– А теперь вот что. Ты, наверное, уже заметил, что у двоих из них за плечами арбалеты. Так что бежать к лодке бессмысленно – они подойдут поближе и всадят в наши спины по болту, прежде чем гребцы спустят весла на воду. Значит, нам придется идти медленно, прогуливаться, может быть по одному. Понятно?

– А откуда этот олень? – спросил Генри, заметив, что его дядя удивленно нахмурился, бросив новый взгляд на стражника, прохаживавшегося едва ли не в паре сотен ярдов от них.

– Это старый рогач, парень. Я, как и мой брат, твой отец, родился в Хартфордшире, стране оленей. Так пошли же!

Джаспер подтолкнул племянника вперед, однако тот остался на месте и с упрямым видом переспросил:

– Олень?

– Это герб графства! Ну и небольшая шутка к тому же, потому что на меня всю жизнь охотятся, как на оленя. Как и сейчас – на тот случай, если ты об этом забыл. – Дядя еще раз подтолкнул племянника.

– Подожди, – отрезал подросток, отодвигаясь. – Моя мама была англичанкой. И если отец мой родился в Англии, то как я могу оказаться валлийцем?

Выражение на лице его дяди сделалось менее строгим, и при всем безумии ситуации, при том, что за ними гнались солдаты и на пристани их ожидали стражники, он рассмеялся. Но поскольку сын его брата говорил искренне, он ответил:

– Разве ты не знаешь? Место, где ты родился, ничего не значит. Ты есть то, из чего состоишь: из крови и плоти, к которым принадлежишь. А где ты родился… это важно лишь для того, чтобы платить подати. Мы, Тьюдуры, – валлийская порода, сынок. – Джаспер подчеркнул интонацией их имя, странное для слуха Генри. – Этим именем звали моего отца. Твои предки были рядом с Глендуром^[7], когда тот восстал против знамен с белым английским драконом. Поэтому я чту его память, хотя англичане и разбили его. Они всегда были жестоким народом. Ну а если место рождения действительно что-то значит, не забывай, что родился ты в замке Пембрук!

Заметив, что мальчик по-прежнему встревожен, дядя хлопнул его по плечу:

– Видишь ли, в твоих жилах течет та же самая кровь, что и в моих, – немного французской, немного английской, а в основном лучшая уэльская кровь, когда-либо проливавшаяся за правое дело. Ты уже пробовал бренди или ячменную?

Генри отрицательно покачал головой.

– Ну, тогда не стану объяснять тебе преимущества смешения. Помни одно: люди, в жилах которых текла твоя кровь, поднимали знамя короля Кадвалладра, знамя с красным драконом, Драйг Гох. Красным, словно роза Ланкастеров, – скажи, разве не поэтично выходит? И это важно, парень. Важно, чтобы ты не посрамил всех людей, носивших твое имя, своих родных, которые уже ушли отсюда и ждут нас обоих. И я не хочу, чтобы ты не мог смотреть им в глаза, когда мы увидимся с ними. – (Генри с удивлением заметил слезы на глазах Джаспера.) – Жаль, что тебя нельзя познакомить с моим отцом. Вот я смотрю на тебя, отважного молодого человека – последнего в своем роду. Гордись своими предками. Понятно? А теперь пора идти, готов ты к тому или нет.

Дядя еще раз высунулся из-за скалы, чтобы посмотреть на освещенный солнцем галечник и песок, на искрящееся светом синее море. Солдаты прошли чуть дальше и теперь находились в трех сотнях ярдов от того места, где стояли оба Тюдора. Джаспер улыбнулся:

– Мой брат, Генри, не был дураком. Он умел обыгрывать меня в шахматы, не приложив заметных усилий. И поэтому, когда я прикажу его единственному сыну бежать к лодке, этот сын побежит, понятно? Умный сын моего брата, этот юный Тюдор, не станет обсуждать приказ. Он побежит так, как если б все черти ада погнались за ним – что недалеко от истины.

– Ты же сказал, что я должен идти спокойно, – возразил Генри.

– Я передумал. Если ты будешь идти шагом, то наверняка снова начнешь возражать мне. Не думаю, что я сумею снести подобное оскорбление. – Старший Тюдор усмехнулся, однако в обращенных к нему глазах молодого человека ответного веселья не было: племянник внимательно вглядывался в его лицо.

