2.4. Метафорические дейктические иллюстраторы в лекторском диалоге

В русском лекторском диалоге встречаются два типа дейктических иллюстраторов. Это обычные дейктические иллюстраторы, указывающие на тот или иной конкретный референт – на лицо, объект, действие или отношение непосредственно в самом произносимом тексте или во внешнем контексте (контексте ситуации), и метафорические дейктические иллюстраторы. Их отличает от обычных дейктических иллюстраторов то, что они указывают не на лицо (объект, действие и т. д.), а на некоторые аспекты лица, действия или отношения, которые характеризуют соответствующий референт.

Как и обычные дейктические иллюстраторы, метафорические дейктические иллюстраторы тоже делятся на два класса. Это собственно метафорические дейктические жесты и характеризующие метафорические дейктические жесты.

Метафорические иллюстраторы в дидактическом тексте обладают своими особенностями по сравнению с такими же жестами, но в других типах текстов. Особенно большое количество метафорических иллюстраторов встретилось нам в те минуты лекции, когда шло объяснение нового материала. Коммуникативная задача лектора, объясняющего материал, очевидна, и потому он охотно прибегает к «наглядным пособиям» разного рода, к каковым относятся не только карты, рисунки, записи на доске, таблицы и пр., но и зрительно воспринимаемые жесты.

Приведем примеры смыслов, которые чаще всего выражаются и передаются в лекции метафорическими дейктическими иллюстраторами обоих типов.

1. ‘Отход от магистральной линии повествования’ – тут действует знаменитая метафора пути и отхода от него (Lakoff, Johnson 1980). Рука отводится в сторону, изображая этим отход;

2. ‘Время’ – рука указывает, как правило, вперед. Это движение в русской культуре означает устремленность к будущему, в «завтра», а прошлое изображается указательным жестом пальца или руки назад. В этой связи можно напомнить о многочисленных памятниках Ленину, где он стоит с рукой, устремленной вперед. Или вспомнить о первом языке французских глухих аббата Л’Эпе;

3. ‘Неверная мысль, суждение или предположение’, а также ‘моральное отклонение’ – рука, как и при отходе от магистральной линии, отводится в сторону. Такое движение реализует, однако, метафору хоть и близкую к отходу, но все же другую: это отклонение от пути – девиация, ср. лат. de vio ‘от пути’;

4. ‘Расхождение и сближение точек зрения’ – руки раздвигаются в стороны, показывая расходящиеся направления под углом, как бы развилку дороги, или сближаются. Затем они либо соединяются в жесте «домик», либо «склеиваются» вместе ладонями (это знаковое движение, в отличие от «домика», хоть и метафорический, но не дейктический жест);

5. ‘Подведение итога’ – палец или рука лектора производят округлые движения одновременно со словами Вот так и закончился их многолетний спор; Вот и все и т. п. Другой лектор, математик по профессии, совершает аналогичное движение, произнося при этом фразу Все, теперь все случаи нами рассмотрены;

6. ‘Отображение аспектов рассказываемого события’ или ‘отображение отдельных слов в высказывании’³⁰. Иногда лекторы круговыми жестами руки (в редких случаях – двух рук) изображают слово круг в его разных значениях и родственные ему слова кругом, вокруг, на круг, закругляться и т. п., слова, подводящие итог рассуждению: в общем, в целом, в результате, в итоге. Иными словами, значения или сами единицы как бы изображаются жестами. Как пишут в своей статье А. Ченки и К. Мюллер (Cienki, Müller 2008), отмечая возможность дублирования метафорического смысла жестом, «a conceptual metaphor which motivated the extension of a word to an abstract domain can <…> constitute an imagistic way of thinking about the idea, even it is no longer transparent in the form of the word itself» ‘за концептуальной метафорой, благодаря которой у некоторого слова расширилась сфера употребления и оно приобрело значение, отражающее абстрактное понятие, скрывается образное представление этого понятия, даже если оно больше не просматривается в самой форме этого слова’ (перевод наш. – Авторы);

7. Оценочные компоненты – условно ‘хорошее’ и ‘плохое’. Жест, выражающий такие оценки, производится обычно одной рукой, которая движется соответственно вверх и вниз (метафорически все хорошее находится наверху, а плохое – внизу).

