В июле 1575 г. был заключен русско-шведский договор о перемирии. Его необходимость определялась неготовностью обеих сторон возобновлять крупномасштабный военный конфликт. Как известно, Грозный в 1573–1575 гг. предпринял успешное наступление против шведов в Ливонии, ответом на которое могли стать действия шведов в направлении Орешка и Карел. Однако для организации военной кампании у Юхана III не хватало военных ресурсов. В итоге решили начать переговоры. В июле на реке Сестре состоялся посольский съезд^[48].

Шведская сторона вновь подняла вопрос о равноправности сторон, т. е. об отмене унизительного посольского обычая сношения с русскими властями через Новгород Великий. Шведская сторона также отвергла требования дать Ивану Грозному 200 вооруженных всадников для борьбы против Крыма. Как всегда острым оставался вопрос непризнания Иваном Грозным Юхана III в качестве «брата». Однако в конечном итоге общая заинтересованность достигнуть перемирия возобладала. Обе стороны старательно обходили вопрос о Ливонии. Формально договор касался прекращения военных действий на финско-карельской границе и в Ингрии (Ингерманландии). Главным содержанием договора было обязательство шведской стороны не нападать на Новгород Великий, Орешек и Карелы.

Договор был заключен 13 июля 1575 г.^[49] Срок перемирия определили в два года от дня св. Ильи, т. е. 20 июля 1575–20 июля 1577 г. Договор был утвержден русскими и шведскими послами. С русской стороны это были боярин князь Василий Федорович Сицкий-Ярославский, князь Петр Иванович Барятинский и дьяк Терентий Григорьевич Лихачев.

В августе 1575 г. текст договора был доставлен к Ивану Грозному в Старицу, но царь не спешил с ратификацией, выжидая развития ситуации в Речи Посполитой. Только в июне 1576 г. ратифицированная грамота была отправлена королю. Одновременно Грозный в послании Юхану III выражал согласие на новый посольский съезд. Повторно это предложение направили в ноябре, причем Грозный уже предлагал провести переговоры не на границе, а в Москве. Это изменение порядка русско-шведских дипломатических «ссылок» должно было содействовать согласию шведов на переговоры. Шведская корона, однако, отказалась. К этому времени в результате русской военной кампании 1576 г. в Ливонии в руках Юхана III оставался только Таллин с окрестностями.

Новая русская военная кампания 1577 г. в Ливонии не затрагивала русско-шведского конфликта, так как была направлена против владений Речи Посполитой, но наделе речь шла о скорой конфронтации со Швецией. В эйфории от захвата почти всей Ливонии, Иван IV угрожал Юхану III войной на финской границе, но отказался от этих намерений. В июне 1577 г. в результате обмена посланиями было установлено перемирие сроком на девять месяцев до мая 1578 г. Иван Грозный твердо рассчитывал удержать большую часть Ливонии, даже в случае возобновления войны против Речи Посполитой, надеясь на невмешательство в конфликт Шведской короны. Однако он недооценил противника.

Уверенность Ивана Грозного в сохранении завоеванных территорий Ливонии в 1577–1578 гг. в значительной степени определялась известиями из Речи Посполитой. Одновременное избрание королями Максимилиана II сенаторами на сейме в Варшаве 7 ноября – 15 декабря 1575 г. и Стефана Батория на «сепаратном съезде» шляхты 18–28 января 1576 г. породило в Москве надежду на затяжную борьбу между претендентами на престол с перспективой развала Речи Посполитой, однако развитие событий пошло по неблагоприятному для Русского государства сценарию. На престоле Речи Посполитой водворился Стефан Баторий. Правда, для Ивана Грозного новый король, увязший в осаде мятежного Гданьска и занятый урегулированием сложных взаимоотношений между Великим княжеством Литовским и Короной, до времени не представлял угрозы.