– Тебе нужно идти первым. Ты устал, – сказал юноша. – И если нас заметят, ты окажешься слишком медленным.

– Спасибо за заботу… – начал Джаспер, но Генри решительно качнул головой:

– Это не забота. Я не уверен в том, что гребцы в твоей лодке примут меня, если ты не будешь рядом. Тебе следует идти первому.

Дядя с удивлением посмотрел на племянника и помотал головой, словно не веря собственным ушам. Наконец он сжал губы в тонкую линию, а потом произнес:

– Вот что, парень. Вперед. Беги, или, видит Господь, я сам убью тебя.

С некоторым усилием он вытолкнул Генри на освещенный берег. Раздражению Джаспера еще больше поспособствовало то, что мальчишка почти немедленно заметно опередил его, словно заяц, бросившийся к кустам. Пожилой беглец не смел оглянуться, чтобы посмотреть на бредущих по берегу стражей. Встревожить их мог уже сам звук бегущих ног. Вот оно! За спиной его раздался крик.

– Отчаливайте! – крикнул старший Тюдор, обращаясь к своим людям.

Первый помощник немедленно бросился перепиливать смолёный канат, привязывавший суденышко к железному столбу, и шлюпка едва не опрокинулась, когда все шестеро моряков бросились разбирать весла. Корабельный катер был узок, строили его скорости ради.

Отстававший шагов на десять Джаспер увидел, как Генри бросился всем телом вперед и ждущие руки подхватили его в воздухе. «Парню повезло уже в том, что он не проломил борт и не потопил всех нас», – промелькнула шальная мысль в голове старшего беглеца, переполненной страхом и возбуждением. Дыхание его скрежетало, ноги отяжелели и сделались неловкими. Он буквально кожей ощущал топот сапог по камню за спиной и рассчитывал в любое мгновение получить болт между лопаток. Оказавшись на краю причала, Джаспер последовал примеру племянника и слепо бросился вперед. Плавать он не умел, поэтому ему показалось, что он завис в воздухе на целую вечность.

Борт шлюпки встретил его крепким ударом в живот. Ноги старшего Тюдора свесились в холодную воду, и матросы с криками одобрения потянули его к себе. Они не могли грести, пока часть его тела покоилась в воде. Джаспер рухнул на дно шлюпки, задыхаясь и хохоча оттого, что над ним ползли белые облака по синему небу и он видел их, будучи живым и здоровым.

– Гребите! Только пригнитесь! – прокричал он.

На берегу тупо щелкнули тетивы арбалетов, и один из его французских гребцов с криком схватился за грудь. Выпавшее из рук этого человека весло стукнулось о весло следующего гребца. Джаспер ощутил, как дернулась в сторону лодка, понимая, что она вот-вот подставит борт под прицел арбалетчиков, превращаясь в идеальную мишень.

Он приподнялся, заметив, что племянник взял за плечи умирающего, опустил его на дно лодки, взялся за освободившееся весло – и немедленно принялся грести быстрыми и аккуратными движениями, окуная весло в воду и сохраняя на лице полное спокойствие.

Сидевший за ним матрос ругался в бессильной ярости, впрочем не бросая грести, отметил Джаспер. Очевидно, этот парень дружил с пострадавшим. Оставаясь на грани гнева и слез, француз старательно налегал на весла вместе со всеми остальными, не забывая при этом костерить Генри Тюдора.

Раскачивавшийся на волнах нос лодки вернулся в правильную сторону, и Джаспер заметил, как скользнул под воду рядом с бортом пущенный с берега болт, оставив за собой пузырящийся след. Гребцы превосходно знали муки и лихорадку, ожидавшие их в случае попадания, и поэтому уходили от пристани длинными гребками, пригнув побагровевшие лица.

Полежав на спине, Джаспер Тюдор приподнялся на локте и, упершись рукой в банку, посмотрел вперед, на выраставший перед ними корабль. Судно было названо в его честь. За «Пембрук» платил французский король, и управлял им набранный из французов экипаж, однако Джаспер успел полюбить свое суденышко. От носа до кормы в нем укладывалось девяносто футов и шесть дюймов, а ширина составляла двадцать футов и четыре дюйма. Под большим треугольным парусом располагались скамьи для гребцов – на тот случай, если не будет ветра. Построенная во Фландрии галея была узкой и быстрой, и Джаспер не сомневался в том, что на всем валлийском берегу ни одно судно не сумеет поравняться с ней в скорости.

