Бедфорд-стрит, 75, Нью-Йорк, 8 октября, 9:46.
За пять дней до события В.
Майкл Фэйн сидел на полу своей квартиры, забившись в угол за комодом. Это было самое укромное место, где он мог спрятаться.
Висящий на стене спальни плазменный телевизор вещал ужасные новости. Репортерша, та узкоглазая телка, все никак не унималась, слушать такое было просто невыносимо. Но пульт лежал на кровати, а он не отваживался шевельнуться. Просто не мог.
«…источники в управлении сообщают, что до сих пор практически не сталкивались с настолько жестокими убийствами, – сказала Юки Нитобе. – Власти закрыли прессе доступ к месту преступления, но “Региональные спутниковые новости” располагают эксклюзивным видеоматериалом с места событий. Вниманию зрителей: сейчас мы покажем шокирующие кадры, которые не рекомендуются к просмотру несовершеннолетним и лицам с неустойчивой психикой».
«Боже, – подумал Фэйн. – Она раздувает шумиху только ради рейтингов».
Понятное дело, после такого заявления никто не оторвется от ящика.
На экране появились кадры, снятые явно скрытой камерой на лацкане пиджака или камерой в тюбике от губной помады. Изображение было смазанным, дрожало, расплывалось, но это лишь подчеркивало особую реалистичность жутких подробностей. В кадре виднелось что-то неясное, скорее намек, чем откровенный кошмар. Но Фэйн знал, что так даже хуже. Кровь на стенах, бесформенная масса на полу, вытянутая рука в кровавых разводах. Остальное додумают сами зрители, представляя самое ужасное и упиваясь этим, как та дьяволица под личиной репортерши.
Фэйн сжал кулаками виски, крепко зажмурился и стиснул зубы, сдерживая рвущийся из груди вопль. Он пытался.
Кроме него во всем здании, в остальных четырех квартирах, никого не было дома.
Никто не услышал его нескончаемых диких воплей.
Департамент полиции Нью-Йорка, шестой участок, 12 октября, 18:07.
За один день до события В.
Узнав, кем работает Суонн, заключенный надолго застыл с отвисшей челюстью, уставясь в зеркало, не в состоянии выдавить ни звука.
Обычно, когда Суонн представлялся антропологом, к нему сразу теряли всякий интерес. Когда сообщал, что он эксперт по вампирам, людям это казалось забавным, словно они встретили взрослого человека, который занимается какими-то глупостями. Так обычно смотрит персонал отеля на сборище фанатов «Звездного пути».
Наконец арестант закрыл рот, но на его глаза навернулись жгучие слезы. Он на мгновение отвел взгляд, уставясь в пустой дальний угол, потом спрятал лицо в ладонях и согнулся словно от удара под дых.
У Суонна промелькнула мысль, что такое описание недалеко от истины.
Суонн откашлялся.
– Извините, – сказал он.
Заключенный только помотал головой.
– Правда, – сказал Суонн. – Извините.
– За что? – спросил арестант, не поднимая головы.
– За то, что так бестактно и грубо вывалил это все на вас.
Мужчина медленно выпрямился, будто превозмогая боль. Все лицо в слезах и соплях, перекошено страданием. Он шмыгнул носом, но вытирать его не стал.
– Ну, наверное, пора назвать вещи своими именами?
– Мы пока не торопимся вешать ярлыки.
– Ага, конечно. Копы не притащили бы тебя сюда, если бы не знали, что происходит.
– Нет, – сказал Суонн. – Вы не совсем верно представляете. Полиция не знает, что творится. Никто не знает. Они пытаются понять.
Арестант фыркнул.
– Да ладно, – сказал Суонн, – вы же не станете спорить, что ситуация сложилась необычная и для вас, и для полиции.
– Может и так, но больно шустро они сгоняли за сраным Ван Хельсингом. Значит, у них есть какие-то соображения.
Суонн наклонился ближе к стеклу.
– Ладно, допустим. Но скажите, Майкл… Простите, как вас лучше называть, Майклом или мистером Фэйном?
