Уголовно-правовое прогнозирование имеет несколько смысловых оттенков. В широком смысле оно означает процесс получения прогностической информации об основных тенденциях, направлениях и перспективах развития действующего уголовного законодательства, выработки прогностической модели будущей его системы и ее составных частей. В узком смысле оно сводится к процессу создания прогностических моделей отдельных уголовно-правовых норм, оценке ожидаемых от их применения результатов, предвидению ближайших и отдаленных последствий криминализации и пенализации при различных их вариантах и комбинациях.

К объектам уголовно-правового прогнозирования можно отнести: а) тенденции развития уголовного права как отрасли; б) тенденции развития уголовно-правовых институтов; в) тенденции и перспективы развития отдельных уголовно-правовых норм.

В ходе отраслевого прогнозирования тенденций развития уголовного права особое значение в настоящее время приобретает исследование глобальных вопросов, связанных с: осмыслением основных направлений его эволюции; учетом новых, прогрессивных идей в области уголовной политики и уголовного права; выработкой общей концепции уголовного права; определением принципиальных возможностей для дифференциации уголовной репрессии; предвидением иных качественных сдвигов и изменений в уголовном законодательстве, в системе мер уголовно-правового воздействия.

Не менее актуальной является и проблема прогнозирования тенденций развития отдельных уголовно-правовых институтов. Так, в связи с разработкой и принятием нового УК РФ возникла необходимость с принципиально новых позиций подойти к оценке некоторых традиционных институтов уголовного права (добровольный отказ, соучастие в преступлении, прикосновенность к преступлению, действие уголовного закона во времени и пространстве и т. д.), провести прогностическое исследование ряда других институтов, не характерных для действовавшей системы уголовного законодательства, но представляющих для нее значительный интерес (экстрадиция, случай, сложная вина, множественность преступлений, правомерный профессиональный риск и т. д).

Наконец, объектом уголовно-правового прогнозирования является уголовно-правовая норма, ее эффективность. Прогнозирование эффективности действия уголовно-правовой нормы включает в себя следующие элементы: прогнозирование степени достижения данной нормой ее целей, включая цели основные и неосновные; прогнозирование эффективности юридических и социальных механизмов действия нормы; прогнозирование эффективности действия санкций и иных правовых средств, обеспечивающих в своей совокупности реализацию всех требований планируемой нормы; прогнозирование социальных результатов принятия новой нормы, побочных последствий ее действия, оценки их влияния на ее эффективность.

Уголовно-правовое прогнозирование как одно из направлений прогностики в области борьбы с преступностью не следует смешивать с криминологическим прогнозированием. Они относятся к самостоятельным, хотя и тесно связанным друг с другом, видам прогнозов.

Криминологическое прогнозирование, являясь научным предсказанием изменений тенденций и закономерностей преступности в будущем, дает законодателю информацию, учет которой позволяет своевременно вносить соответствующие коррективы в уголовное законодательство. Криминологические прогнозы состояния, структуры, динамики преступности служат исходным импульсом к изучению всех остальных предпосылок возможной декриминализации отдельных преступлений или, напротив, предполагаемого усиления интенсивности их пенализации. В этих случаях криминологическое прогнозирование выступает начальным звеном, предтечей уголовно-правового прогнозирования: перспективы развития уголовного законодательства могут быть правильно определены только с учетом информации, полученной как результат криминологического прогноза. Социологические исследования, кстати, показывают, что уголовное законодательство изменяется главным образом в зависимости от того, как развивается преступность.

Не меньшее значение для уголовной политики имеет оценка и обратной связи. В процессе криминологического прогнозирования необходимо учитывать «поправочные коэффициенты» в виде планируемых законодателем акций по криминализации или декриминализации определенных видов общественно опасных деяний. Игнорирование «возмущающей» роли законодателя, его «вклада» в создание круга преступного и уголовно наказуемого может существенно снизить ценность и информативность криминологического прогнозирования. В данном случае рассматриваемые виды прогнозирования меняются местами, и уже уголовно-правовое прогнозирование (и планирование) служит исходной базой для осуществления научно обоснованного криминологического прогноза. Исследования показывают, что изменения в законодательстве в связи с принятием УК РФ 1996 г. существенно повлияли не только на качественные характеристики преступности, но и на ее динамику. И хотя такого рода изменения действительно трудно предвидеть заранее, это еще не дает оснований, как полагает Ю. В. Солопанов, «не учитывать их при прогнозировании вовсе»^[97].