2.5. Особенности взаимодействия смысловых и формальных компонентов в лекторских и других разновидностях жестов

Мы уже говорили (см. Введение), что синтаксис телесного знакового поведения складывается из двух совокупностей правил: правил внутреннего синтаксиса, которые отражают связь телесных знаков друг с другом и порядок их следования в устном диалоге, и правил внешнего синтаксиса, которые описывают закономерности соединения жестов разной природы с вербальными единицами. И те, и другие правила обычно формулируются комплексно, а именно, говорится о том, что такой-то и такой-то жест сочетается или не сочетается в диалоге с таким-то и таким-то вербальным или невербальным знаком. Между тем, как показал накопленный нами опыт исследования проблемы мультимодальности и поведения жестов, в частности, в контексте лекторского диалога, такое описание представляется не вполне адекватным.

Ниже формулируется и обосновывается одно важное положение, касающееся описания жестов: объектом лексикографического описания должны быть как жесты в целом, так и те знаковые телесные компоненты, которые играют важную роль в образовании жестов. Такое описание показывает, какую роль играют телесные компоненты в описании формы и смысла целого невербального или смешанного выражения (жеста, комбинации жестов, сочетания жестов с речевыми единицами и др.).

Телесные компоненты в описании жеста могут играть разные роли. Во-первых, они могут входить в состав активного органа, участвующего в его производстве. Например, в разных мануальных жестах может быть несколько телесных компонентов, существенных для исполнения жеста (это могут быть ладонь, ребра ладони, кисть, пальцы и др.). Во-вторых, бывает так, что наличие определенных телесных компонентов в составе жестовой формы является непременным условием правильного употребления соответствующего жеста в диалоге. Так, для описания синтаксической комбинации, состоящей из определенного жеста благодарности и ее словесного выражения, важны участие рук и их положение на груди. Мы имеем в виду здесь жест благодарности приложить руку к груди.

На то, что благодарность исходит из сердца, указывает не только данный жест, но и такие высказывания, как Сердечно вам признателен; Благодарю вас от всего сердца и др. Грудь и положение рук на ней, точнее передаваемый такими телесными компонентами смысл, в жесте хорошо соединяются со смыслом приведенных высказываний. В группе знаковых движений, прерывающих контакт с собеседником³¹, таких как отвернуться, отвести глаза, опустить глаза, резко повернуть голову в сторону и т. п., телесный компонент с наиболее высокой коммуникативной значимостью – это признак переменной ориентации соответственно тела, глаз и головы (см. §5 гл. II т. 1). Именно смена ориентации соматического объекта часто сопровождает такие выражения, как Видеть тебя не хочу!; Глаза б мои на тебя не смотрели!; Стыдно!; Не смотри на меня! и др.

При образовании сложных жестов из простых знаковых единиц (синтез жестов) или при членении сложных жестов на простые знаковые компоненты (анализ жестов) мы сталкиваемся непосредственно с проблемой, известной в лингвистике и семиотике под названием проблемы композициональности.

Проблема композициональности непосредственно связана с употреблением простых языковых единиц в составе более сложных. Ее решение состоит в ответе на вопрос, является ли смысл целого сочетания суммой смыслов его частей, то есть «складываются» ли смыслы без каких-либо наращений или редукций. Известно, что чем более идиоматичной является языковая единица, тем больше вероятность, что принцип композициональности не соблюдается. Так, смысл фразеологической единицы никогда не равен сумме смыслов частей, даже если эти части представляют собой существующие в языке лексические единицы, ср. фразеологизм съесть собаку.