– Как хочешь. Лучше «Майкл».
– Майкл, не Майк?
– Майкл.
– Ну тогда Майкл. Скажите, Майкл, как бы вы поступили на их месте, если бы расследовали подобное дело?
– Пожалуй, на такие вопросы мне лучше не отвечать.
– Почему?
– Это же подстава, да?
– Вовсе нет. По крайней мере, я не собирался вас подставлять, и не забывайте, что я не коп, я здесь, чтобы помочь, посоветовать что-то. Хочу понять, что происходит.
– Зачем?
– Потому что это необходимо понять. Полиции, да и вам, думаю, тоже.
Если случаются провалы в памяти, вас это наверняка сильно пугает. Я бы боялся.
Фэйн пожевал губу, потом кивнул.
– Майкл, – сказал Суонн, – расскажите мне о последнем. Последнем провале в памяти. Когда вас арестовали.
Трайбека, Нью-Йорк, 8 октября, 7:16.
За пять дней до события В.
В следующий раз все было хуже.
Гораздо хуже.
Он проснулся в переулке.
Голый, грязный.
Весь в крови.
Майкл Фэйн лежал на земле, переполненный странными ощущениями во всем теле. Он ожидал боли, каких-то травм. Но ощущения были просто… удивительные.
Поначалу.
Даже не открывая глаз, он понял, что не в постели. Не в своей, и… не в чужой. Он попытался собраться с мыслями. Он вспомнил несколько последних дней, вспомнил стыд и ужас. Сокрушительное чувство вины и лютую ненависть к самому себе. Вспомнил, что заходил в церкви. Четыре или пять. Он даже не обратил внимания, к какой конфессии они принадлежали, какие были открыты – лишь бы можно было поставить свечи. Вспомнил, как сидел на церковных скамьях, самых дальних от статуй Христа и святых, склонив голову, сцепив руки до хруста костей. Молился.
Молился.
Умолял.
В тишине этих безлюдных святилищ.
Вспомнил, как вчера вечером выходил из одной церкви. Кажется, католической. Величественное, просторное, гулкое сооружение, из тех, где за спиной мерещится шепот духов. Он положил деньги в коробку пожертвований для бедных и зажег дюжину свечек. Молился несколько часов, хотя не мог припомнить ни одной молитвы, которые учил в детстве. Тогда он не придавал им такого значения, чтобы зубрить наизусть. За спинками скамей нашлось несколько книг, и он перелистывал их все подряд в поисках ключевых слов.
Милосердие. Прощение. Отпущение грехов. Искупление.
Фэйн вспомнил, как оставил одну из этих книг открытой на холодной деревянной скамье. Или… может, уронил ее на пол?
Он не мог точно припомнить, потому что потом начало твориться что-то странное.
Словно стало темнее.
Не вокруг. Наоборот, зрение у Фэйна даже обострилось. Он мог разглядеть любую мелочь, услышать любой шорох, учуять любой запах.
Даже воздух приобрел какой-то вкус, а прикосновение к полированной скамье вызвало целую гамму новых ощущений.
Нет, зрение его не покидало.
Это был свет его разума.
Он изменялся, то слабел, то затухал.
Его место заполняла бесформенная, беспросветная тьма, непроницаемая для любого звука, запаха, вкуса или прикосновения.
На какое-то мгновения он даже запаниковал, решив, что умирает. «Не дай бог умереть с таким грузом на сердце», – подумал он. Или взмолился вслух?
Потом он почувствовал, будто покидает свое тело. Такое бывало, когда он проваливался в сон сидя в кресле. Ощущение падения, словно душа выскальзывает из привычной оболочки. При этом он обычно вздрагивал, просыпаясь, и душа бросалась обратно, становясь единым целым с очнувшимся телом.
Но не в этот раз.
Поскольку тьма все активнее захватывала разум, он понимал, что сам ускользает. Теперь он сам исчезал во мраке, заволакивающем разум.
В какой-то переходный момент возникло странное ощущение, будто его тело встает на ноги. Но в то же время это было не его тело. Оно двигалось само по себе, без его ведома.