Уголовно-правовое прогнозирование есть, прежде всего, предвидение развития уголовно-правовых явлений. Как и любое предвидение, оно имеет две стороны: предсказательную (дескриптивную, описательную) и предуказательную (проскриптивную, предписательную). Предсказание выполняет функцию получения, описания и оценки прогностической информации о тенденциях и перспективах развития уголовно-правовых явлений. Предуказание предполагает выработку директивных установок на реализацию полученной информации в нормотворческой деятельности.

Предуказание, следовательно, переходит в целеполагание и, как результат, преобразуется в планирование правотворческой деятельности. Принятием решения о целесообразности установления уголовно-правового запрета завершается этап оценки прогноза последствий криминализации и начинается стадия планирования непосредственного про цесса законотворчества. Уголовно-правовое прогнозирование должно всегда предшествовать принятию законодательного решения о планировании правотворческой деятельности и проектировании уголовно-правовых норм.

Предсказательная и предуказательная стороны уголовно-правового прогноза в идеале должны взаимодействовать между собой столь интенсивно, чтобы это принесло эффект самоосуществления прогноза. В сфере уголовного законотворчества это означает разработку и принятие такой уголовно-правовой нормы, которая оказалась бы не только социально оправданной и социально обусловленной, но и оптимальной и эффективной в правоприменительной деятельности. Проектируемая норма должна содействовать вытеснению из жизни негативного социального явления, с которым призвана бороться, т. е. самоосуществлять прогноз.

Особые трудности возникают при уголовно-правовом прогнозировании криминализационных процессов, когда необходимо принять решение о целесообразности установления уголовно-правового запрета сравнительно (или абсолютно) новых форм антиобщественного поведения. Сложность такого рода прогнозирования заключается в необходимости учета множества комбинаций и различных вариантов исследуемого процесса, раскрытия положительных и отрицательных его сторон. Криминологический прогноз в этом случае ощутимой, реальной помощи законодателю оказать не может, ибо оперирует в основном данными уголовной статистики. Здесь же приходится анализировать различные формы отклоняющегося поведения, не получившие еще статус преступления и, стало быть, не учитываемые уголовной статистикой. Указанные формы девиантного поведения могли бы стать предметом моральной статистики, если бы таковая существовала в законченном виде. Но поскольку моральная статистика у нас ведется в ограниченных пределах, осуществление данной разновидности уголовно-правового прогнозирования становится делом весьма проблематичным, причем именно в силу крайней затрудненности в получении исходной информации. Тем не менее другого пути для получения научно обоснованного уголовно-правового прогноза в этой области нет. Реальную помощь в получении такой информации могла бы оказать хорошо поставленная служба моральной статистики, необходимость организации которой, на наш взгляд, уже давно назрела. Без учета широкой информации обо всех формах, разновидностях и проявлениях отклоняющегося поведения даже не приходится говорить о возможности создания теоретически безупречных моделей уголовно-правовых норм, ибо научная обоснованность уголовного закона находится в прямой зависимости от уровня информационного обеспечения правотворческой деятельности.

Поскольку проектируемая уголовно-правовая норма рассчитана на длительную перспективу, на неоднократное ее применение, уже один этот факт свидетельствует о том, что законодательный акт должен быть воплощением прогноза^[98]. Прогнозируемый уголовно-правовой запрет должен: а) отражать уже существующие тенденции и закономерности развития общественных отношений, подлежащих уголовно-правовой охране; б) предвосхищать их возможные изменения; в) учитывать побочные последствия, могущие наступить в результате его установления.

Уголовно-правовая норма, отражающая потребности в регулировании определенных общественных отношений настоящего периода, всегда обращена в будущее. Поэтому она должна обладать такой степенью эластичности, чтобы иметь некоторую способность к саморегуляции, оставаясь вместе с тем стабильной и неизменной в постоянно меняющейся реальной действительности. Уголовно-правовую норму, принятую как результат обоснованного прогноза, правильно учитывающего поставленные перед ней цели и средства их достижения, следует признать оптимальной. Эффективной же она станет в том случае, если заложенные в ней потенциальные возможности будут полностью реализованы в правоприменительной деятельности. Проблема прогнозирования изменения характера действия норм в результате социальных мероприятий приобретает особо важное значение, так как цена последствий от внедрения эффективной либо имеющей значительные негативные последствия нормы велика. Прогнозирование эффективного действия нормы позволяет в определенной степени избежать этого.

