Читать книгу «Одной цепью. Современные семьи в рассказах и стихах российских авторов» онлайн полностью📖 — Коллектива авторов — MyBook.
 














































































На следующий день, когда в белом городе во всех районах повырастали разных размеров снеговики, Лере все-таки удалось разузнать хоть немного деталей. Ей понравилось, что дед действовал не спонтанно, а все просчитал. Заранее купил жене билет в театр на новогоднее представление. Дал ей денег, чтобы та выпила после театра с подругами десертного вина. Улыбнулся загадочно – ну что ж, свидимся. Вернувшись домой, накагоренная жена его и нашла. Посреди оленьих и лисьих голов в кабинете. Их дед отстреливал и вешал на стену. А вот свою голову не оставил – полностью раздробил. Может, для того, чтоб никто другой не повесил. Голову деда Лере было как раз жальче всего. Она была красивой. С белой пушистой бородой. Лера любила бывать в дедовом кабинете и смотреть мертвым животным в глаза, трогать их зубы, теребить их уши, придумывать про них истории. Ей даже не мешал тухлый запах – запах смерти, переставшей прятаться по углам и выбравшейся вот так откровенно наружу. Если бы дед сохранил целой свою голову, Лера бы тоже могла продолжать рассматривать его глаза, трогать зубы, теребить уши, плести косички в его бороде, с ним разговаривать. Но дед о ней не подумал и ничего ей не оставил. За это Лера была на него зла. А еще была зла за то, что он так и не дождался, когда родится ее брат, который должен был всех спасти. Но потом решила, что раз дед не дождался, значит, брат никакой не спаситель. И сама перестала его ждать. Никому не нужный брат родился не вовремя, когда всем было не до него, и тут же помер.

Когда Лера в новогоднюю траурную ночь спросила у отца, зачем же дед совершил такое, тот не стал ничего подробно объяснять. Сказал одно: жена довела. Лера обрадовалась. Она больше не злилась на деда. Теперь она злилась только на бабку, из-за которой она никогда не сможет снова обнять дедморозную дедову голову. Ведьма старая. Когда били куранты по телевизору, Лера пообещала себе никогда такой не быть.

Но одно хорошее дело бабка все-таки сделала – родила отца. Насчет тети Маши, бабкиной дочери, у Леры были сомнения.

* * *

Стояли девяностые на дворе. Но вообще-то не только на дворе. В квартире тоже: сникерсы, пленочные кассеты, журналы Cool Girl и много марочных этикеток валялись на полках. Кем работает папа, Лера не особенно понимала. Вроде бы изготавливал тыквенные и персиковые соки и переклеивал акцизные марки с одних бутылок водки на другие, постоянно подписывал какие-то документы, которые ему приносили в черных чемоданах по вечерам, и запрещал отвечать на телефонные звонки. Иногда всей семье приходилось быстро собирать вещи и уезжать куда-то на несколько дней, месяцев или лет. Лере это в целом нравилось – приключения. Так она побывала в Харькове, Киеве, Москве. Еще ей нравилось, что никто от нее не требовал хорошей успеваемости в школе. Какая тут успеваемость, если только и успеваешь, что менять одну школу на другую, проходить очередной медосмотр, заново заводить дневник или щоденник и запоминать имена новых одноклассников и учителей.

Тот киевский вечер, когда мать вернулась в разодранных колготах, Лера помнила хорошо. Шел дождь. Они с отцом спорили на камень-ножницы-бумагу, что будут сейчас смотреть – «Улицы разбитых фонарей» или «Ее звали Никита», и Лера выиграла. Уже только от одной музыки на заставке ее тело покрывалось мурашками – на-чи-на-ет-ся! В разных сериях Никита появлялась то с челкой, то без, и Лера все никак не могла определиться, какой образ ей нравится больше. Свою челку она накручивала на колючий, как липучка, салатовый бигудь, а потом брызгала лаком. На этот раз Никита была с двумя косами, и Лера решила завтра в школу сделать такие же. Папа отправил маме сообщение на пейджер, второе за последний час, но ответа снова не последовало. Он закурил. На экране Никита ловко спрятала под подушку пистолет. Намечалась эротическая сцена, и Лера пошла на кухню делать мятный чай. Послышался звон ключей. Маму Лера толком не успела разглядеть, только ее разорванные колготы с люрексом, окровавленные колени и мокрые волосы. Папа тут же приказал Лере – а ну марш в свою комнату. И она послушно замаршировала, так и не узнав, чем закончится серия. У нее давно уже пошли месячные, но отец по-прежнему считал, что она до чего-то еще не доросла, что ей не все можно рассказывать.