Проблема композициональности в языке жестов распространяется и на внутренний, и на внешний синтаксис. Больше того, можно говорить о композициональности resp. некомпозициональности также и физических реализаций жестов.

Рассмотрим пример, показывающий роль отдельных телесных компонентов в описании жестов, и посмотрим, «складываются» ли они с телесными компонентами в составе того же жеста или, возможно, в составе других жестов (а если складываются, то при каких условиях). При этом, что важно, такое сложение может касаться либо исключительно смыслов, либо исключительно форм, либо и того и другого³².

Хотя приводимый ниже пример – это жест не из разряда лекторских, аналогичные проблемы встают и при синтезе/анализе лекторских жестов.

Иллюстративный жест бить себя в грудь³³, то есть жест, в норме сопровождающийся определенными словами, имеет сложную семантическую организацию. В его толкование входят несколько смысловых компонентов, соответствующих одному и тому же компоненту формы жеста – «контакт руки с грудью». Эти смысловые компоненты таковы:

(а) ‘жестикулирующий считает слова, сопровождающие данный жест, истинными’.

Данный смысловой компонент в русском языке жестов и в русском языке соотносится с сердцем, которое находится в груди. Положение рук на груди хорошо сочетается с этим смыслом, о чем говорят многие данные. Так, в русской культуре слова, чувства и поступки, идущие от сердца, считаются искренними и потому истинными – ср. предложения От всего сердца за вас радуюсь; Она всегда поступает, как велит сердце. То, что вырывается из груди, что трудно скрыть, тоже считается истинным.

О связи груди и сердца с истинностью и искренностью говорят также факты, относящиеся к русскому языку тела. Сопоставим жест бить себя в грудь с жестом приложить руку к груди. Жест приложить руку к груди является многозначным и в своих трех значениях соотносится соответственно со смыслами ‘умоляю’, ‘убеждаю’, ‘благодарю’, а каждый из этих смыслов, в свою очередь, связан с компонентами ‘искренность’ или ‘истинность’. Таким образом, именно телесный компонент «контакт руки с грудью» в обоих жестах передает смысл, о котором мы здесь говорим.

(б) ‘жестикулирующий указывает на себя’³⁴.

В русской культуре такое указание регулярно соотносится с частью тела «грудь» – в отличие, например, от китайской культуры, где смысл ‘указание на себя’ передается физически указанием на нос, то есть физическая реализация этого смысла иная.

(в) ‘жестикулирующий ручается в том, что его слова истинны’.

О связи данного смыслового компонента с физическими, телесными компонентами говорят следующие факты. Во-первых, глагол ручаться и имя рука являются однокоренными словами; кроме того, письменное поручительство нередко закрепляется подписью, которая делается рукой, а устное поручительство скрепляется рукопожатием. Во-вторых, рассматриваемый смысловой компонент связан с еще одним телесным компонентом, а именно с грудью, но эта связь выявляется в результате более сложного и глубокого анализа. Дело в том, что смысл ‘ручаться’ связан со смыслом ‘клясться’ – их связывает по крайней мере смысловой компонент ‘уверенность субъекта в истинности произносимых слов’. Клятва же является не только обыденным, но и культурно значимым речевым актом (не случайно существуют специальные предметы клятвы, подчеркивающие культурную значимость этого акта: тфилин³⁵, перстень, крест). Очень важно тут, что нательный крест носят именно на сердце (а сердце – это вместилище души), поэтому, совершая жест бить себя в грудь, жестикулирующий указывает на место, где располагается крест. См. также другие русские жесты, связанные с грудью и крестом: перекреститься и скрестить руки на груди.

Другой смысловой компонент, входящий в толкование жеста, это ‘жестикулирующий пытается убедить в чем-то адресата’. Он частично реализуется в телесном компоненте «взгляд в глаза адресату». ‘Убеждение’ связано с ‘пониманием’, а по глазам можно прочесть, понимает человек сказанное ему или нет. Взгляд в глаза в русской культуре сопровождает многие семиотические акты, такие как клятва, убеждение, мольба, выражение благодарности.

