Ректор встретил его распростёртыми объятиями. В буквальном и переносном смысле. Это был колоритный мужчина лет шестидесяти, с пышными усами и в забавной чёрной шапочке.
– Доктор Майер! Вот это удача! Рад, очень рад вас встретить! – Майер не сразу вспомнил его имя. Рейнер-Таэн эр Нерейт. Где только не встретишь людей своего дома! Пусть даже связи с домом только формальные.
– Взаимно. – Майер пожал руку. – Я приехал, чтобы работать и жить здесь. Надеюсь, у вас найдётся, чем заняться экзобиологу на пенсии?
– Скромничаете! – погрозил пальцем ректор. – Пенсии не обещаю, работы у нас столько, что скучно не будет. Я уже слышал о вашем путешествии на «великане». Экстравагантно, весьма экстравагантно! Впрочем, я вас таким и представлял. Завтра в половине десятого у нас расширенное заседание, будут все деканы и руководители лабораторий. Буду рад, если вы сможете участвовать.
– Я в вашем полном распоряжении, – улыбнулся Майер. – Приказывайте.
– Невероятно, – покачал головой ректор. – Доктор, я вижу, вам нужно отдохнуть. Не буду утомлять вас разговорами, это надолго и темы серьёзные. Если не возражаете, подождите в приёмной, пока я всё улажу с жильём и прочим. Вы уже выбрали, где остановитесь?
«Всё знает», – подумал Майер.
– Не выбрал. Потом, вы знаете, я привык жить там же, где работаю. Когда возможно.
– Прямо как я, – одобрительно улыбнулся ректор. – Так даже лучше. Жду вас завтра, – он вновь пожал руку. – Вот моя карточка. Если что-то нужно, немедленно звоните мне или секретарю.
* * *
– А мы думали, что вы про нас забыли! – Асве и Шеммер кинулись к нему. – Ой, вы уже налегке! Вы такой красивый, вы знаете?
– Да что вы говорите! – удивился Майер. Девушки весело рассмеялись.
– Ой, да всё вы знаете! Доктор, вы сейчас наш, да?
Видимо, лицо его изменилось. Девушки переглянулись, схватили его за руки и почти бегом довели до ближайшей скамейки.
– Доктор. – Шеммер потупилась. – Знаете, мы влюбились в вас. Все три! – Она смотрела жалобно. – Это правда! Мы не будем отнимать вас у Ассе! Но… – «Тот самый туман, – подумал Майер, – та самая дымка». – Мы очень хотим увидеть вас снова! У нас через неделю каникулы заканчиваются, и мы уедем со Стемрана, понимаете?
– А кем вы работаете? То есть на кого учитесь?
– Я юрист, – тут же ответила Шеммер. – А Асве психолог.
– Переводитесь сюда, – предложил Майер. – Здесь очень нужны специалисты. Платить потом будут, наверное, не так много, но…
Девушки переглянулись – видно было, что эта простая мысль их потрясла.
– А нас могут взять?! – удивилась Шеммер. – Я думала… все говорят, что сюда только по большому знакомству.
– Идёмте, – Майер встал. – Я буду вашим большим знакомством. Если вы серьёзно настроены.
Девушки вновь переглянулись.
– Но… вы посидите с нами? Пообедаете? – робко поинтересовалась Асве. – Мы сами заплатим за обед! – добавила она торопливо. – Чтобы лишнего не думали!
– Чтобы лишнего не думали, будем платить каждый за себя, – предложил Майер. – Ну, так что, хотите поговорить с ректором?
– Да! – хором.
«Не думайте обо мне плохо». – «Тевейра, и ты не думай обо мне плохо, пожалуйста».
* * *
Следующие два часа – по возвращении от ректора – они сидели в небольшом кафе в обычном районе города, и девушки восторженно слушали. За столько лет Майер успел увидеть и запомнить многое. Самое безобидное он рассказывал часто и с удовольствием. Вот как сейчас.
– У вас такая интересная жизнь, – вздохнула Асве. – Доктор, можно мы будем вот так иногда обедать? Ассе не обидится, мы с ней поговорим!
– Посмотрим, – улыбнулся Майер. – Не отказываюсь, но ничего не могу обещать.
Он пожал им руки – так нынче модно – и девушки ушли. Они часто оглядывались, улыбались и махали ему руками. «Ещё одно доброе дело, – подумал Майер. – И им интереснее здесь будет, и Стемрану польза. Польза? Да, несомненно».
И почти сразу же он вспомнил клиента Тевейры, его лицо и то, как он глядел на девушку. «Проклятие, – подумал Майер, так вот как чувствовала себя Мерона всё это время. – Что ж, каждый получает от жизни то, чего заслуживает. Так я любил говорить когда-то».
