– 2 –

От освещения на съемочной площадке было жарче, чем обычно. Даника чувствовала, как потек грим. Благо, его много не требовалось. У нее были широкие, славянского типа скулы и безупречная кожа. Гримерша всегда слегка подчеркивала черты лица румянами и оттеняла искрящиеся глаза подводкой, но сейчас на лбу у Даники выступили бисеринки пота.

– Помни, мы обещали не задавать вопросов о его ориентации, – напомнил Лон. Он показал на пачку листков в своей руке. – Не отклоняйся от темы «парень из Чикаго покоряет Голливуд». Спроси, как они ладили на съемках с Робом Лоу, Мелом Гибсоном и Дженнифер Энистон. Как парню, выросшему на Среднем Западе, живется в Лос-Анджелесе. Про геев даже не заикайся. Здесь его родина, и он не хочет муссировать эту тему.

– Будто его семья и друзья не читают «Пипл» и «Нэшнл инкуайрер», – Даника скорчила гримасу.

– Будь паинькой, ладно? – Лон ушел со съемочной площадки, когда помощник режиссера объявил группе: «Одна минута!»

Даника шагнула на сцену и устроилась в кресле ведущей в самом центре. Линни, гримерша, кинулась к ней, быстро промокнула тампоном лоб и снова исчезла, потому что начался отсчет: «Через пять, четыре, три, две…»

– Доброе утро, Чикаго! – улыбнулась Даника. Она подняла кружку кофе и сказала. – Надеюсь, вы уже приняли дневную дозу кофеина. Если нет, ничего страшного, мы приготовили для вас великолепное шоу, поэтому разбудим вас, несмотря ни на что. Сначала у нас в гостях Брайан Джеймс, восходящая звезда из Норт-Сайда, Чикаго, который покоряет Голливуд. Сейчас лето, а значит, появится очередной блокбастер Брайана. А чуть позже мы встретимся с Хетер Уэст, бывшей танцовщицей из Ригливилля, выпустившей собственную марку энергетических батончиков. Она настоятельно рекомендует держать их на тумбочке, они могут пригодиться после долгой бессонной ночи, чтобы хватило сил на «еще разок».

Даника удивленно и насмешливо подняла одну бровь, смотря в камеру.

– Ума не приложу, на что она намекает, а вы? Но мы постараемся это позже выяснить. А сейчас встречайте Брайана Джеймса!

Оркестр заиграл мелодию, приглашающую гостя, и на площадку вышел худой темноволосый актер, улыбаясь на публику пухлыми губами, от которых последние три года женщины просто сходили с ума. Даника поднялась, чтобы пожать ему руку, и едва сдержала гримасу ужаса, ощутив спазмы в животе. Она молила, чтобы микрофоны не уловили звука. Ее скрутило хуже, чем утром. Все тело ломило, даже десны набухли. Утром при чистке зубов она заметила кровь.

– Мы рады тебя видеть, – сказала она, начиная с обычных любезностей. А внутренне заволновалась, вдруг не дотянет до конца шоу.

– Я так рад, что приехал домой, – ответил Брайан, улыбнувшись при выкрике из аудитории: «Брайан, мы тебя любим!»

– Сколько у тебя фильмов вышло за последние пару лет, штук шесть? – спросила Даника.

– Да, верно.

– Когда же ты спишь? Небось, при таком плотном графике тяжеловато вести светский образ жизни? Ты с кем-нибудь встречаешься?

– Да, запарка жуткая, конечно, – согласился он. – Но мне нравится. Сейчас я полностью сосредоточился на работе.

– Каково это работать с Робом Лоу? – спросила Даника, мечтательно взглянув в камеру. – Он такой сексапильный, верно?

Брайан не попался на приманку.

– Боб – отличный парень и прекрасный актер, – сказал он, а потом рассказал курьезный случай, как они на съемках в джунглях вместе взбирались на дерево.

– Наверное, сниматься в Бразилии так долго было жарковато. Часто Роб Лоу ходил без рубашки? От этого и я бы растаяла. Как у него кубики, выступают?

Брайан засмеялся.

