нежелания брать ответственность за свои действия. Свою жизнь. Я бы хотел, чтобы ты это запомнила, дорогая.

А зависть откуда? Так все хотят и говорят, но не все достигают и делают. Вот как думаю. Грустно, внучка, мне стало. Но и легко: поздновато, но я понял, что мне надо менять окружение. Есть такое, если хочешь что-то поменять, начни с окружения. Это работает, да.

Так что выслушал я тогда насмешки, упреки и непонимающие возгласы: «Тебе ж не пятнадцать, брось», «Зачем тебе это надо, Костян?», «Чувак, ну ты даёшь. Ты че, этот что ль?» И сочувственно хлопали по плечу.

Я не злился на них, нет. И даже обидно не было, хотя поддержка не помешала бы, особенно тогда. Я тыкался слепым котенком во все углы, лишь бы найти зацепку на каплю свежего молока. Мне было их отчасти жаль, может. Или, нет. Вру. Мне было не до этого, потому что на следующий день у меня была первая встреча с Юлей. Моим первым преподавателем танцев.

Единственное, что я запомнил с того вечера и за что благодарен ребятам. Впрочем, я всегда им благодарен за дружбу, они хорошие, просто я слегка перерос их. Либо просто сменил фокус внимания.

Я понял, София Константиновна, что когда ты озвучиваешь любую идею, часто напарываешься если не на непонимание, то на недоумение точно. Ты обычно не слышишь слов поддержки – это непринято. Пожатие плечами и взгляд на тебя, как на нелепого панду, который спросонья пытается слезть с ветки – вот что обычно встречаешь. Редко, кто говорит: «О да, это круто, давай поможем. Действуй». Если ты найдешь таких людей, держись их. Они помогут тебе достичь желаемого.

Но я не пожалел, что рассказал о танцах своим друзьям и родственникам. Что? Я уже говорил это. Ну, прости, милая, старого зануду. Рассказал и не пожалел, потому что интересно было наблюдать за их реакцией.

Ну да ладно. Наступил долгожданный день. Я ехал по городу в сторону танцевальной студии Юлии. Казалось, мир притормозил на мгновение. Машина была тогда в ремонте, я ехал на автобусе. Вышел за пару остановок, чтобы унять дрожь. Это я сейчас понимаю, что к чему. Тогда казалось, сердце вырвется наружу из-за страха, непонимания происходящего. Поток неспешных людей на мостовых. Ах, Питер. Его жители никуда не спешат обычно, они чинно прогуливаются даже в будний день, даже под моросящим дождем. Про гостей и говорить нечего. Энергетика прошлого и величие камня, что сдерживает Неву, не терпят суеты. Но в этот день все словно понимали, что будет с моей жизнью скоро – она перевернется, она уже это делает – и притормаживали, даже транспорт, выражали сочувствие. Даже тело отказывалось идти, ему не хотелось познавать новое. Только подсознание семафором било: «Хочу попробовать, хочу мечту!»

Не сломили меня ни догадки, ни ватное тело, ни вдруг поднявшийся ветер. Дошел я. И что увидел? Скажу, что я рисовал себе высоченные потолки, натуральный паркет, зеркала кругом. Ну, как у вас в школе было, помнишь? Только у меня это было больше раза в два. И еще чтобы здание было высоченное. Как твой универ. Ну ладно, вуз.

По факту это была обычная пятиэтажка с облупленным подъездом во дворе-колодце. Покажу как-нибудь. Неприглядная парадная. Запах, цвет, стены – идиллия для беспризорников. Да.

И не студия это была вовсе, а многокомнатная съемная квартира на 1м этаже. В коридоре было несколько пар обуви, наверно, семь-десять. Но не как у нас – вперемешку – а более-менее ровно.

Вышла Юля:

– Привет, Костя, рада, что не передумал, – улыбнулась она и смахнула челку со лба. – Проходи.

Самая длинная стена небольшой комнаты была одним большим зеркалом, на полу был видавший много пар линолеум. Нет, не паркет. Паркет – хорошо, его почти нельзя убить. Но вот линолеум, он был немного надорванным на швах. У твоего отца, наверняка, что-то подобное в офисе лежит.

Я не был удивлен, просто был слегка в шоке. Мозг опять попытался взбунтоваться, потому что все шло вразрез с надуманными картинками.

– Так зачем тебе нужны танцы? – она встала посередине комнаты. Вернее, залы.

– Эм, – пожал я плечами и огляделся, – наверно, чтобы испытать себя. Начать что-то новое.

– Ты что-то про мечту говорил, нет? – склонила она голову набок.

– Ну да, это мечта детства, – улыбнулся я в ответ. И серьезная мечта. – У меня сейчас такой период. Хочу рискнуть.

– Вот это правильный подход. Когда в последний раз танцевал?

– Пару дней назад, по видео. Но ничего не получилось. А так, в школе. Классе в десятом.

– Давно, – она на мгновение опустила голову, затем вскинула ее, словно что-то решив. – Хорошо, покажу пару движений.

Её грация поражала. Даже сейчас, после десятилетий любования красивыми телами, отточенными движениями, выверенными и уверенными шагами, плавными или резкими поворотами, Юля для меня казалась эталоном в этом плане.

Нет, ну кроме твоей бабушки. Не перебивай, это не обсуждается. Твоя бабушка – недостижимый идеал во всем. Со всеми её недостатками.

Так вот. Она показала базу, поворот, слайд, попыталась взять меня в закрытую позицию, но мы быстро поняли, что я не то, что «нулевой», у меня вообще нет никакого понимания. Казалось, даже осознания, на что я подписался. Ну, решился, то есть.

Сделать два шага в разные стороны для меня было проблемой. Но Юля не сдавалась. Она попросила подвигать грудью, телом. Да, она сразу перешла на сленг, поэтому к «корпусу» я привык почти сразу. Все равно я ничего не смог повторить толком.

Остаток занятия мы разучивали базовые движения и пытались научить меня повороту. Под ритм сальсы. Тогда казалось, что это просто чертовски приятная музыка. Но это потом, когда часовой урок закончился. Тогда же я едва касался её талии, руки дрожали, ноги судорожно пытались попасть в такт легкой поступи Юли и не оттоптать ей ноги. Вспотевший, я едва дышал и почти не слышал музыки, сконцентрировавшись на шагах.

Когда музыка стихла, и Юля отошла к центру, чтобы сменить диск для следующего урока, я посмотрелся в зеркало и подмигнул себе. Представь? Для меня это было шоком. Ну не делал я так никогда. Я вновь всмотрелся в свое отражение и прислушался. Во мне что-то билось, колыхалось и рвалось наружу. Я, черт возьми, сумею сделать эти чертовы два шага и выпад грудью.

А, ох, прости, дорогая. Не буду больше ругаться. Во мне появился драйв, быстро переросший в азарт. Я отмотал час назад и на ускоренной перемотке пересмотрел в голове всю запись урока. «Я смогу, дома, тренировки. Но я смогу», – крутилось в голове.

– Ну как самочувствие? Силы есть? – Юля шла ко мне и улыбалась. На заднем фоне играла бачата.

– Силы – да. Состояние – пока не знаю, – признался я. Во мне крутилась жажда продолжать хоть сейчас, но все же что-то скребло и не давало сказать твердое «да». Причем, не танцам, а именно этому месту.

– Хорошо, обычно в течение недели люди понимают, надо им это или нет, – улыбка не сходила с ее лица. – Предлагаю созвониться через неделю, там и решим.

– Да, отлично. Спасибо тебе, – я был готов расцеловать девушку. Все же она первая показала мне дорогу к звездам.

***