Официант, который рассчитывал их, подумал даже, не стоит ли вызвать «скорую». У доктора было ужасное выражение лица – с таким впору топиться.
Люди подходили к нему и кланялись с уважением, как почётному гражданину, как герою страны. «Вот тебе слава, – подумал Майер, – и настоящая, хотя и непонятно чем заслуженная. Неужели для этих людей так важно, что великан привёз нас сюда, и слушался хотя бы одного из седоков?».
Майер не забывал кланяться в ответ. В конце концов, он удалился в малолюдную часть парка, где росла очередная имитация Леса – высокие сосны, ельники, заросли орешника. Всё привозное, всё извне, из Старого Мира. «Поддельный» великан стоял, развлекая туристов в дальней части парка, но желающих посмотреть на него теперь немного, ведь рядом есть как минимум два настоящих. Детишкам всё равно: они с восторгом бегали вокруг «имитации», залезали на его ноги и веселились как могли.
«Не понимаю, – снова подумал он. – Тевейра, зачем тебе это? Ты обязана работать? Хочешь или не хочешь, но обязана? Только Мерона или её заместительницы могут вызвать тебя, и кто же из них вызвал? Не могу поверить, что это Мерона».
«Видимо, да, ты должна работать, – продолжал рассуждать он. – А мне нужно принять это как данное, как часть твоей жизни. Но я не могу. Если бы мне сейчас попался этот твой клиент, я бы его убил. Да, я убил бы его изощрённо и жестоко. Вроде и считаю себя цивилизованным человеком, и вот она, цивилизованность, вся сползла напрочь.
Поехать к Умнику? Нет, не сейчас. Завтра собрание, мне надо подготовиться. Я уже порядком не следил за последними событиями, а надо быть в курсе. А завтра, после собрания, я поеду к Умнику. Послушать его трёп, побродить по поместью и вокруг. Отвлечься. Мерона всё понимает, не зря она тоже уехала. Я ещё не готов принимать всё это как данное. Но учусь. Похоже, учиться действительно никогда не поздно».
Всё, за работу! Майер поправил костюм – безупречный, традиционный тегарский костюм – и направился к выходу. «Сначала в библиотеку, – подумал он, – а потом к себе, в новый дом – общежитие. Вот и отлично, я ведь хотел ощутить себя студентом.
«Я не боюсь будущего», – сказала тогда она.
– Я тоже не боюсь. – Он подумал, улыбнулся, и повторил это вслух. – За работу, доктор Майер! Стемран нуждается в вашей помощи.
Тевейра, сейчас её звали Арэмо, потому что это имя нравится клиенту, убедилась, что довольный и счастливый клиент спит, потянулась, ощущая себя счастливой и довольной. Тяжёлый, очень тяжёлый клиент, три её сестры отказались работать с ним, и на язык не воздержан, и лезет, куда не просят, и желает очень странного. Но… он меняется. Она чувствует это. Он вернётся домой, к семье, к детям и всем остальным, и те удивятся – увидят, что он станет рассудительнее, добрее, спокойнее; грязные, по их мнению, фантазии покинут его ум. Сколько в нём всего было… Арэмо бесшумно встала и убежала в душ. Провела там пятнадцать минут и ушла на кухню, где она ублажала клиента изысканным чаем и другими напитками, читала ему стихотворения…
Ещё пятнадцать минут, и Арэмо ушла, отодвинулась, заснула, и вернулась Тевейра. И сразу стало так горько и тоскливо, что захотелось плакать.
Едва слышные шаги. Мама. Конечно, она всегда приходит, когда страшно и грустно. Так было с детства, и мама всегда приходила вовремя.
Она молча уселась, и Тевейра села ей на колени, прижалась к груди, обняла. И заговорила. Так, как её учили, мысленно заговорила, хотя никакие мысли не слышатся и не читаются, а слышатся только образы, а не слова.
