Июньская девочка

Надежде Июневой, девочке, найденной в кусте сирени, приёмной дочери Александра Штиглица и супруге Александра Половцова

 
Июньская девочка, что весела и нежна, —
Надежда июньская. Из-под отцовского крова
Была по наследству, бесценная, передана
Из рук одного Александра ты в руки другого.
 
 
Надёжные руки, которым поддержка одна
Потребна: твой взгляд, твой кивок,
                                                   одобрительный возглас.
Ты только люби их, ты будь весела и нежна,
Храни эти души, куда ты нечаянно вторглась.
 
 
И два Александра сияют десятками лет,
Могучи, что скалы, и ты – лучезарная – между,
И строят, и жертвуют, веря в твой нежный привет,
Надеясь: хотя бы твою оправдают надежду.
 

Боре, капитану волейбольной команды

 
Ты был так нескладно высок и не в меру смешлив.
Не верю, что даже и смех этот канул в залив.
 
 
Не верю, что властен над Борей балтийский борей,
Схватившийся вдруг с капитаном командных морей.
 
 
Из той черноты чёрным глазом мигни, не молчи:
Какие там в моде – всё те же ли? – нынче мячи,
 
 
Всё так же ль боятся подачи твоей, как огня?
И кто там пасует на «взлёт» тебе вместо меня?
 
 
А пятеро нас по-сиротски остались играть,
А в зал на пылинках спускается солнце опять,
 
 
В беззвучной безмерной улыбке спускается вниз —
На то, на пустое, блестящее место, Борис.
 
 
Едва оттолкнувшись от пола, возносится ввысь.
Уже улетаешь? За нас, за земных, помолись.
 
 
И скоро ты снова сумеешь команду собрать:
Полвека – не больше – и будем все вместе опять.
 

Романс

 
Поздно. Порознь. Проще – брось же
Притворяться: мы не любим.
За мои романсы больше
Не бросай монеты в бубен.
 
 
Будет. Будущие будни
Без тебя уже маячат.
Из своих паучьих пут не
Отпускаешь – жаден, значит?
 
 
Сжалься. Новым следуй устьем,
Словно ялик – независим.
Только всё же вечер грустен
Без твоих обидных писем.
 

Крепость

 
В детстве снега было много, много.
В декабре мы вылепили крепость.
Рассудили: на крутой горе пусть
Высится – огромна, круглобока.
 
 
Каждый день мы думали с тревогой:
Как там крепость? Каждый день мы шли к ней.
И она от новогодних ливней
Весь апрель не делалась пологой.
 
 
Всё никак не выбраться в тот лес нам,
Всё не выбрать день, погоду, повод.
– И зачем? – подсказывает опыт.
 
 
Каждый занят нужным и полезным.
Главное, что снега стало мало,
Кажется, почти совсем не стало.
 

Юрий Романов

Родился 4 декабря 1970 г. в Санкт-Петербурге.

Первая публикация в 1997 г. в книге стихов «Ноктюрн». Параллельно посещал другие литобъединения.

В 2003 г. вышла отдельная книга стихов «Самка богомола».

Публиковался в альманахе «Изящная словесность».

Запятые

I

 
Корми, корми свою голубку
зерном чернильных запятых.
Забей, забей словами трубку.
Связь телефонную,
Святых
                     всех призови, моля о встрече.
Чертить по городу круги —
шаги по правой части речи
от лево-бережной руки.
 

II

 
Дождь доживает до камней —
Им так нужна его прохлада,
Что он становится сильней,
Как будто он спешит куда-то.
Стою под куполом зонта
Под запятые стих толкая,
Но рифма всё-таки не та.
И не со мною та, другая.
 

III

 
«Ты в городе, где вместо голубей»
Зерно чернил расклёвывают звезды.
Морскую милю впитывают версты,
И тишина становится грубей
           на ощупь.
И полшага не пройти,
Чтоб не задеть соленость океана.
Здесь не рассчитывай на вежливость
           тумана.
И словом SOS от боли не спасти.
 

Усталые рифмы

 
Не читаю теперь, не считаю
Я бумаги желтеющей строк,
Я кораблики с дочкой пускаю
По курсиву апрельскому вод.
 
 
И не складно теперь, и не ладно,
И кораблик – не Ноев ковчег:
Тонет, тонет, и рифмой усталой
Тает, тает чернеющий снег.
 

«Надломились слова. Застыли…»

 
«Надломились слова. Застыли…»^[1]
Между нами молчанье вьюжит,
В горле голос сдавило или
От обиды всё стало уже:
И пространство, и тень любимой,
Эсэмэсок озябших почерк.
В нашей связи – теперь мобильной —
В каждой букве хватает точек…
 

Мёртвая царевна

Екатерине Романовой

I

 
Не вытянув и строчки из меня,
Рассорились бумага и чернила.
Не оседлав крылатого коня,
Я удила́ меняю на уди́ла.
 
 
Но рыбка промолчала. Уплыла.
И сети рвет акула-каракула.
И яблоко виной или игла,
Но муза умерла или…
                               уснула.
 

II

 
А ты сейчас, наверно, у семи.
У ветра я выспрашивал дорогу.
Да, прав он, прав, и – чёрт его возьми! —
Кого теперь кричать мне на подмогу?
Ведь это не Яга и не Кощей,
И заяц в сундуке мне не поможет
От взгляда, что молчания
           сильней,
От скорби, проступающей на коже.
 

III

 
Никому. Ничего.
В тесноте хрусталя
Я лица твоего
Не узнаю. Скуля
Под иглой граммофона
Еле слышно: «Мертва».
Только губ целованье
Здесь поможет едва.
 