– На тех съемках мы щеголяли чуть не нагишом, но там столько пиявок, что приходилось…

– Расскажи о Меле Гибсоне, – перебила Даника. – Он все еще хорош собой? Конечно, он уже в годах, но все же…

– 3 –

Через пятьдесят минут Даника через силу улыбалась в камеру, стоя с «энергетическим» батончиком Хетер в руках. Но как только на второй камере погас индикатор «запись», опрометью бросилась прочь со сцены. Во время съемок тошнота все усиливалась, и когда она беседовала с Хетер о сексе и фастфуде, ее бросало то в жар, то в холод. Ее тошнило от мысли, что можно съесть один из этих батончиков с добавкой женьшеня, который должен добавить сексуальным ощущениям остроты, или тот, что сделан из какого-то уникального растения якобы с эффектом как у кофеина, только с усилением либидо. В желудке урчало, но ей было нехорошо. – Ну молодец, – проворчал Лон, когда она проскочила в дверь. – После такой выходки нам Брайана Джеймса больше не заманить.

– Что такое? – Даника была сама невинность. – Я ни разу не спросила его о любовниках.

– Нет, – подтвердил Лон. – Ты просто пять раз спросила его о том, каких актеров он считает сексуальными. И вопрос как он любит есть бананы, быстро или медленно – просто хит сезона.

– Жаль, что я не догадалась оформить на него авторское право, – помечтала она.

– Господи, Даника, и чего ты на Брайана взъелась?

– Не сейчас, – оборвала она.

Тошнота подступала, и в животе продолжало урчать, глаза расширились и их заволокло красной пеленой. Даника почувствовала тяжесть в желудке, а потом к горлу подкатила жгучая волна, выплеснувшись кислой отрыжкой.

– Мне надо прилечь.

– Хотите энергетический батончик? – предложила Хетер.

Даника помотала головой, чувствуя рвотные позывы. Она стремглав бросилась в туалет и, как только открыла дверь, тошнота взяла свое. Изо рта на пол хлынула темная жижа, и Даника не стеснялась в выражениях.

– Твою мать, – вырвалось у нее, и она поплелась к раковине, оставляя след на полу.

– 4 –

– Ты что-то похудела, – заметила Мила Дубов, открывая дверь квартиры на третьем этаже. – Мне, конечно, льстит, что ты вспоминаешь про меня только когда болеешь. Знаешь, я ведь тут все время, а не только, когда тебе захочется доброго борща.

– Хоть бы обняла сначала, а уж потом нотации читала, – ответила Даника сестре.

Они были такие разные, словно день и ночь. Несмотря на одинаковые с сестрой точеные фамильные скулы, Мила была блондинкой и имела более бледный, хрупкий вид. Унаследованные от матери кристально голубые глаза у Даники выглядели обольстительно, а у Милы целомудренно.

Мила закрыла дверь и распахнула объятия. Даника прильнула к сестре и склонила голову ей на плечо. Мила была словно любимая подушка – теплая, мягкая, родная. От нее пахло домом, даже после стольких лет жизни порознь.

– Я так соскучилась, – сказала Даника, отстраняясь с урчащим животом и распухшим горлом.

– Интересный способ выражения, – заметила Мила.

– Лежачего не бьют.

– А если другого случая не будет?

– Да поняла я, поняла! – Даника зажала ей рот ладонью. – Сначала накорми, потом шпыняй. Мне надо срочно встать на ноги, а то уж целую неделю мучаюсь.

– А что, к врачу нельзя пойти?

– При такой простуде лучше бабушкиного супчика ничего не поможет, а варить его умеешь только ты.

– Скоро будет готов, – пообещала Мила и пошла на кухню помешать суп.

В комнате запахло чесноком и куриным мясом. При виде Милы, пробующей юшку и достающей из шкафчика специи, у Даники скрутило желудок. Ее кинуло в жар, и снова заболели десны. Раньше ее тоже кидало то в жар, то в холод, но разве при гриппе ноют зубы?

– Ты разговаривала с Дмитрием? – спросила Мила из другой комнаты.

– Сто лет назад, – ответила Даника.

Приходилось признать, что общение с родными у нее как-то не складывалось, хоть она их и любила. После того как брат в прошлом году переехал на восточное побережье, они созванивались всего пару раз.

– Ну, по крайней мере, ты игнорируешь не только меня.

– Да уж, своей стервозностью стараюсь никого не обделить, – засмеялась Даника.