Дверь Лера прикрыла, оставив щелочку. Папа усадил маму на диван, дал ей воды и спросил – сколько их было. А потом уточнил – где. Мама сквозь слезы назвала адрес сауны. Лера видела в щель, как отец ринулся в спальню и через минуту появился с ружьем. Выбежал, захлопнув за собой входную дверь. Его не было всю ночь. Всю ночь продолжал идти дождь. Мама всю ночь сидела в ванной. А Лера всю ночь перечитывала письма в редакцию Cool Girl, где подростки делились своими проблемами. Особенно ей нравилось письмо, в котором мальчик рассказывал, что изнасиловал курицу, когда гостил в деревне у бабушки и дедушки, а редакция советовала попросить у курицы прощения. Ладно, если бы это был хотя бы страус, у него отверстие больше, а тут – маленькая курочка, маленькая дырочка, писали они.

Папа вернулся под утро, когда Лера уже успела перечитать все журналы и заплести две косички. Приняв душ и включив стиральную машинку, он сказал матери: давно в Крыму не были, по морю соскучился, по запаху водорослей и кипарисов, и школа малой вроде нравилась, дождь прекратился, дорога высохла, через несколько часов едем, собирайтесь, а я пока подремлю. У двери лежало ружье, завернутое в старую тряпку, и стояли отцовские ботинки, все в дремучей грязи, будто бы тот побывал в них в лесу. Лера посмотрела в зеркало на свою новую прическу, вздохнула и достала из шкафа всегда готовый к сборам чемодан.

Вернувшись в Крым, Лера, как обычно, первым делом хотела пойти с отцом в любимую церковь. На одной из фресок Бог напоминал ей ее деда с красивой бородой, и, стоя перед ним, Лера всегда что-нибудь просила: интересных событий, сережек, покрупнее груди, мира во вселенной. Но отец сказал – ты иди, а я на улице подожду, мне нельзя туда больше. Лера понимала, что это связано с киевским вечером и мамиными разодранными колготами. Она разозлилась на мать: из-за нее отец теперь не будет заходить к деду-Богу.

Лера поставила свечку и перед нужной фреской пообещала никогда такой, как мать, не быть.

* * *

Смотреть на то, как болеет отец, как его сильное тело пожирает рак и желудок перестает переваривать даже жидкую пищу, Лере не пришлось. На тот момент она уже поступила и уехала учиться в Москву. Похороны она помнила плохо. На поминках Лера съела тарелку куриного супа с лапшой, как того требовали традиции, и ее, тоже вполне в традиционном духе, сразу стошнило. Папин друг из Киева, футбольный тренер, принес ей рюмку водки. Выпей, малая, отпустит, сказал он и присыпал землей вылившиеся из Лериного рта лапшичины. Друг был одногодком отца, напоминал его в профиль и говорил обо всем так же, как отец, со знанием дела. Вечером он попросил у Лериной мамы разрешения забрать дочь покататься по городу, пусть развеется. Лера взрослая – чего спрашиваешь, сказала мать, которой хотелось побыть одной. Чего хотелось самой Лере, она не знала. Разве что выветрить запах мертвой курятины и последнего поцелуя в холодный пожелтевший лоб. Лера поехала.