Тем не менее обе стороны были настроены продлить перемирие, существовавшее в период «великого бескоролевья». Как известно, король с самого начала являлся сторонником возобновления войны с Москвой, однако ввиду исключительно тяжелого внутриполитического и внешнеполитического положения Речи Посполитой не стал затягивать отправление посольства, которое в июле 1576 г. отбыло из Варшавы^[50]. Послы (Ю. Груденский и Л. Буховецкий) прибыли в Москву 26 октября 1576 г.^[51]. Переговоры вела комиссия думских чинов: Н. Р. Захарьин-Юрьев, князь В. А. Сицкий, А. Ф. Нагой, А. Я. Щелкалов и В. Я. Щелкалов^[52]. Их профессионализм проявился в наступательном характере дискуссий с послами.

Польско-литовская сторона хотела сохранить перемирия до новых переговоров. Такую позицию Иван Грозный расценил как признак неустойчивого положения Стефана Батория, но согласился сохранить перемирие. В середине ноября посольство было отпущено, но договора не заключили. В послании Ивана Грозного Стефану Баторию выражалось согласие на новые переговоры и «опасные» грамоты для проезда посольства^[53]. В сложившейся практике это означало, что де-факто до прибытия «больших послов» между Речью Посполитой и Русским государством будет сохранено перемирие.

Стефан Баторий, считая военное столкновение Речи Посполитой и Русского государства неизбежным, стремился выиграть время для стабилизации внутриполитического положения и урегулирования межгосударственных отношений с сопредельными державами, в первую очередь с Портой и Крымом. Этим объяснялась задержка с отправлением и снаряжением посольства. Оно было отправлено в марте 1577 г. из Торуни, спустя несколько месяцев после завершения работы сейма (19 октября – 29 ноября 1576 г.), на котором король столкнулся с жесткой позицией политической элиты Великого княжества Литовского, требующей устранения угрозы со стороны Москвы дипломатическим путем^[54]. Стефан Баторий и постепенно становившейся ключевой фигурой в сенате коронный подканцлер (а позже канцлер) Ян Замойский стремились дождаться такого развития событий, при котором политическая элита Великого княжества Литовского твердо выскажется за войну. Такая тактика короля в значительной степени облегчила Ивану Грозному действия в Ливонии.

Посольство в составе С. Крайского воеводы мазовецкого, М. Сапеги воеводы минского и Ф. Скумина-Тышкевича подскарбия надворного литовского длительное время пребывало в Орше, не решаясь перейти границу ввиду пребывания Ивана Грозного в Ливонии, так как ему было предписано следовать только в Москву. С октября по декабрь 1577 г. Иван Грозный и Стефан Баторий вели странную дипломатическую игру, возлагая друг на друга ответственность за затягивание прибытия посольства. А. И. Филюшкин полагает, что это было проявлением «политической близорукости и эгоцентризма русского царя»^[55]. На самом деле время тянули обе стороны. В результате посольство прибыло в Москву лишь 9 января 1578 г.^[56]

Инструкции, на основании которых они произнесли свои «посольские речи» содержали противоречия, которые не остались незамеченными в Москве^[57]. Заявляя претензии относительно положения дел в «земле Инфляндской», польско-литовская сторона выражала готовность заключить договор «вечного мира» или продлить перемирие сроком на девять лет. Оно обуславливалось возвращением всех завоеваний в Ливонии. Иван Грозный как и всегда лично контролировал ход переговоров, которые вела с 15 января «ответная» комиссия думных чинов в составе боярина Н. Р. Захарьина-Юрьева, думных дворян Б. Я. Вельского В. Г. Зюзина Д. И. Черемисова и дьяков А. В. Щелкалова, А. Шарфединова, П. Ершова-Михайлова^[58]. Таким образом, руководство комиссией государь, как и в 1576 г., доверил своему шурину, но реально главную роль играли его приближенные во главе с Вельским.