– Скажи, верно, красотка? – обратился он к племяннику, не отвлекавшемуся от гребли. Однако какой-то частью души старший Тюдор не забывал о глухой ярости, владевшей матросом, сидевшим позади Генри. Он, Джаспер, рисковал жизнью не затем, чтобы его племянник пал жертвой драки или подлого удара ножом. Тяжело вздохнув, старший Тюдор нащупал в кармане свой собственный нож – острый и короткий, чуть длиннее его большого пальца.

Со своего места у весла Генри мог видеть удалявшийся берег. Стражники, выставленные молодым графом, превратились в крохотные фигурки на причале, все еще смотревшие вслед шлюпке и, возможно, уже задумывавшиеся о собственных перспективах на будущее, после того как бежали оба Тюдора.

Джаспер заметил, что Генри улыбнулся и глубоко вздохнул, наполняя морским воздухом узкую грудную клетку. Мальчишка заметно устал, однако его дядя видел, что он хочет закончить взятое на себя дело, и не мешал ему. Когда они оказались рядом с корпусом «Пембрука», гребцы убрали весла, и им перебросили швартовочные концы. Лодку самым надежным образом закрепили у борта. Джаспер дал знак племяннику подниматься и тут же заметил, как, охваченный гневом, сидевший за Генри моряк вскочил с места и протянул руки к мальчику. Пока француз еще совершал свое движение, старший Тюдор толкнул его плечом. Матрос взмахнул руками и с шумным плеском полетел в воду.

– Все остальные – на борт! – рыкнул Джаспер. – И глядите за тем, чтобы с этим мальчиком, моим племянником, ничего не случилось: в жилах его течет королевская кровь. Внимательнее смотрите за ним – или будете болтаться у меня на рее.

Босые и сильные матросы быстро поднялись на борт. Старший Тюдор заметил, как они показывают Генри те места, где лучше прикасаться к канатам, чтобы грубая пенька не ранила его мягкую кожу.

Джаспер посмотрел за борт и с удивлением заметил там французского моряка, выгребавшего без признаков паники на лице. Плавать умели немногие из его людей, однако те из них, кто рос на берегу моря, часто еще в детстве научились плавать и нырять.

На лице моряка не видно было гнева. Он прекрасно понимал, кто именно толкнул его за борт, и темперамент его остудило море.

– Милорд, простите меня! – обратился он к Тюдору. – Я оступился, но больше не обеспокою вас.

Джаспер отметил, что матрос правильно считает себя виноватым, возмутившимся против капитана корабля, между прочим. Однако, что он там думает, было не важно. Какое-то мгновение старший Тюдор намеревался позволить ему уплыть к берегу, однако там по-прежнему маячили стражники графа. Матрос знал все: откуда пришел и куда идет их корабль, знал их сторонников и их возможности. Джаспер протянул руку, чтобы помочь моряку забраться в лодку, но когда тот ухватился за нее, своим коротким ножом полоснул его по горлу. Вода мгновенно окрасилась кровью, и матрос осел вниз, в море, с недоуменным выражением на лице.

Тюдор немедленно отвернулся и снова привязал к поясу шнурок с ножом. Затем быстро влез наверх по канатам, обдирая костяшки пальцев о грубые доски, но вместе с тем радуясь свежему морскому ветерку и удаче. Он предпринял эту вылазку для того, чтобы спасти своего единственного кровного родственника, и вся рать Пембрука, все слуги, стражники, охотники и солдаты графа не сумели остановить его. Золото французского короля приятно отягощало его спину, и он похлопал по своей казне. Стыдно возвращать такой заем, когда впереди у тебя Лондон. A в Лондоне нетрудно составить себе состояние, если с умом вложить свои деньги.

– Поднимайте парус, плывем в Бристоль! – скомандовал Джаспер. – Приказываю это властью Генриха Шестого Ланкастера, английского короля.

Англичане и валлийцы из команды корабля разразились приветственными криками. Бретонцы и фламандцы просто пожали плечами и начали поднимать якорь, волочившийся по далекому морскому дну.