И вдруг смолкла от резкой боли, пронзившей глотку и горло. Дыхание перехватило, и она скрючилась на диване. Живот словно опоясало и сдавило колючей проволокой. Из глаз посыпались красные искры, затуманивая взор, и Даника застонала.

– Боже, что случилось? – спросила Мила, вбегая в комнату.

И тут Даника клубком скатилась с дивана на пол, подергиваясь в конвульсиях всем телом.

Из горла вырвался гортанный стон, все тело словно занялось огнем. Мила склонилась над ней, положив руки на плечи. Огонь в груди Даники разгорался все жарче.

– Больно, – простонала Даника, пытаясь смотреть на Милу. – Все горло и желудок печет.

– У тебя глаза покраснели, – заметила Мила, глядя в лицо сестре. – Даника, тут не бабушкин супчик нужен, а врач.

Глаза Даники наполнились слезами.

– Не знаю, – прошептала она. – До сих пор так плохо не было. Пока сюда не пришла…

– Тебе нужно бы заняться своим здоровьем, милая, – заметила сестра, поднимая ее и крепко прижимая к себе. Обняв сестру в ответ и уронив голову ей на плечо, Даника ощутила новую вспышку боли во рту и горле. От тепла сестры, согревающего грудь, от знакомого запаха Милиной шеи, от щекочущих нос волосков у нее помутилось в голове. Даника открыла рот, чтобы зевнуть, но вместо выдоха изо рта вылезло что-то другое.

Острое.

Ненасытное.

И оно впилось Миле в шею, словно пиранья.

Мила закричала, но этот звук только подхлестнул Данику, и она впилась сильнее в плоть. Ее охватило доселе неведомое возбуждение, пронзившее все тело, острое, смертоносное, как электрический разряд.

Казалось, вселившийся в нее зверь полностью вытеснил остатки разума куда-то на задворки сознания. Чудовище овладело ее костями, а его зубы каким-то образом очутились вместо ее собственных. В тот момент Даника чувствовала лишь облегчение, впервые за столько дней терзавший ее голод и тошнота наконец отступили. Когда горячая кровь полилась в ее горло, она опьянела. Боль сменилась бурным наслаждением. В паху запульсировало, словно от оргазма, ноги окрепли и чуть не понесли неведомо куда, руки налились невероятной силой и словно тисками сжали спину визжащей и вырывающейся сестры.

– Даника, прекрати, – кричала Мила срывающимся, слабеющим голосом. – Да что с тобой происходит? Что ты делаешь? Мне больно… Даника, пожалуйста…

Сестра затихла. Мила смотрела на Данику, но уже не сопротивлялась. Даника снова и снова впивалась зубами в мягкую белую плоть за ухом Милы. Наконец она припала к одному месту и вволю нахлебалась густого нектара жизни, отдающего железом. Глаза заволокло красной пеленой.

Казалось, каждый глоток отдавался маленьким оргазмом в желудке и внизу живота. Она вся отдалась чувствам, не пытаясь понять, что происходит. Просто расслабилась. Настолько, что даже не видела перед собой Милу. Она видела одну кровь и машинально пила, пила ее, пока поток не иссяк, а живот не отяжелел от сытости.

Потом Даника села на корточки и, словно дикая кошка, слизнула кровь с ладоней и губ, пока туман в голове не рассеялся, и она не начала понимать, что сотворила.

Она вынула окровавленный палец изо рта и уставилась на алые пятна на руках.

Разум вернулся, и в груди все сжалось от ужаса. Перед ней на полу гостиной на спине лежала Мила, неловко подвернув ногу под неестественным углом, с неподвижным лицом и застывшими открытыми глазами. Под рваными ранами на шее цветастая розоватая блузка взмокла от крови. Из поблескивающих ран еще сочилась кровь.

– О Господи, – прошептала Даника и наклонилась, прижав ладони к щекам Милы. – Прости, детка. Прости, прости.

И впервые за многие годы Даника Дубов заплакала. Мила неподвижно лежала на том же месте. Даника поняла, что убила сестру.

Когда слезы иссякли, она глубоко вздохнула и взяла себя в руки. Стянув окровавленную блузку, она помылась в раковине и нашла в шкафу свежую рубашку.