Переговоры шли очень трудно. Польско-литовские послы огласили два варианта договора. Первый предусматривал «вечный мир» на условиях возвращения всех отторгнутых с 1563 г. от Великого княжества территорий (Полоцк и ряд крепостей) и всей Ливонии. Второй вариант предусматривал заключения перемирия на девять лет с сохранением uti possidetis на московско-литовской границе, согласно условиям договора 1570 г., но возвращение всех завоеванных с 1573 г. по 1577 г. территорий в Ливонии. Русская сторона категорически отвергла эти предложения, настаивая на исключении пункта о Ливонии. Традиционный вопрос о «царском титуле» Ивана Грозного решили традиционным способом – в русском противне сохранить, из польско-литовского убрать. В конечном итоге 28 января 1578 г. был заключен договор о продлении перемирия сроком на три года.

По классификации В. Похлебкина это было «Второе русско-польское перемирие XVI в.» (в период Ливонской войны)^[59]. Русский противень договора опубликован в составе русской посольской документации и посольских книг Литовской Метрики^[60]. Два варианта противня – тот, который повезли домой польско-литовские послы, внесенный затем в посольские книги Литовской Метрики и тот, который вскоре повезло в Речь Посполитую посольство Карпова-Головина – различаются, Этот документ имел редкую среди русско-польско-литовских договоров судьбу: он не был утвержден королем и отправлен назад с гонцом В. Лопатинским. Различаются и два варианта польско-литовского противня, которые также опубликованы в составе русской посольской документации и в составе посольских книг Литовской Метрики^[61]. Важно отметить: в русской документации оба противня договора помещены в составе документации «по отпуску» посольства Карпова-Головина, а не «по приему» польско-литовского посольства, как это обычно практиковалось.

Это не случайно, поскольку заключая перемирие Иван Васильевич Грозный стремился методами казуистики исключить из него права Речи Посполитой на «Инфляндскую землю». Поэтому в русском противне договора он зафиксировал владение всей Ливонией как свою «вотчину» и обязательство Стефана Батория отказаться от всяких прав на нее. Естественно, в польско-литовский противень эти положения не вошли. Там вообще Ливония не упоминалась, а содержалась только фактическая роспись русско-литовских рубежей.

Польско-литовские послы в ходе обсуждения категорически заявили что «по государя своего приказу» в «перемирные грамоты» этого записывать не будут^[62]. В итоге Иван Васильевич распорядился, чтобы в польско-литовский противень предъявленный послам вопрос о «Инфлянской земле» не вносили, что и было сделано составлявшим «грамоты» подъячим Захаром Григорьевичем Свиязевым^[63]. По традиции послы потребовали, чтобы бояре, ведшие с ними переговоры, «вычитали» грамоты, а затем приложили к польско-литовскому противню свои печати^[64]. Также они потребовали «вычесть припесь» – обязательство соблюдать договор, на которой «целовали крест» в присутствии государя^[65]. Иван Грозный «целовал крест» на «припеси» к русскому противню, содержащему отказ Речи Посполитой от прав на его «вотчину». Таким образом, по замечанию В. В. Новодворского «договор собственно не состоялся: царь скрепил присягою только свою грамоту, а послы лишь свою»^[66].

В дальнейшем, когда с посольством П. И. Головина государь вознамерился навязать польско-литовской стороне текст противня не скрепленный печатями послов, Стефан Баторий отказался ратифицировать договор. Впрочем, М. М. Щербатов указал, что обвинять Ивана Грозного в том, что с этим посольством «он не такие грамоты прислал, каковы были подписаны и заключены послами», бессмысленно, так как в любом случае «послы имели свои списки с грамот»^[67]. В момент ратификации послы не устраивали шумной «протестации». В их действиях была своя логика – избежать начала крупномасштабных военных действий одновременно в Ливонии и на восточной границе Великого княжества Литовского, к чему Речь Посполитая не была готова. Тем не менее «мина» под договор была заложена.