Формулирование уголовно-правовой нормы является одной из завершающих стадий процесса криминализации. Этап формулирования нормы логически вытекает из этапа ее обусловливания, где выявляется потребность в уголовно-правовом запрете и, с учетом задач и целей уголовно-правовой политики, определяется его содержательная сторона. Было бы, впрочем, заблуждением полагать, что стадия конструирования уголовно-правовой нормы уже лишена политических аспектов и сводится к чисто технической процедуре. Уголовно-правовая политика определяет не только содержание уголовного запрета, но и его форму, в том числе выбор приемов, способов, средств, с помощью которых осуществляется «материализация» запрета. Содержание и форма уголовного закона не могут быть индифферентны друг к другу, ибо полнота учета объективной потребности общества в уголовно-правовом запрете обеспечивается за счет адекватности отражения его содержательной стороны в признаках нормы. Эффективность нормы не в последнюю очередь зависит от четкости и емкости ее языкового выражения. Недостатки формы закона могут превратить его в фикцию^[99]. Отсюда следуют по меньшей мере два вывода.

Во-первых, именно уголовно-правовая политика призвана обеспечивать единство и преемственность требований к процессу криминализации на различных его этапах. Причем правилом здесь должен стать следующий постулат: нельзя отделять вопрос о том, что выражает закон, от вопроса о том, как он это выражает. Во-вторых, на стадии формулирования уголовно-правовой нормы исключительно важное значение приобретает проблема законодательной техники, юридического инструментария. Дело в том, что оптимальность моделируемой уголовно-правовой нормы, содержащей, в свою очередь, модель запрещаемого поведения, в конечном счете зависит от совершенства законодательной конструкции этой нормы. Разумеется, неоптимальность уголовно-правовой нормы может быть результатом и других причин, в том числе несоответствия нормы объективным закономерностям, порождающим необходимость ее принятия (имеется в виду социально не обусловленная норма). Но в данном случае мы исходим из презумпции соблюдения законодателем всех требований, предъявляемых к процессу криминализации. При таком условии степень полноты отражения в законе всех существенных признаков выявленной формы общественно опасного поведения почти всецело зависит от уровня развития законодательной техники, от того, насколько законодателю с помощью данной техники удастся добиться логической последовательности, четкости, ясности и выдержанности своей точки зрения.

Технику уголовного законотворчества, являющуюся разновидностью законодательной техники, можно определить как совокупность правил, приемов, способов и средств фиксации в законодательном акте такой внешней формы уголовно-правовых норм, которая с максимальной полнотой отражает их внутреннее содержание.

Техника уголовного законотворчества складывается в настоящее время из трех групп правил (приемов): а) правил построения законов в целом (правил построения уголовного законодательства); б) правил построения статей уголовных законов (правил изложения диспозиций и санкций); в) правил языка, стиля и терминологии^[100].

Если теперь проследить, как упомянутые общетеоретические положения были учтены российским законодателем в процессе осуществления реформы уголовного законодательства, то можно будет обнаружить следующее. На момент принятия УК РФ 1996 г. в его Особенной части появились 63 новых, по сравнению с УК РСФСР 1960 г., состава преступления и в то же время в УК РФ не были включены 78 составов преступлений, входивших в УК РСФСР. Из последнего в период до принятия нового УК РФ законодательно были исключены 26 составов преступлений.

Таким образом, впервые в истории России за столетие, в течение которого было принято шесть уголовных кодексов, при принятии нового Уголовного кодекса число криминализированных деяний оказалось меньше числа декриминализированных^[101].

Однако достигнутый результат продержался недолго. Менее чем за 10 лет существования УК РФ 1996 г. в него вносились изменения 40 федеральными законами. При этом изменения были внесены в 45 статей Общей части УК (43 % всех норм) и в 236 статей Особенной части (85 %). Исключены (утратили силу) из Кодекса 7 статей, включены (введены) в Кодекс 23 статьи. В отдельные статьи Особенной части УК изменения вносились неоднократно. Например, в ст. 205 (террористический акт) – пять раз.