 
И бежал бы отсюда
До живой красоты,
Раз ни веры, ни чуда
В отголосках беды.
 
 
Но не вырвать молчанье
Из твоей белизны.
Только гроба качанье,
Только звенья вины.
 

«Февраль. Достать чернил забуду…»

К. Г.

 
Февраль. Достать чернил забуду.
Всё на местах своих оставлю.
Бумаг бледнеющую груду
Кусками льда оставлю Каю.
 
 
Пусть посылает оригами
Воздушно-капельные Герде,
Испишет небо журавлями
Без адресата на конверте.
 

«Пружины вылетающие нот…»

 
Пружины вылетающие нот,
Удар ключом скрипичным об асфальт.
И затуманил фугами фагот
Разбрызганный по тротуару альт.
 
 
И где искать мне нотную тетрадь —
Ту, из которой выдраны листы?
И нот не досчитаться – только пять,
И где теперь две ноты – «Я» и «Ты»?
 
 
Разбросаны, не попадают в такт,
Синкопы и октава из разлук,
И пауза, затянутая так,
Что не почувствовать
                               ни губ твоих, ни рук.
 

«Не муж, не любовник…»

 
Не муж, не любовник,
Маратель бумаг.
Но сей треугольник
Не впишешь никак
Ни в круг, ни в квадраты
Домов и квартир,
Ни в соты-палаты
Больницы. До дыр
Стирай его грани,
Вершины дели.
Мы зацеловали
Июльские дни.
 

«Не нужен день, и ночи мне не надо…»

Губы-ямбы, глаза-рефрены.

Мария Агапова

 
Не нужен день, и ночи мне не надо,
И голоса отчаянного хрип,
Чтобы понять, и ни при чем досада,
В какую же историю я влип.
В ней губы-ямбы, а глаза – рефрены,
Распахнутая дольниками речь,
И поцелуи-рифмы впились в вены —
Ни верности, ни веры не сберечь.
 

Алёна Малиновских

Родилась в г. Новгороде (ныне Новгород Великий). В 2006 г. переехала в г. Санкт-Петербург. Закончила Санкт-Петербургский государственный университет кино и телевидения по специальности «Продюсерство».

Публикации в газете «Вечерний Петербург», журнале «Юность», «Невском альманахе» и др.

Зверь

 
Стол, кровать и дверь
да углов квартет…
Словно битый зверь
в клетке много лет.
Каждый новый день,
каждый долгий час,
ненавижу тень,
Что пустилась в пляс.
Солнце полный круг
завершит – и спать.
Ночью воздух туг,
не уснуть опять.
Тень исчезнет. Вновь
утром я начну,
как ни прекословь,
нашу с ней войну.
Я, как битый зверь,
в этой клетке мру —
не открыть мне дверь,
не сломать игру.
 

«Стекло дрожит под каплями дождя…»

 
Стекло дрожит под каплями дождя,
окно – как выход в параллельный мир
из этой страшной чехарды квартир,
в которых умираешь, приходя.
 
 
Дрожит рука, и кажется, что нет
Ни грамма смысла верить в чудеса.
С восторгом забываю адреса
Рассыпавшихся в прах чужих планет.
 
 
И с проседью волна моих волос…
Таить её. Не видеть бы самой!
Железной птицей тороплюсь домой,
но не найти подсвеченных полос…
 

«Немыслимо. Невыносимо. Страшно…»

 
Немыслимо. Невыносимо. Страшно.
Как отсвет догорающего дома,
в котором было всё тебе знакомо
и жизнь твоя сверкала днём вчерашним.
 
 
В ладонях греешь ты остатки пепла,
но он упрямо сыплется сквозь пальцы.
А ты теперь бездомным стал скитальцем,
И, кажется, твои глаза ослепли.
 
 
На паперти ты проклинаешь лихо
мироустройство, и судьбу, и случай,
но голос твой неслышен, он беззвучен.
Он растворился в городе безликом.
 

Метро

 
В тоннелях метрополитена
отрывками мерцают голоса,
несутся поезда в подземных венах
и разъедает темнота глаза.
 
 
И сбитое дыханье ритмом
стучит в висках под тяжестью глубин,
а рельсы-полосы опасной бритвой
кромсают желоба колёсных спин.
 
 
И мнимой силой награждая
подкожный мир центральных городов,
метро, вдыхая жизнь в них, ожидает,
не в силах вырваться из проводов.
 

«Как марку, в свой альбом я вклею этот день…»

 
Как марку, в свой альбом я вклею этот день,
событий небоскрёбы строя в город.
За ним идёт другой. Он – новая ступень.
На карте происшествий снова повод
отметить область обходных дорог,
что открывается по дням пред нами.
Но каждая ступень выводит на порог,
а каждый город может смыть цунами…
 

«В подсвеченных окнах чьи-то жизни идут по кругу…»

 
В подсвеченных окнах чьи-то жизни идут по кругу.
А я шуршу страницей с ненужным текстом,
и в этом городе порой становится слишком тесно.
Настолько, что чуешь на горле чужую руку.
 

Николай Неронов

Родился в Ленинграде в 1970 г.

Микросхема

 
Хотя бы что-нибудь большое
или тяжёлое, а то —
наваливаешься Левшою
и впаиваешь в решето
какую-то мадам Петрову
под бок такому же Петру
под грохот этот, шум портовый,
кровоточащий поутру.
Безрезультатно жалом тычешь
в расхлябанную колею —
вот так и слепнут сотни тысяч,
цепляясь к инобытию.
 
 
Но ей, мятежной, нет покоя —
пока отсутствует уют,
ничтожной капелькой припоя
опять к земле не прикуют.