В отечественной историографии заключение трехлетнего перемирия, которое по меткому замечанию Г. В. Вернадского «ни одна из сторон не намеревалась соблюдать»^[68], расценивается неоднозначно. В. Д. Королюк считает его успехом Грозного, отмечая то обстоятельство, что польско-литовские послы отказались включить положение о Ливонии «в свой текст перемирной грамоты»^[69]. Шире распространена точка зрения А. А. Зимина, который констатировал, что «фактически же перемирия заключено не было, ибо Иван IV подписал (на самом деле “целовал крест”. – А. В.) один вариант докончания, в котором Ливония (в том числе Лифляндия и Курляндия) объявлялась русским владением, а польские послы – другой, не содержавшей этого пункта^[70]. А. И. Филюшкин констатировал, что таким образом был «упущен шанс достичь решения ливонского вопроса мирным путем»^[71]. Тем не менее лично Иван Васильевич рассматривал заключение договора весьма позитивно, считая, что это развязывало ему руки в Ливонии. Теперь следовало закрепить успех решением давно существовавших конфликтов с Датской короной.

К этому времени Можайский договор 1562 г. о территориальном разграничении в Ливонии фактически утратил силу, так как в ходе датско-шведской войны 1563–1570 гг. ряд ливонских крепостей, которые согласно договору должны были принадлежать датчанам, захватили шведы. В 1576 г. большинство из них перешло в руки Ивана Грозного в ходе кампаний в Ливонии. В мае 1578 г. датский король Фредерик II отправил в Русское государство посольство Якоба Ульфреда для заключения нового договора. Для активизации русско-датских контактов король решил использовать «транзитные перемещения» московских дипломатов через Данию в Империю. Ульфред отбыл из Дании вместе с послом Грозного Ж. И. Квашниным, возвращающимся от императора Рудольфа II.

Датская сторона стремилась урегулировать с Москвой вопросы о судьбе ливонских крепостей «уступленных» датской короне при распаде Ливонского ордена и признания прав на сохранившиеся владения. Был предусмотрен вариант предоставления русской стороной выкупа (100 тыс. талеров). Ход переговоров изучен Ю. Н. Щербачевым^[72]. Русская сторона жестко отвергла все претензии датчан, как и во время переговоров 1575 г. указывая, что датская корона, заключив мир со Швецией, фактически аннулировала договор 1562 г. Было объявлено, что вся Ливония является «вотчиной» московского государя, а остров Эзель должен быть передан «ливонскому королю» Магнусу как компенсация за конфискованные у него шлезвиг-гольштейнские владения. Датчане на переговорах занимали оборонительную позицию – русская сторона не шла на компромисс о ливонских владениях, а к предложениям заключить союз против Швеции и Речи Посполитой датчане явно не были готовы. Договор был заключен 28 августа 1578 г. в Александровской слободе^[73].

Главным содержанием договора стало 15-летнее перемирие (1 сентября 1576 г. – 1 сентября 1593 г.) с уступкой всех ливонских городов и замков. Впрочем, датчане к этому времени уже ничем не владели в Ливонии, кроме острова Эзеля. От прав на него Иван Грозный отказывался при условии, что Датская корона передаст его принцу Магнусу. Правда, переход «ливонского короля» под протекторат Речи Посполитой сделал проблему Эзеля неактуальной. Зато возник конфликт из-за остатков ливонских владений Магнуса, которые принадлежали ему до кончины в 1583 г.

Как известно, в дальнейшем датская корона безуспешно пыталась требовать у Речи Посполитой его владения, что даже привело к кратковременному военному конфликту. В целом договор ослабил позиции Датской короны на Балтике, но единственным положительным для датчан результатом явилось согласие Ивана Грозного на урегулирование конфликтов на норвежской границе. Александровский договор означал окончательный выход Дании из числа участников борьбы за «Ливонское наследство». Слабость датской дипломатии на переговорах привела к опале Якоба Ульфреда. Датский противень договора был послан в Копенгаген с посольством А. Г. Давыдова, но в ратификации было отказано так как «король отрекся подтвердить оный договор будто, бы послы его сделали оный в Москве по неволе»^[74]. Однако де-факто договор оставался в силе, так как островом Эзелем Дания владела до 1645 г.