«Я боялась, мама, что всё это так же, как с другими, как со всеми клиентами, что я попробую перестать быть Тевейрой и всё, всё это кончится. И я пойму, что он милый, приятный человек, что я рада быть с ним и терпеть его, если он не сумеет преодолеть себя, но что всё кончится, что всё настоящее, самое настоящее, кончится… – думала Тевейра. – Я видела его сегодня, он был с моими подружками, и он знал, что я его видела, и я видела, как ему плохо, он так и не понял тогда, и думал обо мне не очень хорошо, пусть и говорил себе другое. А потом, а потом что-то случилось, – продолжала она, – я почувствовала, что когда он вспоминал меня, но всё было очень приятное, и никакой горечи, хотя будет горечь, он ведь такой, ты знаешь… И вот я снова Тевейра, и снова всё вернулось, и я теперь боюсь становиться кем-то ещё. Мама… отпусти меня, – она с мольбой взглянула на Мерону. – Ты даёшь всем отпуск, чтобы люди могли устроить свою жизнь так, как видят, и всё обдумать, и вернуться потом. Я вернусь, о Великий Лес, почему я говорю, ты же сама всё знаешь. Я никогда не уеду от тебя, не покину Лес, а если так нужно, я перестану появляться между вами. Отпустишь? Мама, я знаю, что тебе станет трудно, сейчас очень много работы, но я вернусь, ты же знаешь».
Тевейра выпрямилась, и увидела слёзы и улыбку, Мерона кивнула: «Да, Вейри, девочка моя, конечно, я отпущу тебя, а когда ты решишь вернуться, буду рада, и все будут рады, ты же знаешь».
– Да, Вейри, – произнесла она вслух. Такие вещи положено говорить вслух. – Решай сама, когда и насколько. Я соглашусь с любым твоим решением. Ты сама знаешь, почему.
Тевейра обняла её снова и заплакала. Мерона сидела, прижимая дочь к себе, и ждала, когда выйдет последняя горечь и слёзы станут светлыми. Тевейра соскочила с её рук, поцеловала и, улыбнувшись, снова юркнула в ванную. А Мерона, убедившись, что клиент спит, бесшумно покинула номер. «Да, Вейри. Когда я так делала, тоже опасалась, что вернусь в Мерону и – растают чувства, как дым, но поняла одно: кого бы ты ни играла, настоящие чувства переживут и выдержат всё. Вот и всё. Ты правильно поступила, что попросила работу, попросила самого тяжёлого клиента. Чтобы убедиться в себе. А он… Никто, кроме него не сможет решить, что ему нужно. Я просто верю в него. Иначе давно бы уже утопилась, ведь он просто несносен!».
Через десять минут Арэмо выскользнула из ванны и поставила воду на плитке – приготовить травяной настой, клиент скоро проснётся, и нужно будет устроить ему такое пробуждение, которое он долго не забудет. А что будет потом – неважно. Будущее не обижает тех, кто его не боится.
Язык не поворачивается назвать эту роскошь общежитием. Ну да, уже все знают, что доктор Майер не привык стеснять себя, предпочитает не то чтобы роскошь, но всё очень добротное. Любит побаловать себя. И это стоит таких затрат, в этом многие убеждаются. «Вам вряд ли доверят проводить операции, – сказали ему в клинике, – но вы всегда можете ассистировать и консультировать, тут вам по-прежнему нет равных».
– Доктор, в вас сейчас восемьдесят процентов замещённых тканей. Считайте что ваши сейчас только глаза, головной мозг и некоторые мышцы. Остальное или регенерат, или синтетика. Никогда ещё люди не выживали после такого поражения! – заявил ему эксперт после обследования, когда Умник посчитал, что сделал все, что мог и отправил его к обычным врачам. – Мы были вынуждены изменить вам лицо, просто потому, что прежнего уже нет, но, если хотите, попробуем привести его в соответствие с тем, что было.
– Нет, – сказал он тогда, – пусть будет то, что сейчас. Тот Майер умер, и умер в бою, а я хочу немного отдохнуть.
«Мерона считала его погибшим, долго считала, а когда узнала, что он жив… непонятно, может, Умник и её письма не пропускал? Уж эти его причуды! Мало ему в зубы дали, нечего лезть в чужую жизнь. Но ведь теперь все они тут, и рады этому. Ничего уже не понимаю, – подумал доктор, – всё, пора вставать! День начался!».
«Не думайте обо мне плохо». «Не думал, Тевейра. – мысленно отвечал ей Майер. – Хотя мне очень трудно без тебя. И очень трудно без Мероны. Но сдаваться и просить я не буду. Никого, даже вас». «Вы такие гордые оба, кошмар», – сказала тогда Тевейра…
Костюм сидел безукоризненно. «Надо ещё заказать, – решил Майер, – непременно надо. Что-то меня всё больше тянет к самым древним традициям и всему такому. Отчего это вдруг?». Он ещё раз убедился, что всё на месте и аккуратно разложено по карманам, взял папку с бумагами – любят, любят здесь настоящую бумагу, хотя какая она настоящая, тоже синтетика. Но не отличить! Лес на бумагу тут не рубят.
* * *
О проекте
О подписке