Интенсивность желания убедить адресата передается в этом жесте также и физическим компонентом ‘многократность <исполнения жеста>’. Данный компонент характеризует многие жесты, связанные с интенсивностью, ср. перебирать пальцами, топать ногами, бить поклоны, раскланиваться. Выражение интенсивности и многократность жестикуляции связаны с высказываниями, которые содержат повторы, например, Да-да-да!; Ни-ни-ни!; Приду, приду, приду! Ну сейчас, сейчас. Кроме того, эти смыслы и передающие их невербальные единицы согласуются со смыслами отдельных естественно-языковых высказываний, обычно тех из них, которые сопровождаются силовыми жестовыми ударениями. Это такие высказывания, как Ну сколько же раз тебе это можно говорить!; Раз, два, три!, и т. п., а также тексты считалок.

Выявленные смысловые компоненты, закрепленные за теми или иными знаковыми составляющими жеста, складываясь, дают смысл самого жеста бить себя в грудь. Преимущество лексикографического описания, построенного по принципу композициональности, состоит в следующем: оно позволяет описать значения жестовых морфем, выявить разные смысловые связи семантических составляющих в пределах жеста и через них – связи данного жеста с другими.

Характеризующие дейктические жесты в лекторском дискурсе являются композициональными: они складываются из смыслов ‘Y показывает на Х’ и ‘Y передает информацию (сообщает нечто) об Х’. Однако их композициональность не прямая: компонент ‘Y показывает на Х’ является дополнительным ассертивным компонентом, то есть ниже рангом, чем основной смысловой компонент. Таким образом, операция сложения смыслов предполагает здесь дополнительное преобразование – понижение в ранге одного из компонентов.

Правила образования сложных жестов из простых или из отдельных компонентов простых жестов должны учитывать, что средством поверхностного выражения смысловых компонентов в составе жеста могут служить также разные телесные признаки, в частности разные формы и размеры соматических объектов.

Проиллюстрируем это на двух примерах.

(а) Рассмотрим жест «шлагбаум», физическая реализация которого такова: одна или обе выпрямленные руки стоящего человека вытянуты горизонтально в сторону (стороны). Такие положение и форма рук напоминают положение закрытого шлагбаума (отсюда номинация жеста) и передают смысл ‘проход/проезд закрыт’. Другой компонент этого жеста – напряженный взгляд, устремленный на адресата и приказывающий ему остановиться. Соединение жестов рук и глаз передает приказ адресату остановиться перед закрытым проходом или проездом.

(б) Форма «согнутая спина» реализует смыслы ‘уважение/почтение’, ‘унижение’ в разных русских поклонах. При этом существенно, что жестикулирующий не смотрит на адресата, например, исподлобья, а смотрит вниз. Таким образом, уважительный поклон – тоже сложный жест. Сложными жестами являются также мусульманский ритуальный поклон сужда, жесты преклонять колени, реверанс и некоторые другие.

***

Выше мы изложили некоторые результаты комплексного исследования особенностей взаимодействия невербальных и вербальных знаков в устном лекторском диалоге. На примере лекторских жестовых ударений и двух разновидностей дейктических жестов мы попытались показать, что многие из этих знаков являются обязательным элементом устного коммуникативного акта и что жесты с разными формальными и смысловыми характеристиками отличаются своими связями и соотношениями с другими знаками, выступающими в лекторском диалоге. Особое внимание было уделено проблеме мультимодальности, точнее взаимодействию дидактических указательных жестов с речевыми актами и высказываниями различной иллокутивной силы. При этом было показано, что отдельные лекторские дейктические жесты сопровождают речевые единицы с настолько высокой степенью обязательности, что эти жесты могут служить диагностическими элементами и маркерами иллокутивной силы высказывания.