Катались они недолго – город маленький, никуда не убежишь. Почти сразу они оказались в компании, где все слушали психоделику и пили чай. Ей тоже протянули чашку. Сказали – выпей залпом, как водку, почувствуешь облегчение. Лера выпила и тут же почувствовала. Облегчением это назвать было нельзя: будто белка в колесе, хочется куда-то бежать-бежать, а бежать некуда. Лера посмотрела на друга отца расширенными зрачками и закричала: идиот, у меня сердце слабое, мне наркотики нельзя, вези меня в больницу! Он испугался и тут же подогнал машину. В Москве Лера уже много чего перепробовала и знала, что сердце у нее на самом деле сильное. Но и панические атаки – тоже неслабые. По дороге Лера высунула голову в открытое окно и вдохнула осенний воздух. Ее длинные волосы развевались на ветру. Ты куда меня везешь? – спросила она. В больницу, как ты и просила. К черту больницу, вези… в Ялту, приказала Лера и громко включила музыку. Когда доехали до Ялты, Лере стало совсем хорошо. И в Ялте хорошо продолжалось. Вдали – горы с кедрами, вблизи – море с пальмами, набережная как из фарфора, на солнце блестит, городские кошки с мудрыми, все повидавшими глазами. Лера подстригла в Ялте волосы под мальчика, покрасилась в черный и была готова к перемене судьбы. Поэтому, когда папин друг предложил ехать с ним дальше, в Киев, она согласилась. Тут же забыла про учебу и про Москву.

По дороге они включили спортивное радио, где все еще вспоминали удачное выступление Украины на чемпионате мира по футболу и феноменальную серию пенальти. Лера ничего не понимала в спорте, но ей нравилось слушать эту непонятную, из другого – мужского – мира, речь и думать о том, что папин друг в этом во всем разбирается. Профи. Они мчались с журавлями наперегонки. Журавли улетали в очередные теплые края, Лера уезжала в очередную новую жизнь. На одном из поворотов их маршруты разминулись. Они подъезжали к Киеву, а в лобовое стекло дубасил град. Лере показалось, что с того киевского вечера, когда она была здесь в последний раз, в городе все изменилось. Как минимум новый мэр, сказал друг отца. Космос, обхохочешься. Сейчас покажу тебе нарезку в ютубе. Он включил ролик, и Лера, залившись смехом, забурилась в мускульные объятья.

* * *

Как-то все быстро произошло. Поженились быстро, быстро закончился секс, но ребенка успели зачать – тоже довольно быстро. Лера надеялась, что будет мальчик, но ее никто не спросил. Получилось по-другому. Лера была покладистой, помнила, что, даже если что-то не устраивает, важно мужа не доводить. Когда была беременной, думала, что ее потолстевшее тело его не возбуждает, можно понять. Как родила, сразу же похудела. Но муж будто бы и не заметил. Лера стояла перед зеркалом и рассматривала свое плоское тело. Может, ему не нравится, что такая худая. Бедра узкие. Ребра торчат. Груди как никогда не было, так и нет. Два пупырышка. Дочь приходится смесями кормить. Может, операцию?

Когда дочери было полтора года, Лера решила заглянуть с коляской к мужу на стадион. Там она впервые увидела, каким взглядом он смотрит на сильные, потные тела молодых мальчиков. Как дотрагивается до них. Как им улыбается. Остатки молока в ее крошечной груди тут же скисли. Ее чуть не вывернуло. Никогда, ни за что на свете отец не смотрел бы так. Вечером, выпив бутылку вина, Лера разделась перед мужем. Тот недоуменно на нее уставился. Я думала, тебя сиськи мои не устраивают, а тебе как раз нравится, что их нет, но то, что между ногами, тебя не возбуждает, потому что ты – пидор, я все видела, видела, видела, кричала она. Полученный синяк под глазом Лера замазала тоналкой и скрыла под темными очками. Но когда в следующий раз муж, нюхнув кокса, ударил ее в живот, Лера собрала вещи и уехала в Москву. Дочку ему оставила – куда ее с собой, в неустроенную жизнь, брать? Вот найдет нормальную работу, снимет хорошую квартиру и непременно дочь перевезет, говорила она себе год-второй-четвертый. Но когда с работой наконец определилась и присмотрела комнату с удобствами для двоих, наступило не самое подходящее для важных решений время. Майдан, Крым, санкции, война. Хуй ты ее теперь к своей мамаше отправишь в это кацапское крымское кодло, сказал муж ей по телефону. Хуй ты ее теперь в Москву возьмешь к вашему ебнутому на всю башку царю, прокричал он ей в скайп. А когда Лера приехала навестить дочь и попросила ту прибрать в комнате, пока не начались вечерние мультики, дочь тоже сказала – хуй тебе. И, подумав, добавила – пиздуй к своим маскальским хахалям, которые у нас Крым оттяпали.