Он пытался крикнуть: «Нет!»
Но его поглотила тьма.
Теперь он оказался непонятно где спустя неизвестно сколько времени. Тьма уходила, спадая с него, словно брезентовый чехол со старой машины, оставленной на хранение. Разум пробудился, пыльный и заброшенный.
Он проснулся в переулке.
Открыв глаза, он увидел над собой высокую серо-зеленую стену мусорного контейнера. За ним возвышалось грязное кирпичное здание с десяток этажей. На черных зигзагах пожарной лестницы мерцали капли утренней росы. Кругом стояла жуткая вонь. Воняло гниющим мусором, испражнениями людей и животных, потом, мочой и…
В голове что-то щелкнуло, и разум Фэйна со всеми чувствами вернулся на место.
Он вытаращил глаза.
Стенка контейнера была не просто серо-зеленой, кирпичи были не просто грязно-красными. Все было заляпано кровью.
Чужой, это Фэйн понял сразу же.
Он с трудом поднялся на ноги. Он был голым.
Длинный переулок выходил на оживленную улицу, где виднелись машины, даже в такую рань здесь были люди.
От одного их вида его захлестнула паника.
Как ему теперь попасть домой? Голому, в крови…
И тут он что-то заметил. Торчащее из-под крышки контейнера, словно какой-то мусор. Согнутое, перекошенное, изломанное под неестественным углом.
Едва похожее на женскую руку.
Она явно была оторвана, просто прижата металлической крышкой контейнера.
Фэйн не хотел к ней прикасаться. Ему хотелось завопить и убежать оттуда подальше. Он ощущал, как из горла рвется дикий вопль.
Но дотронуться все же придется. Не до руки, до крышки. Фэйн дрожащей рукой поднял крышку контейнера, огромную, тяжелую, но она сдвинулась под его рукой, словно пушинка.
Как только он поднял крышку, рука с глухим стуком скатилась ему под ноги. Фэйн взвизгнул и чуть не уронил крышку. Он долго не мог оторвать от нее глаз, но все-таки потянулся к мусорному баку и заглянул внутрь. Там, среди разорванных мусорных мешков, грязных подгузников и пустых коробок от пиццы лежали останки женщины.
Она была не…
Не целая. И не одна.
Из контейнера на него смотрели три бледных лица. Все незнакомые, и вдруг его пронзила безумная мысль, что это самое страшное. Что они мертвы, разорваны на куски, лишены жизни и крови… но он не знал, кто это.
Он почему-то был уверен, что даже не спросил, как их звали, потому и не знал имен сейчас.
Просто мясо. Кровь.
Пустое место. Отбросы.
Фэйн вдруг понял, что действительно допускал такую мысль. Точнее, верил где-то в глубине души, а это еще хуже.
Он совершил грех. Чудовищный грех.
Последняя капля, переполнившая чашу.
Его наконец прорвало. Фэйн развернулся, изрыгая дикий вопль в смрадный воздух переулка.
От того, что случилось дальше, в памяти остались какие-то обрывки.
Он помнил, как мчался нагишом, не разбирая дороги.
Помнил, как орали люди, шарахаясь от него в разные стороны.
Сигналы машин, визг тормозов.
Удары и скрежет сталкивающихся автомобилей, резко тормозящих, чтобы его не сбить.
Чьи-то вопли. Окрики полицейских.
Он бежал от них. Бежал к ним.
Одно время он просто стоял посреди улицы и выкрикивал имя Господа, проклинал его, умолял поведать, как же так, и почему это случилось.
Потом его схватили.
Вспомнил, как размахивал руками, отбивался, толкался.
Крики становились все громче, по-прежнему чужие, крики ярости и боли.
И боль, когда полицейские окружили его со всех сторон с дубинками, перцовыми баллончиками и шокерами.
Падая на землю, Майкл Фэйн понимал, что его скрутили не силой. Он просто поддался.
Он этого хотел и надеялся, что его забьют до смерти.
О проекте
О подписке