Анализ перечисленных изменений позволяет установить следующую закономерность: отчетливо выраженное превалирование числа криминализированных деяний над декриминализированными. Так, за период действия УК РФ 1996 г. была установлена или расширена уголовная наказуемость таких деяний, как: торговля людьми (ст. 127¹ УК), использование рабского труда (ст. 127² УК), нарушение порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума (ст. 141¹ УК), фальсификация итогов голосования (ст. 142¹ УК), невыплата заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат (ст. 145¹ УК), производство, приобретение, хранение, перевозка или сбыт немаркированных товаров и продукции (ст. 171¹ УК), легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления (ст. 174¹ УК), злостное уклонение от предоставления инвестору или контролирующему органу информации, определенной законодательством Российской Федерации о ценных бумагах (ст. 185¹ УК), неисполнение обязанностей налогового агента (ст. 199¹ УК), сокрытие денежных средств либо имущества организации или индивидуального предпринимателя, за счет которых должно производиться взыскание налогов и (или) сборов (ст. 199² УК), содействие террористической деятельности (ст. 205¹ УК), прекращение или ограничение подачи электрической энергии либо отключение от других источников жизнеобеспечения (ст. 215¹ УК), приведение в негодность объектов жизнеобеспечения (ст. 215² УК), приведение в негодность нефтепродуктов, нефтепродуктопроводов и газопроводов (ст. 215³ УК), незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов (ст. 228¹ УК), изготовление и оборот материалов или предметов с порнографическими изображениями несовершеннолетних (ст. 242¹ УК), организация экстремистского сообщества (ст. 282¹ УК), организация деятельности экстремистской организации (ст. 282² УК), нецелевое расходование бюджетных средств (ст. 285¹ УК), нецелевое расходование средств государственных внебюджетных фондов (ст. 285² УК), организация незаконной миграции (ст. 322¹ УК), изготовление, сбыт поддельных марок акцизного сбора, специальных марок или знаков соответствия либо их использование (ст. 327¹ УК).

В то же время декриминализации (полностью или частично) подверглись: заведомо ложная реклама (ст. 182 УК), обман потребителей (ст. 200 УК), некоторые разновидности хулиганства (ст. 213 УК), некоторые виды преступлений, предметом которых являются наркотические средства, психотропные вещества или их аналоги (ст. 228, 228¹ УК), оставление места дорожно-транспортного правонарушения (ст. 265 УК), причинение по неосторожности вреда здоровью средней тяжести (во всех статьях УК, кроме ст. 124).

Обращает на себя внимание тот факт, что декриминализация (весьма скромная по числу отмененных норм) коснулась в основном тех деяний, которые достаточно часто встречаются в реальной жизни. А потому объем фактически применяемой репрессии в этой части несколько сузился. В то же время нельзя не учитывать, что отмеченная тенденция наталкивается на целый ряд объективных препятствий в виде определенного состояния, структуры, динамики преступности, других негативных социальных явлений, поэтому уголовное право в данном направлении эволюционирует не так быстро, как того бы хотелось. Если же оценивать ситуацию в целом, то необходимо признать, что уголовная репрессия в том виде, в каком она выражена в нормах Особенной части УК, за последние 10 лет непрерывно расширялась.

В заключение следует отметить, что процесс законотворчества в сфере уголовного права в период проведения реформ в России сопровождался целым рядом просчетов и недостатков, на которые неоднократно указывали ученые: отсутствие единой концепции разработки уголовного законодательства и реформирования правоохранительных органов; отказ от возможности предварительного принятия основ уголовного законодательства; искажение приоритета реформ, их однобокость, гипертрофия идеи гуманизации и отрицание общепревентивного значения уголовного закона; отсутствие криминологической обусловленности некоторых уголовно-правовых запретов, их привязки к новым криминальным и социальным реалиям; издержки техники законотворчества^[102]. Все это как раз и не позволяет считать принятый в 1996 г. УК РФ «верхом законодательного совершенства». Вместе с тем при всей бесспорной актуальности этого нормативного акта и небесспорности ряда его положений он представляет собой, безусловно, серьезное достижение отечественной уголовно-правовой и уголовно-политической мысли. Действующий УК РФ в целом все-таки отвечает духу сегодняшнего времени, достаточно полно и почти адекватно отражает потребности практики в урегулировании с помощью уголовного права наиболее важных и ценных общественных отношений, в установлении запрета относительно (или абсолютно) новых форм девиантного поведения. Словом, нынешний Уголовный кодекс России – не кодекс Наполеона: он не переживет века. Но УК РФ 1996 г. и не рассчитан на это. Его предназначение – в другом. Он призван сыграть роль законодательной основы для борьбы с традиционными и новыми видами преступлений в пореформенный период развития российского государства. И с этой ролью он, скорее всего, справится.