Цитаты из книги «Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности»

Мы живем в мире, где положено чувствовать и положено переживать. Это мир впечатлений, мир экспириенсов. То, что не пережито, то, что не прочувствовано, квалифицируется как потеря. Например, вы стоите у Эйфелевой башни и ничего не чувствуете. Все фотографируются и восторгаются, а у вас – ничего. Где же ты, Франция? Где твоя особенная романтика, Париж? Все рады, а со мной что не так? Стоило ли ехать, если даже башня не в радость? А что насчет фондю в маленьком ресторанчике на Монмартре?

«Я для этого [чтобы начать чувствовать. – Прим. Н. С.] прошла 2 курса у психолога. Самооценка и Границы. Очень мощно! Особенно Самооценка. Там и про родительские установки, и про ограничения свои, и про Критика, и про синдром самозванца. <…> Мы всем чатом прорабатывали, делились между собой, искали установки и помогали друг другу переписать их. Помогал и дневник чувств, и упражнение на замедление в моменте, и на концентрацию», – советует одна из участниц закрытой фейсбук-группы в комментариях к посту о том, что делать с проблемой отсутствия чувств.

Однако даже сериалы говорят нам: вы не будете счастливыми без чувств – если вы их отрицаете, не понимаете или просто не чувствуете. Шерлок Холмс и доктор Хаус – блестящие аналитики, но острый ум и нежелание «идти на поводу» у эмоций или считаться с переживаниями других делают из них не лучших друзей, партнеров и коллег. Личная жизнь Саги Норен, детектива с синдромом Аспергера, не впечатляет. Шелдону Куперу просто повезло встретить Эми. А киллерша Вилланель из «Убить Еву» очаровательна, но ее жизнь не кажется наполненной особым смыслом вне, собственно, убийств.

Как думаете, является ли нормальным состояние, при котором ты как будто ничего не чувствуешь? Моя проблема заключается в том, что последние несколько лет у меня довольно странное состояние: меня ничего не интересует. Абсолютно ничего. <…> Почти любые события моей жизни не вызывают у меня никакой реакции. Мне абсолютно без разницы. Я чувствую себя каким-то овощем или бесчувственной машиной/куклой/просто телом. Это постоянное состояние нельзя назвать каким-то депрессивным или радостным. Оно никакое. Иногда мне даже нравится оно. Нравится ничего не испытывать. Иногда я испытываю, например, боль от музыки или книги и начинаю плакать. При этом в эти моменты мне кажется, будто во мне проснулся живой человек, кем должна быть я, который хоть что-то чувствует и наверно чем-то интересуется. Но это бывает очень редко. И то недолго. И я не могу не замечать своих чувств, как мне писали на одном форуме – их просто нет.

отношений. И именно такая коммуникация предполагает любовь, потому что нужно создать какую-то совместность, превышающую и вас, и его, должно появиться что-то большее. Что проще? Проще пойти и взять кредит, пусть ребенок успокоится. Чем больше возможностей взять кредит, тем больше соблазнов ни о чем ни с кем не договариваться. Когда в маленьком городе появляется микрокредитование, в нем начинают распадаться остатки сообщества, остатки

(эту идею «уплаты всех долгов» как главного жизненного приоритета подробно и саркастически разбирает в своей книге «Долг. Первые 5000 лет истории» антрополог Дэвид Гребер).

Таким образом, стремление к независимости на деле нередко погружает человека во все большую зависимость. Цепочка решений, направленных на сохранение лица, приводит его к крайней степени социальной изоляции – и в отдельных случаях даже к самоубийству (при этом в последнем случае долги, оставшиеся от покойного, становятся для родственников полным сюрпризом).

уровень потребления, – а иначе ты лузер. Это представление и подталкивает многих к тому, чтобы брать кредиты. Встает экзистенциальный вопрос: «В конце концов, я человек или кто?!»

Однако моральная цена кредита оказывается намного выше его заявленной формальной стоимости. Чем сильнее императив никому ничего не быть должным, тем выше моральные издержки любой просьбы о помощи и тем большую цену человек готов заплатить, чтобы об этой помощи не просить. В российском обществе потребления, для которого характерен высокий уровень социально-экономического неравенства, этот императив действует в контексте огромного разрыва в стандартах потребления. А учитывая, что в сегодняшней России возможности любой гражданской активности заблокированы и остается только потребление, – хотя бы потреблять хочется как следует. Наблюдая за развращенной элитой, рядовой гражданин думает: «Может быть, я в сто, в тысячу раз хуже его, но не в миллиард же раз, наверное!» И именно здесь у людей возникает представление о том, что считать свою жизнь состоявшейся

Когда в небольшом городе на центральной площади появляется маленькая дверка с надписью «Кредит», в нем начинают разрушаться последние остатки сообщества. Доступный кредит создает у человека ощущение полной неподконтрольности другим: «Я пошел и взял, и никому я ничего не должен рассказывать. Что они мне? Я свободный человек».